Джон Пристли - Улица Ангела

Когда мистер Голспи два дня спустя попросил ее опять провести с ним вечер, она охотно согласилась, хотя за эти два дня не раз твердила себе, что, если он ей это предложит, она откажется. Потом они стали очень часто встречаться. Обедали вместе, а потом посещали всякие зрелища по выбору мистера Голспи. Посмотрели новую музыкальную комедию Джерри Джернингема и постановку «Кривого Зеркала»; два раза ходили в «Колладиум»; побывали в звуковом кино, а раз он, к ее восторгу, повез ее на большое состязание боксеров. Она по-прежнему знала о нем очень мало. Иногда он рассказывал какие-нибудь любопытные случаи из своей жизни, но все еще оставался для нее загадкой. Она ничего не знала о его планах, и по временам у нее мелькало подозрение, что он не намерен долго оставаться в Англии, но подозрение это было основано только на его случайных, неопределенных замечаниях. Она ни разу и близко не подходила к его квартире, не встречалась с его дочерью и никогда не слыхала от него ни единого слова об умершей жене (если эта жена умерла). Но несмотря на все, она воображала, что знает его так, как не знала до сих пор ни одного человека. Временами он обращался с ней просто, по-дружески, как старый дядюшка, и, прощаясь, трепал ее по спине или стискивал руку у плеча. Иногда же бывал циничен, грубо заигрывал с ней, и когда пытался ее облапить, а она отталкивала его, он ухмылялся и говорил вещи тем более отвратительные, что в них была доля жестокой правды. В такие минуты она видела в нем просто старого хама и пьяницу, он становился ей противен, и она презирала себя за то, что встречается с таким человеком. А иногда, когда после блаженного вечера вдвоем он тянулся к ней в порыве страсти, в ней тоже ответно загоралась кровь, и где-нибудь в темном уголке или в такси по дороге домой они целовались, обнимались крепко, с жадным напряжением. Однако ни единого слова любви не было сказано между ними, и после таких вспышек Лилиан, потрясенная, задыхающаяся, не могла решить, что же она собственно — женщина, влюбленная в этого чуждого ей, ни на кого не похожего человека, или взбалмошная дурочка, которая сегодня слишком много пила и веселилась и которой следует скорее идти домой, принять горячую ванну и вспомнить о здравом смысле и приличиях. Так все и шло, больше между ними ничего не было, но мисс Мэтфилд понимала, что долго это продолжаться не может. А пока, в промежутках между этими экскурсиями, она по-прежнему болтала и брюзжала в клубе, раз в неделю писала домой обычные письма и продолжала как ни в чем не бывало работать в конторе, где никто не знал о том, что с нею происходит.

Однажды вечером, провожая ее обратно в клуб, мистер Голспи сказал небрежно, как будто между прочим:

— А на южном побережье, я думаю, можно чудесно провести время. Какого вы мнения насчет того, чтобы прокатиться туда на будущей неделе, Лилиан? Можно заказать машину.

— Да, поедем! — воскликнула она не задумываясь, так как всегда мечтала о возможности проводить свободные дни вне Лондона, хотя бы и в январе.

— Значит, договорились? — спросил он поспешно, и в голосе его звучало торжество.

Но тут она вдруг поняла тайный смысл его вопроса.

— Нет, нет. Извините, я сказала, не подумав.

— Ах, она сказала, не подумав! Как это вам нравится! Вы слишком много раздумываете, мисс. Девушкам, особенно красивым, много думать не полагается. До того, как мы с вами встретились, вы только и делали, что раздумывали, — и я не заметил, чтобы вам от этого было очень весело.

Лилиан не отвечала. Она злилась — отчасти из-за того, что за этой шутливой колкостью не могла не видеть правды. Говоря с ней таким небрежным, грубоватым тоном, он умел как-то особенно выпячивать неприятную истину. Он домогался своей цели с необузданным упорством, но где-то в душе у Лилиан, как набат, звучал предостерегающий голос.

На сей раз он переменил тон:

— Ну-ну, никто вас не собирается обижать! Мы просто повеселимся, пока можно.

— Нет, спасибо, — возразила она спокойно, хотя против такого призыва ей устоять было гораздо труднее.

Он настаивал.

— Нет, не поеду. В другой раз, быть может, но не теперь. Нет, я серьезно говорю.

— Право, я в вас разочаровался. Ну что ж, попробую в другой раз. Иначе вы когда-нибудь пожалеете о своем упрямстве. Да, смейтесь, смейтесь…

— Как тут не смеяться? Мужчины несносны, право. Вы хотите добиться своего, чего бы это ни стоило… мне. А так как вам это не удается, вы обижены и разочарованы. И, слушая вас, можно подумать, что все делается исключительно ради моего блага.

— Так оно и есть, — сказал мистер Голспи весело, и она, не глядя на него, знала, что он улыбается. — Именно так. Оттого-то я и разочарован.

— Оттого-то я и смеюсь, — задорно сказала она, хотя ей было совсем не до смеха. — Смеюсь над вашим наглым эгоизмом. Хорош, нечего сказать!

— А я вам говорю, сударыня, что вы когда-нибудь пожалеете о своем упрямстве. Я спрошу вас еще раз. Подумайте.

— Нет, и думать не буду.

Но она думала об этом и, на беду свою, в ту же ночь, так что часы шли за часами, а она не могла уснуть. Возбужденная и требовательная плоть не хотела успокаиваться. Голова превратилась в громадную раскаленную арену, на которой, поднимая пыль, бешено галопировали мысли. И, беспокойно ворочаясь в темноте, она слышала вдалеке гудки ночных такси, тоскливые и навязчивые звуки в глубокой ночи, подобные зловещим сигналам бедствия.

— Куда ты идешь? — спросил мистер Смит и повернулся в кресле, чтобы взглянуть на жену, неожиданно появившуюся на пороге в пальто и шляпе. С лица ее еще не сошел гневный румянец, удивительно молодивший и красивший ее. Все же, какой бы молодой и эффектной она ни казалась, нельзя было позволить ей делать то, что она делала.

— Ухожу, — ответила миссис Смит с тем особенным взглядом и тем особенным голосом, которые всегда появлялись у нее во время разговора с ним после ссоры. «О Господи!» — мысленно воскликнул мистер Смит.

— Вижу, что уходишь, — сказал он вслух. — Но куда?

Она вспыхнула. Румянец запылал ярче, красивые голубые глаза метали молнии.

— Просто ухожу из дому — вот и все. Трясешься над каждым пенни, урезываешь меня во всем, так что дальше уж некуда, твердишь мне вечно: «Этого не покупай, того не покупай», — подглядываешь за мной, суешь нос во все, а потом устраиваешь мне сцены из-за того, что тебе что-нибудь не понравилось… Господи, да есть ли на всей нашей улице хоть одна женщина, у которой не найдется двух-трех неоплаченных счетов? А у большинства их куча! И все они покупают разные вещи в рассрочку, хотя их мужья зарабатывают далеко не столько, сколько мой… — Тут миссис Смит остановилась, — не потому, что запас ее красноречия иссяк, у нее нашлось бы чем закончить эту обличительную тираду, — а просто чтобы перевести дух. — И после всего этого еще докладывать тебе, куда я иду! Ты требуешь, чтобы я и в этом отдавала тебе отчет, да? Ну еще бы! Еще бы! — Она фыркнула так яростно, что у нее даже голова затряслась. — Тебе это было бы очень лестно, не так ли? Что ж, хорошо, буду приходить к тебе каждый раз за позволением истратить пенс или два. Буду спрашивать, можно ли мне пройтись по улице.