Эптон Синклер - Король-Уголь

В конце визита Халу пришлось спуститься с облаков на землю и заняться практическими вопросами. Он присел около постели Эдстрома и объяснил ему с большим тактом, что к нему приехал брат и дал ему денег. Брат очень богатый человек, поэтому можно отвезти Эдстрома в больницу или, если он предпочитает, Мэри поселится рядом и будет сама ухаживать за ним. Они обратились к стоявшей в дверях хозяйке. Трое-то жильцов у нее уже есть, — сказала хозяйка, — а домик маленький. Не согласится ли Мэри спать в одной кровати с детьми? Халу это предложение показалось неподходящим, но Мэри приняла его. Ее побуждения были вполне ясны: Мэри придется взять у Хала немного денег, потому что Эдстром очень нуждается, но на себя она постарается потратить как можно меньше.

Джон Эдстром, конечно, ничего не знал о событиях, разыгравшихся после того памятного вечера. Хал вкратце рассказал ему всю историю, не упомянув, впрочем, о перемене в жизни одного шахтерского подручного. Он рассказал о роли, которую Мэри сыграла в стачке. Чтобы развлечь старика, он описал Мэри сидящей на белоснежном коне в белом одеянии, мягком и блестящем, точно Жанна д’Арк или предводительница суфражисток.

— Это он намекает на мое старое платье! — сказала Мэри.

Хал поглядел на нее: да, она по-прежнему в синем ситцевом платье.

— В этом платье есть что-то таинственнное, — сказал он. — Как в сказках — волшебное платье, оно само штопается, само стирается, само крахмалится. Одного такого платья вполне хватает!

— Вот еще! — воскликнула Мэри. — В Северной Долине чудес не бывает. Это я сама такая волшебница: ночью стираю свое платье и сушу над печкой, а утром глажу.

Она сказала это вполне весело, но даже старик, которого сейчас мучила боль, понял трагедию девушки, имеющей только одно платье в том возрасте, когда хочется любви. Он поглядел на юную пару и заметил, что они проявляют друг к другу явный интерес. Как свойственно многим старикам, он любил помогать влюбленным.

— Ей, может, скоро понадобится фата с флердоранжем, — сказал он.

— Да ну вас! — рассмеялась Мэри.

— Конечно, — поспешно вмешался Хал с неожиданной галантностью. — Она ведь сама — цветок. Дикая роза шахтерского поселка. Поэты спорят о ней. Одни говорят: «Не тронь ее, пусть остается на стебле». А другие: «Рви, пока цветет, пользуйся мгновением…»

— Вы с кем-то меня путаете, — рассмеялась Мэри, — ведь я только что скакала на белом коне.

— А я помню, Мэри, что не так давно ты была муравьем! — сказал Эдстром.

Внезапно лицо Мэри омрачилось. Одно дело — подшучивать над ее личной трагедией, но над стачкой — нельзя!

— Да, я помню. Вы сказали, что я не выйду из рядов. Вы были прозорливее меня.

— Это одно из тех свойств, которые появляются вместе со старостью! — Он протянул к ней свою скрюченную старческую руку. — И ты будешь продолжать теперь? Ты теперь стала сторонницей рабочего движения, правда, Мэри?

— Да! — не задумываясь, ответила она, и ее серые глаза сверкнули.

— Как говорят: кто раз бастовал, всегда будет бастовать. Надо тебе, Мэри, подумать о своем образовании. Ведь когда начнется общая забастовка, шахтеры будут ждать, что ты их поведешь. Меня уже тогда не окажется на свете, но молодые должны меня заменить.

— Я свой долг выполню, — тихо ответила Мэри. Она словно получала благословение старика.

Хозяйка ушла вниз к детям, но скоро вернулась и сказала, что пришел какой-то джентльмен и спрашивает, долго ли ему еще дожидаться брата. Тут Хал вспомнил, что Эдуард давно уже ходит взад и вперед по улице в одиночестве, если не считать, впрочем, так называемого коммивояжера. Решение младшего брата остаться в Педро, к этому времени уже поколебленное, продолжало постепенно улетучиваться. Он понял, что жизнь — весьма сложная штука, полная противоречивых моральных обязательств. Он еще раз заверил старого шахтера, что вполне способен избавить его от нужды, а затем простился, говоря, что уезжает ненадолго.

Он вышел, и Мэри проводила его до лестницы. Он пожал — на этот раз без свидетелей — большую грубую руку девушки.

— Мэри, — сказал он, — я хочу, чтобы вы знали: я никогда не забуду вас. И никогда не забуду шахтеров.

— Ах, Джо! — воскликнула она. — Не поддавайтесь — ведь вас хотят забрать у нас! Вы нам так нужны!

— Я возвращаюсь домой на короткий срок, — ответил он. — Но вы можете быть уверены в одном: как бы ни обернулась моя жизнь, я буду бороться за рабочее дело. Когда объявят общую забастовку здесь, в этом угольном районе, — а мы знаем, что здесь это произойдет обязательно, — я приеду и выполню свой долг.

— Я вам верю, — сказала она, смело глядя ему в глаза. — До свидания, Джо Смит!

Она не отвела взгляда, но Хал заметил, что голос ее осекся. Он почувствовал горячее желание заключить ее в свои объятия. Это было очень странно, ведь он твердо знал, что любит Джесси Артур. Он запомнил вопрос, который однажды задала ему Мэри: способен ли он одновременно любить двух девушек? Это, конечно, плохо согласуется с моральным кодексом, который ему внушался, но, кажется, он действительно способен!

Хал вышел на улицу, где его брат в волнении шагал взад и вперед около дома. «Коммивояжер» вторично пытался завязать с ним разговор, но получил предложение немедленно убираться ко всем чертям.

— Ну как? Теперь уже все? — спросил Эдуард, срывая свою злость на брате.

— Да, — ответил Хал. — Кажется, все. — Он понимал, что Эдуарда не взволнует сообщение о сломанной руке Эдстрома.

— Тогда, ради бога, переоденься, и пойдем ужинать.

— Хорошо, — согласился Хал, но с таким рассеянным и убитым видом, что Эдуард внимательно на него посмотрел. Даже в слабом лунном свете он увидел, что брат исхудал и глаза его ввалились. В первый раз за все время Эдуард осознал, как глубоко отразились на юной душе все эти переживания.

— Эх ты, бедняга! — воскликнул он в приливе нежности. Но Хал ничего не ответил. Ему не нужно сочувствие. Ему ничего больше не нужно! Эдуард в отчаянии развел руками: — Ей-богу, я не знаю, что мне с тобой делать.

Они направились в гостиницу. По дороге Эдуард старался придумать тему для какого-нибудь безобидного разговора. Зная, что скоро закроют магазины, он заранее купил все необходимое для Хала. Не стоит благодарить, мрачно прибавил Эдуард, — не ехать же ему в Уэстерн-Сити в компании с оборванцем!

В гостинице юный шахтер принял ванну, первую настоящую ванну за весьма долгий срок. (Уже больше никакая дама не посмеет сказать в присутствии Хала Уорнера, что бедняки могут по крайней мере соблюдать чистоту!) Он побрился, привел в порядок ногти, причесал волосы и оделся как джентльмен. Против воли он почувствовал, что к нему частично вернулась его обычная жизнерадостность. Какое странное и восхитительное ощущение — снова выглядеть джентльменом! Он вспомнил рассказ о старом негре, который любил защемить палец — ведь чувствуешь такое облегчение, когда проходит боль!