Сосэки Нацумэ - ВРАТА

— До чего же хорошо в Киото! — воскликнула О-Ёнэ, оглянувшись на спутников. И в этот момент Соскэ был совершенно уверен, что лучшего места нигде не найти.

Время от времени они совершали втроём такие прогулки, по чаще встречались дома. Как-то, придя к Ясуи, Соскэ застал О-Ёнэ одну, словно нарочно покинутую в этот печальный осенний день.

— Вы, наверно, скучаете в одиночестве, — сказал Соскэ.

Они прошли в гостиную, сели у хибати и, грея руки, проговорили неожиданно долго. В другой раз, когда Соскэ сидел у себя за столом, витая в заоблачных далях, вдруг пришла О-Ёнэ. Она объяснила, что делала в этом районе покупки и заодно решила навестить Соскэ. Они пили чай с печеньем, вели непринуждённую беседу, потом О-Ёнэ ушла.

Такие случаи повторялись всё чаще и чаще. Между тем листья деревьев совсем облетели, побелели вершины гор и открытая ветрам река. Люди шли по мосту, ёжась от холода. Зима в тот год была безветренная, но коварная, холод словно бы пронизывал исподтишка. Ясуи заболел гриппом в тяжёлой форме, с очень сильным жаром. О-Ёнэ даже напугалась, но жар держался недолго. Однако полное выздоровление никак не наступало. Жар становился то сильнее, то слабее, и Ясуи измучился, как при лихорадке.

Врач определил катар верхних дыхательных путей и настоятельно советовал переменить климат. Ясуи нехотя вытащил из шкафа дорожную корзину, перетянул её верёвкой. О-Ёнэ уложила чемодан. До самого отхода поезда Соскэ сидел в купе, стараясь приободрить друзей весёлой болтовнёй, а когда сошёл на перрон, Ясуи крикнул ему из окна:

— Приезжай в гости!

— Пожалуйста, непременно! — присоединилась к нему и О-Ёнэ.

Поезд медленно прошёл мимо пышущего здоровьем Соскэ и, дымя, скрылся в направлении Кобэ.

Новый год Ясуи встретил вдали от Киото. Каждый день от него приходили открытки с припиской от О-Ёнэ, в которых он неизменно звал Соскэ в гости. Соскэ аккуратно их складывал, и вскоре на столе образовалась целая стопка, которая была постоянно у него на виду. Время от времени он перечитывал их или просто разглядывал. Наконец Ясуи сообщил, что совершенно здоров, в ближайшее время вернётся в Киото, по просит Соскэ хотя бы ненадолго приехать сразу же по получении этой открытки. К тому времени, надо сказать, Соскэ наскучило однообразие жизни, и этих десяти с лишним слов оказалось достаточно, чтобы в тот же вечер он сел в поезд и приехал к Ясуи.

Когда после долгой разлуки они втроём вновь собрались у лампы, Соскэ сразу заметил, как поздоровел Ясуи, — таким он никогда не видел его в Киото. Ясуи и сам сказал, что чувствует себя прекрасно, засучил рукава и довольно поглаживал мускулистые с синими прожилками руки. У О-Ёнэ глаза радостно блестели, что было ей несвойственно, и это поразило Соскэ. Он привык видеть её удивительно спокойной, самые яркие впечатления не могли вывести её из этого состояния. Причём особенно спокойным казалось выражение глаз, которое почти не менялось.

На следующий день они втроём пошли на прогулку. Любовались уходящей вдаль густой синевой моря, вдыхали смолистый запах сосен. Зимнее солнце быстро клонилось к западу, окрашивая по пути низкие облака в жёлтый и дымно-красный цвет. Наступил вечер, такой же тихий, как день, лишь временами шелестел в соснах ветер. Все три дня, которые Соскэ провёл у Ясуи, стояла чудесная погода.

Соскэ не хотелось возвращаться с прогулки, его поддержала О-Ёнэ. А Ясуи сказал, что это Соскэ привёз с собой хорошую погоду. Через некоторое время они все вместе вернулись в Киото. Зима была на исходе. Северные ветры ушли наконец в холодные страны. Снежные заплаты на вершинах постепенно исчезли, и на их месте всё зазеленело.

Возвращаясь к прошлому, Соскэ невольно думал о том, что если бы тогда замерла вдруг природа, а они с О-Ёнэ превратились в камень, им не пришлось бы так страдать. Но весна входила в свои права, освобождаясь от гнёта зимы. В те дни всё и началось, а завершилось, когда вновь оделась в молодую листву сакура. Вся природа, казалось, отчаянно борется за жизнь. Но страдания, которые вынесли Соскэ с О-Ёнэ, можно было сравнить лишь с пыткой на медленном огне. Налетел ураган, застиг их врасплох и сбил с ног. Оба неопытные и беспечные, они даже не заметили, как это произошло, а когда поднялись, увидели себя с ног до головы в пыли.

Беспощадно изгнанные из общества, они вначале не испытывали нравственных мук, лишь в полной растерянности удивлялись собственному безумству. Они ощущали себя скорее неразумными, чем безнравственными, и потому не стыдились, не искали никаких оправданий. И от этого ещё больше мучились. Они лишь сетовали на жестокость судьбы, которая прихоти ради, чтобы позабавиться, расставила им ловушку, и не могли без горечи думать об этом.

Со временем им пришлось испытать все муки людей, отвергнутых обществом, ярким светом вспыхнуло в мозгу сознание вины, и они покорно подставили лоб, на котором им выжгли клеймо. Они поняли, что, связанные невидимой нитью, всегда должны идти рука об руку, вместе. Они покинули родителей. Покинули родственников. Покинули друзей. Словом, покинули общество. Точнее, общество покинуло их. Из университета Соскэ, разумеется, пришлось уйти, хотя внешне всё выглядело так, будто он оставил учёбу по доброй воле.

Таково было прошлое Соскэ и О-Ёнэ.

Они уехали в Хиросиму, потом в Фукуоку, но везде страдали, неся бремя прошлого. Такая же участь ждала их и в Токио. Завязать дружеские отношения с семьёй Саэки не удалось. Дядя умер. А тётка и Ясуноскэ были совсем чужими, о какой же искренности или теплоте могла идти речь? В нынешнем году обе семьи даже не нанесли друг другу традиционного новогоднего визита с подарками. Короку не уважал в душе старшего брата, хотя и жил у него. Сразу же по приезде Соскэ в Токио Короку с чисто детской непосредственностью возненавидел О-Ёнэ. И сама она, и Соскэ это хорошо понимали. Днём, при солнечном свете, супруги бодрились, зато свет луны вызывал у них грустные мысли. Не один год встретили они так, не один проводили. Подходил к концу и нынешний год. Перед каждым домом висели новогодние украшения — соломенные жгуты с вплетёнными в них полосками бумаги. Шелестел на ветру украшавший вход бамбук. Соскэ купил и приколотил к воротам маленькую тонкую сосну. В нишу поставил два рисовых колобка на небольшой деревянной подставке, а сверху положил оранжево-красный апельсин с зелёным листом. Написанная тушью дешёвая картина в нише изображала цветущую сливу с листьями, сквозь которые проглядывала похожая на морскую раковину луна. Соскэ не понимал, что за смысл ставить под такой нелепой картиной новогодние украшения, и спросил об этом у О-Ёнэ:

— В чём, собственно, тут идея?