Роальд Даль - Полеты в одиночку

К одному из шестов, поддерживающих полог палатки в столовой, была прибита доска для объявлений, на которой кнопками крепился машинописный лист с именами пилотов, отправляющихся завтра утром в дозор, и указанием времени взлета для каждого из них. Дэвид Кук разъяснил мне, что такое дозор — висишь над летным полем в ожидании, пока наземный диспетчер тебя вызовет и направит туда, где один из наших греческих комедиантов засек немецкие самолеты с вершины своей горы. Напротив моего имени было указано время взлета: 10 утра.

Проснувшись на следующее утро, я мог думать только о времени взлета, о неминуемой встрече с «Люфтваффе» в том иди ином виде один на один. От таких мыслей обычно возникает желание опорожнить емкости, и я спросил у Дэвида Кука, где у них отхожее место. Он показал; куда идти, и я отправился на поиски.

Я бывал в самых примитивных уборных в Восточной Африке, но отхожее место 80-й эскадрильи в Элевсине переплюнуло все остальные. В земле была вырыта широкая траншея метра два и метров пять в длину. По всей длине траншеи на высоте больше метра висел круглый шест, и я с ужасом наблюдал, как какой-то пилот, явившийся туда прежде меня, спустил штаны и попытался взгромоздиться на этот шест. Траншея была настолько широка, что он никак не мог дотянуться до шеста руками. Но когда ему это удалось, ему пришлось развернуться и податься назад, сделать как бы прыжок, в надежде, что его задница приземлится в точности на этот шест. Ухитрившись проделать это, он ухватился за шест обеими руками, чтобы не потерять равновесие, и все равно не удержался и опрокинулся в вонючую яму. Я вытащил его, и он побежал отмываться. Я решил не рисковать. Побродив немного, отыскал местечко среди оливковых деревьев, где меня окружали живые полевые цветы.

Точно в десять ноль-ноль я сидел в своем «Харрикейне» пристегнутым к сиденью и готовым к взлету. За последние полчаса несколько других самолетов по одному поднялись в воздух и исчезли в голубом греческим небе. Я взлетел, поднялся на 1500 метров и кружил над летным полем, а в это время из штаба пытались связаться со мной по кошмарно работающей рации. Мне присвоили кодовое имя «Синяя четверка».

Сквозь треск помех в мои наушники пробивался далекий голос, без конца повторяя:

— Синяя четверка, слышите меня? Слышите меня?

— Почти нет, — откликался я.

— Ждите приказа, — сказал слабый голос. — Слушайте.

Я описывал круги, восхищаясь голубым небом на юге и большими горами на севере, и только подумал, что так воевать мне, пожалуй, нравится, как снова затрещали электростатические разряды и пробившийся сквозь них голос произнес:

— Синяя четверка, слышите меня, прием?

— Так точно, — сказал я, — но говорите громче.

— Бандиты над портом в Халкисе, — сказал голос. — Вектор 035, расстояние 64 километра, угол восемь.

— Вас понял, — сказал я. — Приступаю к исполнению.

Это простое сообщение, которое даже мне было понятно, ставило меня в известность, что, если я двинусь курсом в тридцать пять градусов по моему компасу и пролечу расстояние в шестьдесят четыре километра, то потом, если немножко повезет, смогу перехватить на высоте в 2440 метров противника, который пытается потопить корабли в месте, именуемом Халкис, где бы оно, это место, ни находилось.

Я взял указанный курс и открыл дроссель, надеясь, что все делаю правильно. Я проверил свою путевую скорость и рассчитал, что до Халкиса долечу минут за десять. Я прошел над гребнем горного хребта, оставив между горами и собой запас в 150 метров, и, пролетая над горами, заметил одинокого бело-рыжего козла, бредущего по голой скале.

— Привет, козлик, — громко сказал я в свою кислородную маску. — Готов поспорить, ты и не знаешь, что немцы собрались поужинать тобой еще до того, как ты заметно состаришься.

На что козел мог бы ответить:

— И с тобой, мальчик мой, то же самое. У тебя положение не лучше моего.

Потом немного вдалеке я заметил что-то вроде судоходного русла или фьорда и небольшую кучку домов на берегу. Халкис, подумал я. Точно Халкис.

У берега стояло большое грузовое судно, и вдруг высоко над водой возле корабля взметнулся огромный фонтан брызг. Мне еще не доводилось видеть взрывающуюся в воде бомбу, но я видел это на фотографиях. Я посмотрел в небо над кораблем, но ничего там не увидел.

Я продолжал смотреть и рассуждал так: если бомба взорвалась, значит, ее кто-то сбросил. Еще две мощные струи воды взлетели высоко в небо возле корабля.

И тут я засек бомбардировщиков. Увидел маленькие черные точки, кружившие высоко в небе над кораблем. И испытал самое настоящее потрясение. Впервые я видел врага из кабины своего самолета. Очень быстро я перевел медное кольцо своей огневой клавиши из положения «безопасно» в положение «огонь». Включил прицел, и перед моим лицом повис бледно-красный круг света с двумя линиями крест-накрест. И устремился прямо на точки.

Полминуты спустя точки превратились в черные двухмоторные бомбардировщики. Это были Ю-88. Я насчитал шесть самолетов. Я вглядывался в небо над самолетами и вокруг них, но никаких истребителей, которые прикрывали бы бомбардировщиков, не обнаружил. Помню, я был совершенно спокоен и ничего не боялся. Я думал только об одном — сделать все правильно и не напортачить.

На каждом Ю-88 летало по три человека, стало быть, три пары глаз. Так что у шести Ю-88 было никак не меньше восемнадцати пар глаз, шарящих по небу. Будь я опытнее, я бы понял это много раньше и, прежде чем идти на сближение, развернулся бы так, чтобы солнце оставалось за моей спиной. Я бы быстро набрал высоту, чтобы атаковать их сверху. Ни того, ни другого я не сделал. Я просто полетел прямо на них на той же высоте, что и они, да еще против яркого греческого солнца, которое светило мне прямо в глаза.

Они засекли меня, когда между нами все еще оставалось метров восемьсот, и вдруг все шестеро на крутом вираже резко ушли прочь, нырнув за большую горную гряду за Халкисом.

Меня предупреждали, что нельзя переводить дроссель в положение «полная скорость», разве что случится нечто чрезвычайное или опасное. На «полной скорости» двигатель «Роллс-Ройс» работает на максимальных оборотах и выдерживает такую нагрузку не больше трех минут.

Нормально, подумал я, сейчас как раз самые что ни на есть чрезвычайные обстоятельства. И вдавил дроссель прямо на «полную скорость». Двигатель взревел, и «Харрикейн» метнулся вперед. Я быстро догнал бомбардировщики. Они выстроились углом, что, как я вскоре выяснил, позволяло всем шестерым задним стрелкам стрелять по мне одновременно.

Горы за Халкисом дикие, черные, с острыми вершинами, и немцы летели прямо среди них гораздо ниже вершин. Я рванулся за ними. Иногда мы пролетали почти вплотную к скалам, и перепуганные стервятники разлетались в разные стороны, когда мы с ревом проносились мимо. Я настиг их, и когда осталось каких-то метров 200, все шесть задних стрелков стали стрелять по мне.