Жоржи Амаду - Пальмовая ветвь, погоны и пеньюар

— Пока вам не успели назвать другое имя, хочу сообщить, что наш Рауль Лимейра намерен баллотироваться…

— Ректор университета?

— Он самый. Он не только ректор, он закадычный друг Хозяина. Рауль может оказать неоценимую помощь…

— Да, но чье место собирается занять Лимейра? Неужели кто-нибудь умер, пока я летел из Мехико?

— Никто не умер. Рауль станет преемником Антонио Бруно.

— Но ведь им станет генерал…

— Это зависит…

— От чего?

— От того, как вы проголосуете. Ваш голос может оказаться решающим. Рауль поручил мне переговорить с вами. Он в долгу не останется…

— Я ничего не понимаю. Выражайтесь яснее!

— Пойдемте в библиотеку. Там мы побеседуем без помехи.

Родриго Инасио Фильо — он только что из Петрополиса — вылезает из машины у входа в Малый Трианон и попадает прямо в костлявые лапы Эвандро Нунеса дос Сантоса:

— Счастливец, наслаждался жизнью в горах, пока мы задыхались в этой душегубке!..

Под руку они направляются в секретариат. Родриго просит рассказать ему о ходе событий.

— Ну-с, Пламенный Эвандро, как подвигаются ваши партизанские дела? Это ваш кум Портела подсудобил вам такое прозвище.

— Совсем скоро начнем последнюю вылазку. — Эвандро останавливается посреди холла и со смехом снимает пенсне. — Враг взят в кольцо, сейчас мы его уничтожим.

— Подлое вероломство в высшей степени присуще природе человека, — доверительно сообщает ему Родриго.

— Вы так считаете?

— Да. Ведь это я назвал имя Морейры, когда вы с Портелой никак не могли отыскать подходящего по всем статьям генерала.

Я был членом делегации, которая явилась к нему и предложила баллотироваться…

— Я тоже там был. Афранио меня вынудил.

— … я прочел книгу, которую он мне прислал…

— Этого еще не хватало!

— … я завел интрижку с его дочерью — прелестное существо, жаль, пресновата немножко… Я стал другом дома, чуть ли не родственником. Исходя из всего вышеизложенного, хочу уведомить, что буду голосовать за генерала — во-первых, у меня хоть совесть будет чиста и спокойна, а во-вторых, не дам вам победить несчастного! Да, подлое вероломство, без сомнения, в высшей степени свойственно человеку.

— Хорош несчастный! Он уже сейчас распоряжается у нас в Академии, как у себя дома, и заявляет, что Бруно — ничтожество и дутая величина! Представьте, что он будет вытворять, когда станет академиком! Шутки в сторону: нам может не хватить вашего голоса. Родриго, одумайтесь! Родриго, вы поступаете против совести! Родриго, послушайте меня!..

Но Родриго непреклонно идет к секретариату.

— Изыди, сатана!

— «Прелестное существо»… «Пресновата немножко»… Идите, идите, расплачивайтесь за свои шашни! Об одном вас прошу: не заводите долгих романов, через четыре месяца мы будем избирать Фелисиано. Вам это известно?

— За него я проголосую с большим удовольствием. Бог даст, и пройдет…

— Вы еще смеете сомневаться? Пока я здесь, никто не сменит погоны на пальмовые ветви. Ни погоны, ни сутану!

— Я вижу перед собой оголтелого антиклерикала…

— Я не антиклерикал, я материалист. У меня множество друзей среди священников — я только не хочу, чтобы Академия провоняла ладаном!

— … и пацифиста.

— Я демократ! Я дружу и с военными тоже, но не допущу, чтобы они заводили тут казарменную муштру… Место, по традиции принадлежащее вооруженным силам, — нет, вы слыхали что либо подобное?!

По заведенному порядку старейшина Академии Франселино Алмейда позирует фоторепортерам — делает вид, что опускает бюллетень в урну. После того как снимки сделаны, журналистов просят удалиться. Двери комнаты, где происходят выборы, запираются.

Старый служитель — седовласый негр, черный как сажа, элегантный, как английский лорд, — подносит урну Эрмано де Кармо: президент голосует первым. Потом он по очереди обходит всех присутствующих.

Их немного — это последнее заседание перед каникулами. Большинство «бессмертных» спасается от нестерпимой жары где-нибудь в горах, кое-кто уехал на рождество в родные края и еще не вернулся. Старый служитель останавливается у каждого кресла, и каждый академик опускает в урну бюллетень. Прежде чем началась процедура выборов, президент подсчитал, сколько писем получено от тех, кто не смог приехать и прислал бюллетень в за печатанном конверте.

Обойдя стол, служитель опорожняет урну. Сейчас начнется подсчет голосов. Потом бюллетени сгребут в кучу, служитель обольет их бензином, чиркнет спичкой и обратит в пепел. Тайна голосования будет соблюдена.

В соседней комнате журналисты и фоторепортеры пробавляются остатками угощения с академического стола. Обычно во время выборов Малый Трианон запружен народом — в библиотеке, в холле, в залах толпятся приверженцы того или иного претендента. А когда баллотируется один-единственный кандидат, не будет ни борьбы, ни неожиданностей — следовательно, незачем и приходить. И все-таки кое-кто из любопытных ждет результата. Среди них старый букинист Карлос Рибейра. Когда заседание закроется, генерал повезет сочувствующих к себе, примет поздравления, накормит и напоит.

Рядом со столиком, на котором стоит телефон, дежурит Клодинор Сабенса — он ждет той минуты, когда сможет сообщить генералу Валдомиро Морейре, что тот приобщился к бессмертию.

Сидя в кресле возле телефона, генерал Валдомиро Морейра ждет той минуты, когда его друг Клодинор Сабенса сообщит ему, что он приобщился к бессмертию. На кандидате парадный мундир (пока еще генеральский, а не академический), серьезное лицо его выражает спокойное достоинство. Рядом дочь Сесилия: она хоть и легкомысленна, но искренне привязана к отцу. Дона Консейсан снует туда-сюда, делая последние приготовления. Обе в новых, с иголочки, платьях.

Те гости, что пришли разделить с кандидатом радость великого известия, разбрелись по комнате. Тут соседи, ближайшие друзья, бывшие сослуживцы и однокашники. Они любуются накрытым столом, который ломится от солений и печений, от блюд с окороком, ветчиной, индюшатиной. Посвященные осведомлены о кулинарных талантах Эунисе. В саду Арлиндо сооружает импровизированный бар ставит кувшины с пивом, чаты с крюшоном, прохладительные напитки, пряча до поры бутылки виски и коньяка — они предназначены для академиков и прочих сиятельных лиц.

Как медленно тянется время!.. Генерал ждет, гости переговариваются вполголоса, иногда вдруг слышится сдавленный смешок.

В дверях появляется дона Консейсан с последним подносом.

— Еще нет?

В этот самый миг звонит телефон. Генерал снимает трубку. Сесилия раздвигает губы в улыбке. Дона Консейсан замирает.