Лоренс Стерн - Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена

Прежде чем ехать дальше, дайте мне развязаться с моим замечанием об Авиньоне, которое сводится к тому, что я нахожу несправедливым, когда вы, потому только, что у вас случайно сдуло с головы шляпу при вступлении вашем в Авиньон, — — считаете себя вправе утверждать, будто «Авиньон больше всех городов Франции подвержен сильным ветрам», по этой причине я не придавал особого значения досадному происшествию, пока не расспросил хозяина гостиницы, и, лишь узнав от него, что так оно и есть, — — и услышав, кроме того, что авиньонские ветры вошли в поговорку в окрестных местах, — записал это себе, просто для того, чтобы спросить у ученых, какая тому может быть причина. — — Следствие я сам увидел — ибо все здесь герцоги, маркизы и графы — — едва ли сыщется хоть один барон во всем Авиньоне — так что почти нет возможности с ними поговорить в ветреный день.

— Послушай, приятель, — сказал я, — подержи минуточку моего мула, — — потому что мне надо было снять сапог, натиравший мне пятку. — Человек, к которому я обратился, стоял без всякого дела у дверей гостиницы, и я, вообразив, что он несет какие-нибудь обязанности по дому или конюшне, сунул ему повод, а сам занялся своим сапогом. — Покончив с ним, я обернулся, чтобы взять мула у незнакомца и поблагодарить его…

— — Но Monsieur le Marquis [401]тем временем вошел в дом.

Я мог теперь проехать верхом на муле весь юг Франции от берегов Роны до берегов Гаронны, не торопясь — совсем не торопясь, — — ибо оставил Смерть, — — ты, господи, веси — — (и только ты!) — как далеко позади. — «За многими я следовала по Франции, — сказала она, — но так отчаянно гнаться мне еще не приходилось». — — Однако она по-прежнему за мной следовала, — — и я по-прежнему убегал от нее — — но убегал весело — — по-прежнему она меня преследовала, — но как охотник, отчаявшийся поймать свою добычу, — — каждый шаг, на который она отставала, смягчал ее суровые черты. — — Зачем же мне было убегать от нее сломя голову?

Вот почему, несмотря на все, что мне наговорил посланец почтовой конторы, я еще раз переменил способ передвижения и после торопливой и суматошной езды тешил теперь свою фантазию мыслями о муле и о том, как я прокачусь по богатым равнинам Лангедока на его спине, пустив его самым медленным шагом.

Нет ничего приятнее для путешественника — — и ничего ужаснее для описывающих путешествие, нежели обширная богатая равнина, особенно когда не видно на ней ни больших рек, ни мостов, ничего, кроме однообразной картины изобилия; ведь сказав вам однажды, что она восхитительна! или очаровательна! (как придется) — что почва здесь плодоносна, а природа расточает все свои дары и т. д., они не знают, что им дальше делать с обширной равниной, которая осталась у них на руках — и годится разве только для того, чтобы привести их в какой-нибудь город, тоже, может быть, ни для чего больше не годный, как только вывести их на соседнюю равнину и так далее.

— Ужасное занятие! Судите сами, лучше ли мне удалось справиться с моими равнинами.

Не сделал я и двух с половиной лье, как мужчина с ружьем начал осматривать его замок.

Целых три раза я ужасно замешкивался, отставая каждый раз, по крайней мере, на полмили. Один раз по случаю глубокомысленного разговора с мастером, изготовлявшим барабаны для ярмарок в Бокере и Тарасконе, — механики его я так и не постиг. — — Другой раз я, собственно, даже не задержался — — ибо, встретив двух францисканцев, больше меня дороживших временем и неспособных сразу разобрать, что мне, собственно, надо, — — я повернул назад и поехал вместе с ними. — —

В третий раз меня задержала торговая операция с одной кумушкой, продавшей мне корзинку прованских фиг за четыре су. Сделка была бы заключена тотчас же, если бы ее не осложнило в последнюю минуту одно щекотливое обстоятельство. Когда за фиги было уже заплачено, то обнаружилось, что на дне корзины лежат две дюжины яиц, покрытых виноградными листьями. — Так как у меня не было намерения покупать яйца, то я на них и не притязал; что же касается до занятого ими в корзине места — то это не имело значения. Я получил достаточно фиг за мои деньги. — —

— Но я имел намерение завладеть корзинкой, а кумушка имела намерение удержать ее, ибо без корзинки она не знала, что делать с яйцами. — — Впрочем, и я, не располагая корзинкой, не знал, что делать с фигами, которые уже перезрели и большею частью потрескались. На этой почве между нами произошел коротенький спор, закончившийся рядом соображений о том, что нам обоим делать. — — —

— Как мы распорядились нашими яйцами и фигами, ни вам, ни самому черту, если бы его тут не было (а я твердо уверен, что он при этом был), ввек не составить сколько-нибудь правдоподобной догадки. Все это вы прочитаете — — — не в нынешнем году, потому что я спешу перейти к истории любовных похождений дяди Тоби, — — все это вы прочитаете в сборнике историй, выросших из моего путешествия по Лангедокской равнине и названных мною по этой причине моими

Насколько перо мое утомилось, подобно перьям других путешественников, в этих странствиях по столь однообразной дороге, пусть судят сами читатели, — а только впечатления от них, все разом затрепетавшие в эту минуту, говорят мне, что они составляют самую плодотворную и деятельную эпоху в моей жизни. В самом деле, так как я не уговаривался относительно времени с моим вооруженным спутником — то, останавливаясь и заговаривая с каждым встречным, если он не скакал во всю прыть, — догоняя всякого, кто ехал впереди, — поджидая тех, кто был позади, — окликая прохожих на перекрестках, — останавливая всякого рода нищих, странников, скрипачей, монахов, — расхваливая ножки каждой женщины, сидевшей на тутовом дереве, и вовлекая ее в разговор с помощью щепотки табаку, — — словом, хватаясь за каждую рукоятку, все равно какой величины и формы, которую случай предлагал мне во время этого путешествия, — я превратил свою равнину в город — я всегда находился в обществе, и притом обществе разнообразном; а так как мул мой был столько же общителен, как и я, и всегда находил, чт о сказать каждому встречному животному, — то я глубоко убежден, что, расхаживай мы целый месяц взад и вперед по Пель-Мель или Сент-Джемс-стрит [403], мы бы не встретили столько приключений — и нам не представилось бы столько случаев наблюдать человеческую природу.

О, здесь царит та живая непринужденность, что мигом расправляет все складки на одежде лангедокцев! — Что бы под ней ни таили люди, а все у них удивительно смахивает на невинную простоту той золотой поры, которую воспевают поэты. — Мне хочется создать себе иллюзию и поверить, что это так.