Анна Бригадере - Бог, природа, труд

Что да как, что да как? Десять вопросов в один присест. Девочка стиснула зубы, сжала губы, но все равно к такой атаке не готова. Что не скажет покупательница, то языкастая продавщица додумает, сама на свои вопросы ответит: так, мол, и так, так и так. Не первая такая девочка приходит. Людей она насквозь видит, знает, к каким причислить новую покупательницу, чтобы в следующий раз знать про нее все, от корки до корки.

Несколько дней спустя лавочница вдруг спохватилась: ну и чудеса! У кого ж покупает деревенская девочка? Исчезла, словно и не приходила.

Слишком любопытная. Не дождется она больше Аннеле.

Лизиня много времени проводит в городе: заказчицы не хотят идти на окраину, и ей приходится снимать мерки и брать заказы у них на дому. Уходя, она поручает Аннеле работу, словно мачеха Золушке, с той лишь разницей, что она добрая и хорошая мачеха.

Материна прялка жужжит равномерно, не умолкая. Пальцы пряхи перебирают нить, словно бесконечную струну кокле, и получается нить тонкой-тонкой, словно из шелка. Под пальцами пряхи кудель превращается в нежную, легкую, словно пух, пряжу. Изредка только остановит она прялку, чтобы заправить нить в щербину цевки, и снова раздается жужжание. Сама она не произносит ни слова.

«Без работы горше, чем без хлеба», — так она считает.

— Почему ты так торопишься, мамочка? Тебе скоро нечего будет делать.

— Так привыкла. Всю жизнь так работаю.

Аннеле знает, что Лизиня останется довольна ее работой. Шов такой тоненький сделает, что и не нащупаешь, стежки такие мелкие, что хорошенько поискать придется, со всем, что ей поручено, она справится, а за мысли свои не может да и не будет ни перед кем отчет держать.

Мысли. Жизнь и мысли. С ними справиться надо. Жизнь обступала со всех сторон, подступала близко-близко, словно темная, непроницаемая стена, через которую, хоть лоб расшиби, все равно не пробьешься. Как же отыскать дорогу в этой тьме? Из нее надо было напрясть мысли, как мать сучила шерсть из кудели, ее надо было пробуравить мыслями, как землекоп тянет туннель сквозь горную гряду. И никто не мог помочь, только сама, и не было света, только маленькое пылающее сердце. Мрак должен был расступиться, озаренный этим пламенем. И как рука боролась с маленькой иглой, которая сначала давала возможность работать спокойно, потом вдруг путала, закручивала, сплетала нить и сама вонзалась глубоко в палец, так и мысли сражались с жизнью, пытались понять, что в ней зло и что добро, отыскать их начало и конец. Борьба была упорной и начиналась с той минуты, как Аннеле открывала глаза, заканчивалась, когда она засыпала. Но и то нет. Она продолжала сражаться и во сне. Ответ приходилось искать долго, окольными путями — не было рядом никого, кто бы указал прямую дорогу. А сколько было вопросов, которые — думай не думай — сам все равно не решишь! Но разве могла она оставаться в неведении? Нет. И на помощь мыслям приходила услужливая фантазия, поднимала их на своих крыльях и проносила сквозь туннели, проложенные в бесформенной пустоте, туда, где всегда светило солнце — алое, белое или золотистое.

Школа — вот было ее самое сокровенное желание. Там бы отгадала она все загадки, там бы ей все стало ясно. Счастливые те, кто ходит в школу, богом обласканы их учителя. Перед ней на дороге, что вела в школу, стояли преграды, двери туда для нее закрыты, и не отворить их, что ни придумывай. Чему помогают разговоры? Не раз и не два говорила она об этом матери, но ответ всегда был один и тот же:

— Разве у тебя одной так складывается? Столько детей на свете, кому еще труднее приходится. Оглянись вокруг, посмотри, какова она, жизнь.

— Им тоже так сильно хочется в школу?

— Вот этого уж я не знаю.

Трудно было в Елгаве утолить и книжный голод. Прошло немало времени, прежде чем Лизиня принесла от сестер Гузе одну книжку:

«Illustrierte Welt».

— А больше ничего у них нет?

— Нет. Несколько старых календарей да поваренная книга. Вот и все их богатство.

То, что у Гузе, у этих важных Гузе, не было книг, чрезвычайно удивило Аннеле.

Но иногда Лизине улыбалось «книжное» счастье — она приносила домой что-нибудь интересное. Где иная книга только ни побывала, из рук в руки переходила, а некоторые удавалось купить у антиквара за несколько копеек. И обязательно такая книга оказывалась поучительной: повествовала о чужих странах или событиях, происходивших в стародавние времена, или это были сказания о древних божествах, на редкость увлекательные. Об удивительных вещах рассказывали старые пожелтевшие страницы, пропахшие пылью и плесенью.

Такую чудесную книгу сестры читали с одинаковой страстью. Когда мать выходила в кухню, Лизиня вдруг останавливала машинку, бросала книжку на груду пышных воланов и лихорадочно пробегала одну страницу, вторую, третью, пока скрип двери не возвращал ее к действительности и книга не исчезала в складках шитья.

Почему она так боялась материнского упрека, эта девушка, которая сама зарабатывала, заботилась не только о себе, но и о сестре, и о матери?

— Почему ты так делаешь, Лизиня?

— Ах, мне не хочется огорчать мать. Ее молодость прошла в другие времена, другие у нее взгляды. Для нее одно только на свете и существует — работа, работа, работа. Все остальное — грех. Ну и пусть так думает.

Воскресное утро.

Аннеле открыла глаза. Вся комната потонула в голубоватом сумраке, а за окном бушует метель, в которой растворились небо и земля. Первый снег. В вихре снежинок исчез весь мир.

Но отчего в комнате так тихо и так торжественно? Воскресное утро? Да, воскресное утро, но и что-то еще. Словно только что был и ушел какой-то благородный, незнакомый гость.

«Это, должно быть, сон», — решает она.

Но что это был за сон?

Шла она по голым каменистым полям. Ни травы, ни деревьев, ни одного живого существа там не было. Страшно и жутко. Как дойти до цели и что это за цель, она не знала. Горизонт сужался. Поля кончились. И ей пришлось взбираться на гору, такую же пустынную и каменистую.

— Где конец? — испуганно спросила она. — Где конец? Когда я дойду до цели?

— Взгляни, кто у тебя за спиной, — сказал кто-то невидимый.

Она оглянулась и увидела двух уродцев. С осклабленными ртами, перекошенными лицами. Настоящие чучела. Кто это такие? Тайком за ней следуют, на пятки наступают. Стоило ей остановиться, и они останавливались и стояли, словно две, слившиеся в одну, тени. Издевающиеся. Угрожающие.

«Не к добру это, — подумала она. — Но что они могут мне сделать? Я же не боюсь!»

— Боишься, — сказал невидимый голос. И в ту же секунду страх подступил вплотную. Сначала казалось, он в мизинце и только в одной капле крови, а потом он пополз вверх, словно пар, и вот уже вся она дрожит от страха. И Аннеле побежала с немыслимой скоростью, бежала так, что ног под собой не чуяла. Вот каким огромным стал ее страх.