Ричард Олдингтон - Сущий рай

Крису хотелось для разнообразия поговорить с мужчиной. К сожалению, Ротберг был похож на большинство юристов, особенно молодых, и считал дружеский разговор лишь разновидностью судебных дебатов. Достаточно было собеседнику выразить какое-нибудь мнение, хотя бы вскользь и без всякой настойчивости, как Ротберг немедленно становился на противоположную точку зрения и принимался страстно и упорно защищать ее. Ему было ровным счетом наплевать и на предмет обсуждения и на то, прав он или не прав. Все дело было в том, чтобы одержать казуистическую победу; предмет обсуждения являлся всего лишь предлогом.

После десятиминутного бессмысленного спора о каких-то пустяках Крис наконец не выдержал.

— Эти споры ради того, чтобы представить черное белым, кажутся мне в высшей степени безнравственными, — сказал он. — Очень жаль, что с тех пор как вы кончили колледж Святого Духа, у вас образовалась эта привычка. Это лишний раз показывает, как порочна вся наша юридическая система.

— Вовсе нет! — Если Ротберг вступал в дискуссию по поводу пустяков, которые его нимало не касались, то уже едва ли он способен был спустить прямые нападки на свою паразитическую профессию. — Перед вами два адвоката, и каждый из них выставляет свою сторону дела в наивозможно благоприятном свете. Беспристрастная третья сторона — судья — подводит итог. Это единственный путь к истине.

— Ерунда! — нетерпеливо воскликнул Крис. — С таким же успехом можно определить истину как среднее арифметическое двух лживых утверждений. Юристы спорят вовсе не ради того, чтобы установить истину, а ради того, чтобы выиграть дело. Ну а насчет беспристрастности судьи, это вы расскажите кому-нибудь другому. Это наемный адвокат системы и класса, породившего эту систему. Все судьи развращены классовыми предрассудками. Если каким-то чудом объявится хоть один неразвращенный, его затравят, и он покончит с собой.

— Ну знаете ли! — возмутился Ротберг.

— А что до вашей идиотской судебной процедуры, — не унимался Крис, — то вот вам пример. Возьмем этот кусок сургуча на вашем столе. Адвокат А доказывает, что это броненосец; адвокат В утверждает, что это чайная ложка; ученый судья, толкователь закона, выносит приговор, что это треска. Дело получает огласку, и физик, впервые услышав о нем, знакомится с ним и вскоре доказывает, что сургуч есть сургуч. Дело кассируется, но кассационный суд подтверждает приговор первой инстанции и заявляет, что отныне и впредь он будет решительно выступать против так называемых задних мыслей ученых джентльменов, тогда как на самом деле это всего лишь истина. Не говорите мне о праве. Право — это школа извращенной софистики, отродье сцепившихся схоластов, гнусный потомок мохнатых законников-котов, Рабле.

— Если вы так на это смотрите, — сказал Ротберг с болезненным сарказмом, — я не могу понять, почему вы настаивали, чтобы я был опекуном вашей сестры.

— А очень просто. Она нуждается в опытном крючкотворе, чтобы он заботился об ее интересах.

— Благодарю за комплимент! А какая у вас гарантия, что я не использую свое предполагаемое крючкотворство в ущерб вашей сестре?

Крис пожал плечами.

— Никакой; разве только то, что, если вам понадобится кого-нибудь «обойти», по-моему, вам будет приятнее «обойти» Джеральда, а не мою сестру.

— А как же семейные нотариусы, те, что в провинции?

— Это, должно быть, ротозеи или мошенники, — сказал Крис. — Они привели дела моего отца в полный хаос. Я сильно подозреваю почтенного Хичкока. Очень уж он патриотичен. А его компаньон, носящий короткое имя Снегг, — колченогий и незаконнорожденный.

— А какое это имеет отношение к его честности?..

— Огромное. Это две причины, по которым он неизбежно должен чувствовать свою ущербность. Чтобы возместить эту неполноценность, он будет добиваться власти. Так как женщины его класса, вероятно, не захотят его, такой человек либо станет педерастом, либо, не преступая рамок закона, будет стараться всеми правдами и неправдами разбогатеть. Вероятно и то, и другое.

— Что за фантастика!

— Вовсе нет, самоочевидная истина. Для всех, но, разумеется, только не для юриста. Но, однако, не в этом дело. Возьметесь вы быть опекуном Жюли если не ради меня, то хотя бы ради нее?

Ротберг с сомнением почесал подбородок.

— Ладно, — коротко сказал он. — Приведите ее завтра сюда, а там видно будет.

— Благодарю вас, — сказал Крис. — Вы знаете, я не одобряю браков, основанных на купле-продаже, но, уж если девушка вступает в такой брак, пусть хоть деньги-то свои получит.

— Ну, довольно с меня вашей чепухи, — сказал Ротберг, который, согласившись на выгодную операцию с таким видом, будто он делает одолжение, теперь не нуждался больше в Крисе. — Если вам нечего больше сказать, отправляйтесь домой, мне работать нужно.

Крис поднялся, чтобы уйти.

— А вы-то сами как? — спросил Ротберг, прощаясь и для приличия симулируя интерес. — Что поделываете?

— О, всего только готовлюсь к свадьбе.

— А после?

— Вероятно, буду жить под сенью благодетельного света, отбрасываемого этим факелом Свободы.

— То есть?

— Мне придется корпеть над чем-нибудь, чего мне вовсе не хочется делать и что я не смогу делать особенно хорошо, ради того чтобы жить и иметь возможность делать то, что мне хочется и что я в состоянии делать.

— Для меня это что-то замысловатое. Нельзя ли прокомментировать?

— Да это проще простого. Вы слыхали о Культе Молодежи? Остроумная система, цель которой — поддерживать кретинов во имя благополучия расы. Всякий, кто подымается над уровнем кретина, либо игнорируется, либо притесняется на том основании, что Природа и так оделила его слишком щедро. В моем лице вы видите жертву Человеческого Братства и христианского милосердия.

— Знаете, ведь вы могли бы неплохо зарабатывать, если бы взялись за дело всерьез, — одобрительно сказал Ротберг.

— Благодарю! Растрясти свои мозги на этом и потерять способность делать что бы то ни было кроме денег. У меня есть другое занятие.

— Что именно?

— Так, небольшая исследовательская работка.

— Этим много не заработаешь, — внушительно сказал Ротберг.

— Мне претит наживаться за счет человечества, — язвительно сказал Крис. — А то бы я непременно занялся вооружениями ради сохранения мира. Ну-с, до свидания.

Из квартала суда Крис вышел через Линкольнс-Инн-Филдс на Кингзуэй и направился к Британскому музею. Был один из столь частых в Лондоне мягких серых дней, когда даль заткана паутиной легкого тумана. В то время как Крис шел по Кингзуэй, также окутанный туманом какого-то пассивного всеотрицания, небо прояснилось и улицу осветили неяркие лучи бледно-бронзового солнца.