Барри Пейн - Переселение душ

— Я знаю то, что ты собираешься сказать, Эдвард, я знаю, что ты собираешься сказать.

— Вполне возможно, — ответил я, — и все-таки я скажу это. Уилмэй не должна выходить замуж за Винсента. Она его не любит. Ты обязана помешать этому, пока есть время. Или ты, или я… Кто-то из нас должен сделать это.

— Я не знаю, удивит ли это тебя, но еще до твоего возвращения, несколько дней назад, я спросила Уилмэй, хочет ли она, чтобы я расторгла помолвку. Она сказала решительно, что даже не желает и слышать об этом, что она все взвесила, когда еще принимала предложение. Она даже попросила, чтобы я больше не касалась этой темы. И сегодня вечером, когда мы поднимались наверх, я снова намекнула на это. Но она только твердила: «Нет! Нет! Почему я должна приносить людям несчастье?» Эдвард, я в этом не виновата, это правда. Я люблю Уйлмэй.

Берта взглянула на меня сквозь слезы.

— Я тебе верю, — ответил я. — Тебе не в чем обвинять себя. Я рад, что ты сама ей предложила расторгнуть помолвку. Теперь мы не можем сделать ничего — она больше не ребенок и должна сделать свой собственный выбор. Но, так или иначе, мне тяжело думать о том, что эта свадьба состоится.

Она и не состоялась. Утром я получил записку от сестры. Берта просила меня, чтобы я пришел немедленно. Я нашел Берту, бледную и расстроенную, с письмом в руке.

— Уилмэй уехала! — тут же выпалила она.

— Уехала?

— Да. Оставила Лондон. Слава богу, миссис Блэйд с нею! Они уехали рано утром, я еще спала. Эту записку мне принесли.

«Берта, ночью я поняла, что не могу выйти замуж за Винсента. Я должна уехать. Я разбудила миссис Блэйд и сказала ей, что мы уедем из Лондона рано утром. Я написала Винсенту. И напишу вам снова, когда узнаю, где мы будем. Позвольте мне немного побыть одной. Простите меня! Как только я вам сообщу свой адрес, напишите мне, что не сердитесь. Я ничего не могу поделать с собой. Я сошла бы с ума, если бы не уехала. Ах, милая Берта, я так люблю вас!»

Я долго говорил с Бертой. Было решено публично объявить, что вследствие болезни мисс Эмори ее брак с сэром Винсентом Карроне откладывается. Позднее, постепенно стало ясно, что свадьбы вообще не будет Винсент повел себя благородно. Он не позволил никому сказать ни единого плохого слова об Уилмэй и даже поссорился из-за этого с собственным братом. Мне он сказал:

— Эдвард… — к тому времени у него вошло в привычку называть меня по имени, — это плохо, но так лучше для нее. Она старалась полюбить меня, я чувствовал это. Если я смогу что-нибудь сделать для нее, сообщите мне. Мне так тяжело сознавать, что я — причина ее несчастья.

Судьба освободила его от этой тяжести: через пять лет после этих событий он погиб во время охоты.

Уилмэй и миссис Блэйд уехали в Старлей, деревушку на южном побережье, где, как я подозревал, у миссис Блейд жили родственники. Длительное отсутствие Уилмэй в Лондоне мы объясняли болезнью, долгое время не подозревая, что говорили чистую правду. Уилмэй и в самом деле была серьезно больна. Мы с Бертой и врачом приехали в Старлей. Он заявил, что случай озадачил его, но бодро обнадежил нас и предложил Уилмэй провести зиму на юге Франции, в Ментоне. Я видел Уилмэй только несколько минут перед отъездом, и мы едва ли обменялись несколькими словами. Меня потрясло, насколько она изменилась.

Берта поехала вместе с Уилмэй. Я остался в Лондоне и работал над второй оперой. Я часто получал от Берты сообщения о состоянии Уилмэй: девушке становилось все хуже. Она стремилась в Англию и больше всего на свете желала вернуться в Синден. Мы решили позволить ей поступать так, как она хочет. Мне пришлось позаботиться о том, чтобы все организовать как следует. Дело в том, что Синден был сдан в аренду и арендатор отнюдь не пришел в восторг, когда ему предложили съехать раньше времени. Вначале он отказывался наотрез, но Уилмэй была достаточно богата, чтобы сделать такое предложение, от которого никто не отказался бы. Разумеется, не отказался и наш арендатор, и все было улажено. И вот весной Берта с Уилмэй поселились в Синдене — Берта даже мысли не допускала, чтобы оставить девушку без присмотра, хотя бы и ради удовольствий лондонского светского сезона.

Приблизительно в это время я получил второе письмо от Чарльза Форланда. Если в предыдущем сообщалось название банка, в который он просил меня переводить деньга, то новое письмо явилось для меня неожиданностью. Он возвращал мне все деньги, которые я выслал ему, с пятью процентами прибыли. И прибавил к ним тысячу фунтов для Уилмэй как первую часть тех денег, которые и должен был ее отцу.

«Возможно, не имея денег, — писал он, — я был просто мерзавцем. Но, разбогатев, я стал сентиментальным. Я плачу Уилмэй по доброй воле, хотя юридически я ей не обязан ничем. Я желаю, чтобы меня считали ее должником. Эти деньги достались мне благодаря ее родителям, хотя я брал их как инвестиции в предприятия, и не моя вина, что случались банкротства. Я написал Уилмэй и рассказал ей все о себе, хотя вы, должно быть, не одобряете этого. Жаль, что свадьба не состоялась».

В ответном письме я поблагодарил его, написав, что возвращаю его пять процентов. И добавил, что не стоило писать Уилмэй и мне жаль, что он сделал это.

Синден благоприятно повлиял на здоровье Уилмэй. У Берты появилась надежда, и она пребывала в прекрасном настроении. Она сообщила мне, что Уилмэй получила известие от своего дяди и отнеслась к этому спокойно. Уилмэй хотела, чтобы я приехал в Синден, и Берта настаивала на этом.

И я поехал в Синден. Уилмэй выглядела хрупкой и нежной, хотя и не такой ослабевшей, как я опасался. В погожие дни она сидела в саду и грелась на солнышке. Я немного поговорил с нею. Намного дольше я беседовал с врачами, и, полагаю, мне они сказали больше, чем Берте. Когда Уилмэй спала наверху, а мы с Бертой остались одни, я сказал сестре:

— Ты знаешь, что я люблю Уилмэй еще с тех пор, когда она едва вышла из детского возраста?

Берта помолчала, прежде чем ответить:

— Когда-то я опасалась этого. Теперь я смотрю на это иначе.

Я думаю, — сказал я, — что теперь могу сказать ей об этом.

— Да, — спокойно согласилась Берта. — Скажи ей.

На следующий день, когда я сидел в саду с Уилмэй, она заговорила о своем дяде.

— Я знаю, что вы сделали для меня, — сказала она. — Вы хотели избавить меня от боли и унижения и решили пожертвовать своими деньгами ради спокойствия Уилмэй. Не знаю, как выразить свою благодарность вам.

— Но, Уилмэй, получилось так, что я не потерял ни пенни. Давай забудем об этом человеке. Он этого не стоит.

— Эдвард, почему вы всегда были очень добры ко мне? Я не стою этого, я доставляю вам одни неприятности.

— Помнишь, Уилмэй, — сказал я, — вскоре после того, как ты стала выезжать в свет, я уехал на несколько лет и не видел тебя? Знаешь почему?