Фрэнк Маккорт - Прах Энджелы. Воспоминания

Если я привезу близнецов домой, мама будет ругаться, что мы ей отдохнуть не даем и будим Маргарет. Нам велено играть на площадке, пока нас не позовут из окна. Я строю близнецам рожицы, чтобы они перестали плакать. Кладу на голову бумажку и роняю ее, и они заходятся от смеха. Я подкатываю коляску к Мэлаки, который с Фредди Лейбовицем на качелях качается. Мэлаки рассказывает Фредди о том, как Сетанта стал Кухулином. Я требую, чтобы он перестал, эта сказка моя. Он не унимается. Я толкаю его, и он плачет. А-а, а-а-а, я все маме расскажу. Фредди толкает меня, и перед глазами у меня темнеет, я кидаюсь на него с кулаками, бью коленками и ногами, он кричит: ты чего, перестань, перестань! А я не перестаю, потому что не могу, не умею, и если перестану, то Мэлаки совсем отберет у меня сказку. Фредди отталкивает меня, убегает и голосит: Фрэнки меня чуть не убил, Фрэнки меня чуть не убил. Я не знаю, как вести себя, потому что раньше никого не убивал, а Мэлаки на качелях плачет: не убивай меня, Фрэнки, и он такой беспомощный. Я обнимаю его одной рукой и помогаю спуститься с качелей. Он обнимает меня. Больше не буду рассказывать твою сказку. Не буду рассказывать Фредди про Ку-Ку. Мне хочется засмеятья, но я не смеюсь, потому что близнецы в коляске ревут, на площадке темно, и какой смысл корчить рожи и что-то ронять с головы, если темно и тебя не видно?

На той стороне улицы продуктовая лавка итальянца, а там - бананы, яблоки, апельсины. Я знаю, что близнецы едят бананы. Мэлаки любит бананы, и я сам их люблю. Но без денег их не добыть - не было такого случая, чтобы итальянцы отдавали бананы задаром - особенно Маккортам, которые и так задолжали им за продукты.

Мама всегда нам твердит: никуда, ни в коем случае не уходите с площадки – только домой. Но что мне делать с близнецами, которые ревут от голода? Я говорю Мэлаки, что вернусь через минуту. Проверяю, не смотрит ли кто, хватаю гроздь бананов с лотка на улице у лавки итальянца и бегу по Мертл Авеню подальше от детской площадки, огибаю квартал и возвращаюсь с другой стороны через дырку в заборе. Мы закатываем коляску в темный угол и чистим бананы для близнецов. Бананов всего пять, и мы в темноте пируем. Близнецы пускают слюни, мусолят бананы и размазывают по лицу, волосам и одежде. Тут я понимаю, что мне придется держать ответ. Мама спросит: почему близнецы в бананах изгваздались, и где ты их взял? Про лавку итальянца говорить нельзя. Придется сказать: один дядя угостил.

Так и скажу. Один дядя.

И тут происходит нечто странное. У ворот площадки появляется какой-то человек. Подзывает меня. О Господи, итальянец. Эй, сынок, поди сюда. Эй, тебе говорю. Иди сюда.

Подхожу к нему.

У тебя два маленьких брата, верно? Близнецы?

Да, сэр.

Так. У меня пакет фруктов. Если вам не отдам, то выкину. Так? Значит, вот, возьми пакет. Любишь бананы, да? Мне кажется, любишь, а? Знаю, любишь бананы, хе-хе. Вот, возьми пакет. Мама твоя молодец. А отец? Ну знаешь, беда с ним – с ирландцами это бывает. Угости близнецов бананом. Успокой, а то их слыхать даже на той стороне улицы.

Спасибо, сэр.

Господи. Вежливые мы, а? У кого научились?

Отец велел говорить «спасибо».

Отец? Однако.

Папа сидит за столом, читает газету. Он говорит, что президент Рузвельт хороший человек, и скоро у всех в Америке будет работа. Мама на другом конце стола кормит Маргарет из бутылочки. Она смотрит на меня строго, и я боюсь.

Ты где фрукты взял?

Дядя дал.

Какой дядя?

Итальянец, он меня угостил.

Ты их украл?

Дядя, повторяет Мэлаки. Дядя дал Фрэнки пакет.

А что ты сделал с Фредди Лейбовицем? Его мать к нам заходила. Такая добрая женщина. Не знаю, чтобы мы делали без нее и без Минни Макэдори. А ты кидаешься на беднягу Фредди.

Мэлаки скачет и прыгает: он не дрался, не дрался. Не хотел убивать Фредди. Не хотел меня убивать.

Папа говорит: тс-с, Мэлаки, т-сс, иди сюда, - и сажает Мэлаки на колени.

Мама велит мне: ступай к соседям и попроси прощения у Фредди.

Ты хочешь извиниться перед Фредди? - говорит папа.

Не хочу.

Родители смотрят друг на друга. Папа говорит: Фредди хороший мальчик. Он просто качал твоего брата на качелях. Верно?

Он чуть не украл мою сказку про Кухулина.

Глупости. Фредди нет дела до сказок про Кухулина. У него свои сказки. Сотни сказок. Он еврей.

А что значит «еврей»?

Папа смеется. Евреи это евреи – у них свои сказки. Им не нужен Кухулин. У них есть Моисей. И Самсон.

А кто такой Самсон?

Если сходишь к соседям и поговоришь с Фредди, я расскажу тебе про Самсона. Извинись перед Фредди, скажи, что больше так не будешь, и если хочешь, спроси про Самсона – что угодно спроси, только поговори с Фредди. Хорошо?

Вдруг малышка у мамы на руках начинает плакать, и папа вскакивает, роняя Мэлаки на пол. С ней все хорошо? Конечно, хорошо, говорит мама. Я кормлю ее. Боже Всевышний, ты просто комок нервов.

Они обсуждают Маргарет и обо мне позабыли. Ну и ладно. Я отправляюсь к соседям, чтобы спросить у Фредди про Самсона и выяснить, сравнится ли он с Кухулином, и правда ли что у Фредди своя сказка, или он по-прежнему хочет украсть Кухулина. Мэлаки решает пойти со мной, потому что папа встал и на коленках теперь не посидишь.

Миссис Лейбовиц открывает дверь: о Фрэнки, Фрэнки, проходи, проходи. И ты, малыш Мэлаки. Скажи мне, Фрэнки, что ты натворил? Хотел убить Фрэдди? Фрэдди хороший мальчик, Фрэнки. Он книжки читает. С папой радио слушает. Твоего братика на качелях качает. А ты убить его хотел. Ах, Фрэнки, Фрэнки. Ах, бедная твоя мама, и бедная больная малышка.

Миссис Лейбовиц, она не больна.

Больна, больна. Девочка больна. Я знаю, кто болен. В больнице работаю. Не учи меня, Фрэнки. Заходи, заходи. Фредди, Фредди, Фрэнки пришел. Выходи. Фрэнки не будет тебя убивать. Вот и малыш Мэлаки. Красивое имя. Сьешь пирожка, угощайся. Почему тебе дали еврейское имя? Вот, стакан молока, кусок пирога. До чего же вы худые, ребятки. Ирландцы совсем не едят.

Мы сидим за столом с Фредди, едим пирог, пьем молоко. Мистер Лейбовиц сидит в кресле, читает газету, слушает радио. Иногда он говорит с миссис Лейбовиц, и я ничего не понимаю, потому что ртом он издает непонятные звуки. Фредди его понимает. Когда мистер Лейбовиц издает странные звуки, Фредди встает и приносит ему кусок пирога. Мистер Лейбовиц улыбается Фредди и гладит его по голове, и Фредди тоже улыбается и издает странные звуки.

Миссис Лейбовиц глядит на нас с Мэлаки и качает головой. Ой, до чего вы тощие. Она так часто ойкает, что Мэлаки смеется и говорит «ой», и Лейбовицы смеются, и мистер Лейбовиц говорит слова, которые мы понимаем: when irish oyes are smiling . Миссис Лейбовиц так заходится от смеха, что вся трясется и держится за желудок, и Мэлаки снова ойкает, потому что знает, что все рассмеются. Я говорю «ой», но никто не смеется, и я понимаю, что «ой» принадлежит Мэлаки, так же, как Кухулин – мне, и пусть Мэлаки оставит себе свое «ой».