Ричард Олдингтон - Сущий рай

— Как это интересно! — сказала Гвен, искусно подавляя зевок. — Вы знаете массу всяких вещей.

— Вы смеетесь надо мной?

— Вовсе нет! По-моему, вас нужно было бы освободить от всех материальных забот и… и чтобы у вас был преданный человек, который заботился бы о вас, пока вы над всем этим работаете.

Гвен почувствовала, что наконец-то ей удалось перевести разговор на нечто личное и разумное. Что он на это скажет?

— Для этого-то я и хотел получить стипендию, — согласился Крис. — Но только теперь я не уверен, что был прав. Человек должен быть активным в жизни. Я склонен думать, что желание получить стипендию — всего лишь одна из разновидностей извечного стремления вернуться в убежище утробы, так же как хождение в церковь или сон. Показательно, что университет называется альма-матер. Вечный культ чадолюбивой богини-Матери.

— Богини-Матери? — Гвен была разочарована, а еще более сбита с толку этим новым отклонением от личной темы.

— Вы, наверное, не раз видели древние глиняные изображения женщин с преувеличенно развитыми половыми признаками, — сказал Крис, который, подобно многим, не мог представить себе, что другие не интересуются тем, чем интересуется он сам. — Они, конечно, символичны. Вы можете возразить, что если у них слишком большие ягодицы, то это потому, что в то время у женщин были такие ягодицы, как теперь у готтентоток. Возможно, но это не объясняет чрезмерного развития грудей и половых органов. Это, по-видимому, имело религиозное значение.

— Религиозное! Что вы хотите сказать? — воскликнула Гвен, обрадованная, что разговор наконец зашел о чем-то ей понятном, но удивленная, что это может иметь какое-либо отношение к религии.

Крис тоже был удивлен, искренне удивлен ее вопросом. Да ведь в наше время эти элементарные вещи известны всем и каждому!

— Предполагается, что первобытные люди тысячи лет тому назад смешивали функции женщины в размножении, иными словами, создание жизни с самой жизнью, — объяснил он. — Они видели, что женщина «дает жизнь», что жизнь возникает в ее теле, и это было для них полнейшей тайной. Как и у нас, у них было слишком человеческое желание не умирать. Вот они и придумали благодетельную Богоматерь: нечто вроде бодлеровской Великанши, которая дает им жизнь. Кстати сказать, это типичный пример религиозного мышления: сочетание наблюдаемых фактов, ложных выводов и чаяний.

— Вы хотите сказать, что они боготворили… боготворили женское начало? — спросила Гвен осторожно, но с волнением, не отдавая себе отчета, до какой степени они с Крисом говорят на разных языках. То, что Крис разъяснял на холодном абстрактном языке науки, она представляла себе в горячих конкретных образах.

— Самый половой орган? Возможно, — сказал Крис, не отдавая себе отчета, что его речи возбуждают в Гвен отнюдь не научный интерес. — Мы можем только предполагать. Я лично считаю, что их система мышления отличалась от нашей. Это было образное мышление, при котором символ, факт и идея возникали одновременно. Они не расчленяли их, как мы.

— Мне кажется, я лучше поняла бы, если бы увидела одну из этих статуэток…

— О, это очень просто, — сказал Крис, доставая блокнот и принимаясь рисовать. — Они все более или менее одинаковы. Грубо намеченные голова и плечи. Огромные широкие ягодицы и груди, вот так. И большой треугольник, занимающий всю нижнюю часть туловища. Иногда бедра сжаты, и им придана форма раковины, вроде раковины каури; это, очевидно, имело символическое значение того же порядка.

— Какое уродство! — воскликнула Гвен, бросив взгляд на набросок. — Но, Крис, женщины совсем не такие!

— А кто говорит, что они такие? — сказал Крис в крайнем изумлении. — Это не реалистические портреты, а религиозные символы. Это символический язык, изображающий Пол и Оплодотворение, но прежде всего Жизнь…

Гвен не желала слушать о символическом Оплодотворении или символической Жизни и о предполагаемых религиозных верованиях каменного века. Она вернула разговор к исходному пункту символического языка и постаралась удержать его на этой теме. Она отказалась от мысли пойти в кино. Она заказала шампанское и заставила Криса сформулировать свои взгляды на запутанный, чтобы не сказать спорный вопрос о взаимоотношении полов, что он и сделал, очень красноречиво, но довольно бессвязно. Ни один из них не заметил этой бессвязности в той приятной атмосфере взаимного доверия, которую создал обмен мнениями. Мало того, оба они чувствовали, что в значительной мере содействуют разъяснению этого важного вопроса, которым до сих пор так ужасно пренебрегали.

Они были так увлечены разговором, что только в половине двенадцатого вспомнили, что им пора домой. Спускаясь по лестнице к выходу, Крис обнаружил, что ноги не очень его слушаются; это показалось ему ужасно смешным, в особенности потому, что Гвен чувствовала то же самое. Они оба много смеялись над этим. Неустойчивость продолжалась и в такси, так что Крис из чисто альтруистических побуждений, только для того, чтобы Гвен не стукалась о стенку, обнял ее за талию и взял за руку. По каким-то непонятным причинам, возможно, связанным с мадаленским или первым среднеминосским периодом, они начали целоваться и продолжали это занятие всю дорогу до Кенсингтона…

Жюльетта, решили они, уже вернулась и легла спать. И так, хихикая и говоря друг другу «шш, шш» и производя при этом изрядное количество шума, они разошлись по своим комнатам, обменявшись прощальным поцелуем.

В голове Криса, когда он раздевался, было мягкое бархатистое ощущение и приятное солнечное тепло в жилах. Гвен, — подумал он, выбравшись из накрахмаленной сорочки и небрежно сбросив ее на пол, — Гвен совершенно восхитительная женщина, гораздо более умная, чем он предполагал. Конечно, жалко терять целый вечер, но ведь нужно иногда и развлечься, а то станешь сухарем и тупицей. Он решил почитать несколько минут, чтобы успокоить свой ум после стольких разговоров и чтобы хоть отчасти возместить потерянные часы. Но возместить их будет легко, очень легко, это сущие пустяки. Все обойдется.

Легкий стук в дверь, такой тихий, что Крис не был уверен, действительно ли стучали. На всякий случай он сказал «войдите», и в комнату вошла Гвен, закутанная в изящный розовый халатик, отделанный белым лебяжьим пухом.

— Я подумала, что вам, может быть, захочется пить ночью, — тихим голосом объяснила Гвен, ставя на его столик бутылку виши и стакан.

— О, спасибо, большое спасибо, — прошептал Крис, несколько смущенный. — Как мило с вашей стороны.

— Может быть, вы хотели бы чего-нибудь еще?

— Нет, нет, мне больше ничего не нужно.

— Тогда спокойной ночи еще раз…

Гвен нагнулась поцеловать его на прощание; он привстал на постели. Под влиянием мягкого солнечного тепла один поцелуй превратился в несколько поцелуев. Каждый раз, когда Гвен, казалось, порывалась выпрямиться и уйти, Крис удерживал ее, и они целовались снова. Так как от согнутого положения у нее заболела спина, Гвен без всяких грешных умыслов присела на краешек кровати. По чистой случайности ее халатик от этого соскользнул, обнажив грудь, гораздо более привлекательную, чем грудь любой из богинь-матерей. Чисто рефлекторным движением Крис положил руку на это гладкое белое полушарие.