Андрэ Стиль - У водонапорной башни

Наступила тяжелая минута. Анри становится коленом на край постели и неловко целует Жильбера, который смотрит на него с удивлением. Быстро выпрямившись, Анри говорит какие-то самые обыкновенные слова, чтобы хоть немного скрыть волнение.

— Ну и колючий ты. Твой брадобрей тебя, должно быть, перочинным ножиком скоблит.

— Меня приходит брить один товарищ из ячейки. Да, кстати, кто тебя заменит в твоей ячейке?

— Клебер. Золото, а не парень! В дни «Дьеппа» он проявил себя с самой лучшей стороны. Так что дело пойдет. Ну, до свиданья, Жильбер, да смотри пиши нам почаще.

Нелегко даются эти несколько шагов до двери, когда нужно говорить, говорить, не выдавая всего, что у тебя на сердце.

— Я сейчас по дороге забегу к твоей сиделке. Я знаю, где она живет.

— Ах да, скажи, пожалуйста, чуть не забыл… Как отнеслась жена к твоему избранию? Что она говорит?

— Она согласна, — отвечает Анри. — Сама она не очень активная. Но целиком с нами. Будет помогать. В этом отношении мне повезло.

— Да, тебе повезло, — повторяет Жильбер.

Анри не нашелся что ответить. Он молча кивнул на прощание, стараясь выдавить улыбку, хотя у него горло перехватило от слез. Закрыв за собой дверь, он досадливо помотал головой — уж очень некстати получился разговор о Полетте. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вернуться.

Как и было условлено, в половине двенадцатого Анри, Папильон и Юсуф собрались у Клебера. Папильон явился первым. Каждого гостя Клебер встречал словами:

— Не шуми, а то маму разбудишь. Ей в шесть часов вставать.

— Она у тебя разве работает?

— Нет, каждое утро ходит на камни за устрицами. После отлива можно легко набрать корзину. А за корзину сто франков ей всегда дадут.

— Ночь темная, как раз то, что нам и требуется, — замечает Анри.

Как будто снова вернулись годы Сопротивления, а с ними прежние чувства и даже навыки. Ночные походы всегда напоминали о былой работе в подполье. Все говорят шепотом.

— Вот веревка, — объявляет Клебер, вытаскивая из под шкафа моток. Веревка не новая, но вполне может выдержать тяжесть человека. К концу ее крепко-накрепко привязана деревянная перекладина.

— Смотри, вот как надо действовать, — объясняет Клебер и садится верхом на перекладину.

— Погоди-ка, я сейчас тебя подыму, — говорит Папильон. — Надо проверить, выдержит ли. А то оттуда сверзишься — костей не соберешь.

Папильон становится на табурет и приподымает Клебера. Перекладина слегка трещит, но держится.

— Это табуретка скрипит, — произносит Юсуф, как всегда, широко улыбаясь.

— Ладно, сойдет, — решает Папильон. — В следующий раз нужно будет доску потолще найти. Просверлим в ней отверстие, так надежней получится.

— Да потише ты, — останавливает его Клебер. — Мама не знает, что я иду. А краску достал?

— Краска мировая! — Папильон торжественно подымает ведерко. — Как будто специально по нашему заказу изготовлена. Предназначается для окраски кораблей. Говорят, держится целый век. Название-то одно чего стоит: «битумастик»! А самое главное, как ты ее ни замазывай любой другой краской, все равно выступит. А еще важней… — Папильон делает паузу для вящего эффекта, — красочка-то американская! Вот это номер!

Слушатели громко фыркают, мать просыпается за перегородкой и тревожно спрашивает:

— Клебер, что там такое?

— Ничего, ничего, спи. Это я кашлянул.

— Опять ты засиделся за книжками? Смотри, замерзнешь, ложись сейчас же.

— Да еще десяти часов нет, спи!

Приходится сидеть молча. Глупо, но в ночные часы, когда необходимо молчать, — как назло, хочется смеяться, должно быть, от волнения. Чувствуешь себя мальчишкой, который собирается напроказить. Наконец Клебер на цыпочках направляется за перегородку.

— Спит, — торжественно объявляет он, вернувшись. — В ее годы сон крепкий, теперь уж до утра будет спать. Ну, пора двигаться.

— Текст написали? — спрашивает Юсуф. — Покажите мне заранее. А то я букву могу пропустить.

— Все зависит от того, как мы сумеем управиться, — отвечает Анри. — Первым делом надо написать: «Американцы — в Америку!»

— По-моему, лучше написать: «Американцы go home», — предлагает Папильон. — Так же, как немцы, теперь пишут. Янки поймут.

— Зато нашим понять будет труднее, — возразил Анри. — Многие не знают, что это значит.

— Самое главное ведь, чтобы янки поняли, так или нет? — допытывается Папильон.

— Нет, главное, чтобы наши поняли. Янки, не беспокойся, поймут, им переведут.

— Ладно, раз ты считаешь, что так лучше, согласен.

— Напиши на бумаге. Я посмотрю сначала, — просит Юсуф.

— Насчет букв, дружок, не волнуйся, — успокаивает его Папильон. — Я буду тебе букву за буквой подсказывать. Времени хватит, буквы-то вон какие, чуть ли не с тебя ростом.

— А потом, если нас не выследят, — продолжает Анри, — добавим: «Долой поджигателей войны!»

— «Долой войну!» — короче будет, — замечает Папильон.

— Короче, да не так точно, — говорит Юсуф.

— Это почему же? Мы ведь против войны.

— Ладно, завтра доспорим, — замечает Юсуф.

— Юсуф прав, — подтверждает Анри. — Если бы американцы развязали войну против Советского Союза, ты бы что стал делать?

— Подымется весь народ, — отвечает Папильон. — Ох, и худо американцам придется!

— Значит, бывают моменты, когда недостаточно сказать «долой войну». Вообрази, что герои Сталинграда действовали бы только по лозунгу «Долой войну!»

— Или, скажем, во Вьетнаме, — добавляет Юсуф, — в Корее или в Китае.

— У нас тут другое дело, — сердится Папильон. — Уж очень, как я погляжу, вы любите мудрить. Если мы будем так долго каждое слово обсуждать, ничего хорошего не получится.

— Не забывай, что твой лозунг протянется над портом, как заголовок над воззванием в газете, и продержится он три-четыре года. Может быть, к сожалению, наступит такой момент, когда нам придется сказать: «Все для войны!» — как в сорок пятом году. Мы сделаем все, чтобы ей помешать, но если они разожгут войну, то придется…

— Завел… — говорит Папильон, впрочем, мало убежденный словами Анри. — Напишем тебе твоих «поджигателей», не беспокойся!

— Ну и башка, — смеется Анри, нахлобучивая Папильону на глаза кепку, и делает рукой такой жест, словно намыливает ему голову. — Значит, по-твоему, длинно? Так получай в наказание еще — если у нас будет время, добавим также: «Здесь французский торговый порт».

— Да это уж будет не база подводных лодок, а плакат, — шутливо говорит Папильон. — Ты нам настоящий диктант заготовил. Хорошо, что я знаю, где в порту склад этого самого «битумастика», — на случай, если не хватит. И главное, недалеко ходить. Ведь у нас краски в обрез. А я лично с большой охотой вот какую сделал бы надпись… Короче всех ваших, без всяких обиняков. Догадываетесь? Нет? «Завтра всеобщая забастовка!» Всё! Три слова! Потому что забастовка самое верное дело. А то мы ходим вокруг да около. Боимся, что ли? Не пойму. А все прочее сверх программы, вроде закуски.