Мэв Бинчи - Лилобус

И Руперт понял: все будет хорошо.

И вот уже три года все было куда лучше, чем просто хорошо. Они с такой любовью обустроили те два дома, что теперь они действительно стали достойны блистательной характеристики в каталогах. Но на продажу их не выставят никогда. Дома стоят на достаточном удалении друг от друга, чтобы, если будет необходимость, представить их как два самостоятельных строения. Хотя необходимости не было. Когда Джимми пригласил в гости своих родных, они благодарно приняли приглашение, обещали к нему выбраться, но так и не выбрались. Руперт не настаивал на том, чтобы пожилые родители непременно наведались к нему в Дублин, он просто показал им фотографии своей части дома и сада. Они соорудили сад камней и стали такими специалистами по высокогорным растениям, каких нет на многие мили вокруг. В доме была большая кухня, и разделочные столы по обе стороны от раковины - так что при желании оба могли готовить одновременно. Все сбережения до последнего пенни были вложено в строительство. Вскоре их стали навещать друзья - они обедали у них и восхищались домом, или давали советы – но, как правило, только восхищались. Все вышло идеально, и они были очень счастливы.

Вот почему ему было так тяжело уезжать оттуда на выходных. По субботам там очень тихо; можно сходить в магазин, приготовить еду, не только для Мартина и Джеффа или других друзей-геев, но и для замечательных юных супругов, живущих по соседству, которые приглядывали за садом, когда они ездили в Марокко. В компании этих людей можно расслабиться. От них и еще от пары человек в агентстве нет нужды что-то скрывать. Только в школе у Джимми и в родном городе Руперта надо притворяться.

«Это просто смешно: в 80-е годы нельзя заявить в открытую, что ты гей!» - возмущался Джимми. И он заявил бы, будь у него хоть малейшая возможность. Но нет, родители мальчиков явно решат, что он присматривается к их чадам.

- Но зачем мне эти жуткие, чумазые, противные, тупые дети, - ныл Джимми. – Мне нужен только ты, мой любимый, мой чудесный Руперт.

И Руперта переполняла радость и гордость от того, что Джимми может так просто и открыто об этом ему говорить. Он тоже пытался не сдерживать себя, но ему это давалось куда сложней. Он все-таки немного зажат, как однажды сообщила ему Джуди Хикки. Он часто спрашивал себя, а знает ли Джуди, что он гей. Наверное. Но он никак не мог улучить подходящий момент, чтобы сказать ей об этом, или пригласить в гости взглянуть на альпийские растения – они ей точно понравятся.

Джуди Хикки наверняка можно довериться: в конце концов, она и сама в некотором роде оскандалилась. Много лет назад была замешана в каком-то темном деле. Она бы с удовольствием узнала, что в Ратдуне есть еще одна Страшная Тайна. Но он ни за что не признался бы Джуди, что на самом деле не хотел уезжать в пятницу и тратить впустую выходные, потому что боялся: а вдруг Джимми найдет кого-то еще. Или уже нашел.

В эту самую пятницу он спрашивал за обедом у Джимми, чем он займется в субботу, и удовлетворительного ответа не последовало. Мартин и Джофф звали на вечеринку – пойдет туда вечером. Проверит тетрадки, постарается починить музыкальный центр, который толком не работает. То есть, ничего конкретного. А что если Джимми понравился кто-то еще? Его сердце похолодело, как мякоть недавно вынутой из морозилки булки, которая толком не оттаяла. Он никому не мог открыть этот страх. Никому в целом мире.

С Джуди говорить легко. Она рассказала ему про подушечки с травами, он ей – про шумную историю с политиком и его романтическим гнездышком. Они посмеялись, и каким-то образом – он и сам не понял, почему – это навело Джуди на мысли о собственном прошлом. То, что он услышал, его потрясло: подумать только, в те годы - молодая жена и мать торговала наркотиками. А муж подкупил правосудие - просто Дикий Запад какой-то. Надо же, ей запретили видеться с детьми! Но что вообще в голове не укладывается: она, оказывается, получала ЛСД и снабжала им великосветское общество охотников и рыболовов! И травка! Джимми с ума бы сошел, если б услышал. Он мог бы говорить с ней часами, но она вдруг решила, что надоела ему, и принялась болтать с полоумной Нэнси Моррис. И еще она сказала, что мама думает о нем каждый день. Нет, не может быть. У мамы только мысли об отце, о доме, об огороде и курицах – хотя все больше об отце, и о том, что юный мистер МакМэхон проявляет недостаточно уважения к старшему партнеру и основателю фирмы. Мама почти не интересуется, как Руперт живет в Дублине – конечно, оно и к лучшему, но это явно свидетельствует о том, что мама едва ли вспоминает о нем каждый день. Или Джуди все выдумала? Наверное, она просто надеется, что ее дети, несмотря ни на что, не забывают о ней – и в этом все дело.

Его родители жили в небольшом домике с побеленными стенами, у порога рос клематис. Джимми казалось, что семья нотариуса-протестанта должна обитать в увитой плющом усадьбе, внушающей ужас простому народу. Руперт сказал, что в городке есть только два увитых плющом дома: в одном живет семья доктора Берка, и он в отличном состоянии, а другой - старый дом викария - давно заброшен, и теперь он скорей похож на огромную заросшую зеленью глыбу камня. По воскресениям в Ратдуне служили утреню в очень уютной местной церкви, но ни викария, ни пастора у них не было. Он приезжал из большого города в семнадцати милях от Ратдуна, а после службы ехал в другую церковь еще в пятнадцати милях оттуда. Джимми все это было очень интересно, но Руперт ни разу не приглашал его в гости к родителям. Джимми много раз приглашал его на семейные собрания, и однажды Руперт даже пришел, но чувствовал себя не в своей тарелке, хотя остальные были раскованы и завалили его вопросами о ценах на недвижимость.

Мама сторожила его у самой двери. И каждый раз это его слегка раздражало - он и сам на себя сердился из-за этого. Само собой, она просто не хочет, чтоб звонок или стук в дверь потревожил отцовский сон. Но Руперту казалось, что мама нарочно стоит и ждет, когда его тень упадет через дверное стекло. На душе у него было прескверно, но он взял себя в руки и бодро поздоровался. Он ощутил на шее чудесную мягкую кожу куртки, которую Джимми подарил на день рождения. На несколько дней раньше срока - но Джимми сказал, пусть она согреет его на выходных. Ди Берк была права, она стоила кучу денег. И снова его кольнула мысль: как Джимми мог позволить себе потратить такую сумму, даже если это секонд-хэнд? Оставь подозрения, Руперт, сказал он себе твердо. Джимми не врет и не изменяет. Зачем портить бочку меда ложкой дегтя? Джимми сейчас дома, проверяет тетрадки и смотрит телевизор, и не сидит в пабе где-то в городе, и не пытается никого подцепить. Зачем разрушать все?