Конрад Эйкен - Поклонись, Исаак!

Он дал мне письмо и десять центов, и я чуть бегом не пустился: я просто не мог поверить в такую удачу. Я сразу понял по длинной голубой марке с мальчишкой–посыльным на ней, что это было срочный пакет, хотя одному Богу известно, от кого Исаак мог получить такое письмо. Оно пришло из Беннингтона в штате Вермонт, а в левом верхнем углу стояло имя отправителя, но я не могу его припомнить. Я был страшно взволнован. Что я застану там? Неужели я услышу свист бича, или хлопки ремня для правки бритв, или страшные крики? Я естественно подумал, а не придется ли мне самому удирать со всех ног? Может, это как раз тот день, когда лицо старика становится синим, как баклажан? А, может быть, мистер Грин посла меня с письмом, потому что боялся отнести его сам?

Эта тревожная мысль заставила меня умерить шаги. Да вполне возможно: ведь никому не хотелось заходить на ферму Вилларда, и поэтому их молочное хозяйство так захирело. Джим говорил мне, что если бы люди не жалели старую миссис Виллард и Лидию, никто вообще не стал бы покупать их грязное молоко. Они вдвоем, миссис Виллард и Лидия, принимали заказы, развозили молоко на старой синей подводе и собирали плату. Если бы не миссис Виллард, говорил Джим, они все бы уже давно концы отдали.

Меня так и тянуло к мостику. Две широкие доски с перильцами лежали на подгнивших сваях. Вода под ним была мелкой и завалена всяким мусором: кучей консервных банок, бутылок, ржавых железяк и битым стеклом. Из воды торчал ондатровый капкан со ржавой цепью, и я подумал, не вытащить ли его. Я постоял там несколько минут глядя в воду и косясь уголком глаза на дом. В нем не было признаков жизни, и оттуда не доносилось ни звука. С пригорка я увидел полдюжины коров, и в полумиле надо мной — отрог Злючки. Все окна в доме были закрыты ставнями, кроме одного на первом этаже справа от двери; но и оно, несмотря на жару, было затворено. Поднимаясь по мощеной кирпичом тропке, я увидел, как выпорхнули из лоз подранеи две колибри и с жужжанием пронеслись за угол, и ощутил едкую вонь коровника, долетевшую с другого конца фермы. Я поднялся по четырем ступенькам покосившегося крыльца и постучал. Оттуда был виден мощеный булыжником коровник — вернее, мощеный в далеком прошлом, а сейчас из навоза и воды выглядывали редкие камни. В конце двора стоял старый бак с насосом, а за ним — полуразвалившийся хлев.

Я подождал несколько минут, так и не услышав ни звука, и довольно робко опять постучал. От моего стука дверь легко отошла назад, и передо мной возникла высокая седая женщина. Ее немыслимо черные глаза сверкнули бешенной яростью. Красным кулаком она терла свой передник в голубую клетку.

— Ну? — резко спросила она. И, прежде, чем я успел открыть рот, — Что там у тебя?

Я почувствовал себя виновато и выдавил какие‑то слова о письме для мистера Вилларда, неохотно протянув его.

Тогда она только произнесла «Исаак!» скрипучим голосом и повернулась ко мне спиной. Пока она уходила, я успел мельком заглянуть в комнату. Она была большая, с огромным камином, но почти совсем пустая. Некрашеный пол без единого коврика был безупречно чист, стояли три–четыре простых кухонных стула и кухонный стол. Исаак, которого я сразу увидел, сидел за столом с раскрытой книгой перед ним. Он как бы не слышал слов жены и продолжал читать, будто ничего не случилось. Ожидая пока он двинется, я заметил с другой стороны стола вторую женщину — вероятно, Лидию. Она сидела, склонив голову, с вытянутыми и сжатыми руками, и мне показалось, что плечи ее двигались. Тогда Исаак поднялся, прижал ладонью страницу, будто подчеркивая важность момента, и двинулся к двери. Шагал он грузно, в рыжих резиновых шаркающих сапогах. Лицо, которое я увидел, когда он остановился передо мной, или скорее надо мной — было узким, длинными и воспаленным, подозрительные глаза близко сдвинуты, а губы с обвисшими уголками выгибались над крупными зубами диковинной дугой, создавая впечатление ярости и слабости.

— Что там? — спросил он.

— Письмо для вас.

— Почему Грин сам его не принес?

— Не знаю. сэр. Он попросил меня принести его вам.

— Ради Эфраима! — Он сузил глаза щелками и пристально просмотрел на меня. — Дай его сюда. И больше не занимайся этим подлым делом.

Он до боли сжал мне плечо большим и указательным пальцем:

— Ты слышал?

— Да, сэр.

— А теперь валяй отсюда!

И он захлопнул дверь так быстро, что пришлось отскочить, чтобы он не защемил мне ногу. Когда тетушки и Джим узнали о моей экспедиции, их охватил непритворный испуг. Они сказали, чтобы я никогда больше не смел делать такого: ни заходить в этот дом, ни даже приближаться к земле Вилларда. Тетушка Джулия перепугалась больше всех: она считала, что мне еще очень повезло вернуться оттуда живым. Даже Джим, как я заметил, был обеспокоен: покачал головой и серьезно посоветовал мне держаться от старого Исаака подальше.

— Если бы это был его черный день, — сказал он призадумавшись, ты получил бы от него хорошую взбучку и проповедь в придачу. Одного парня из Хэкли Фоллс он отдубасил так, что живого места на нем не осталось.

— А кто это был.

— Знаешь, не помню что‑то.

— А что тот парень сделал?

— Этого я тоже не помню, но слушай лучше меня, обходи его стороной, тогда и цел будешь.

Естественно, это еще больше разожгло мой аппетит к дальнейшим приключениям, и вскоре я нашел себе новое захватывающее занятие.

Перейдя речку Милл по крытому мостику, я поворачивал на запад, взбирался на Скалистый Выгон, как его называли — один из восхитительных гранитных склонов в Новой Англии — заросший кедрами и можжевельником, и, наконец, оказывался в лесу на длинном отроге Злючки. Отрог тянулся на запад почти параллельно реке до самого Хэкли Фоллс. Мне пришло в голову, что если я хорошенько разведаю опушку, то как‑нибудь выйду к верхнему концу пастбища Исаака, а оттуда, укрывшись за соснами, березами или валунами, смогу поближе рассмотреть, что там делается в доме Вилларда.

Бог знает, зачем мне это было нужно! В первый раз я действовал с чрезвычайной осторожностью: забрался высоко в кленовую и ореховую рощу, а когда приблизился к ферме Вилларда пополз вперед на четвереньках. Я подполз к березам, окаймлявшим пастбище, и там к своей радости обнаружил, что могу продвигаться ползком вниз от камня к камню и занять наблюдательный пост ярдах в трехстах от дома. Там у меня будет прекрасное укрытие: поросший серебристым лишайником огромный гранитный валун рядом с кедром. За ним была теплая травяная впадина, откуда я мог всё прекрасно видеть, оставаясь незамеченным. Коровы старого Исаака, ничуть не тревожась, паслись вокруг меня, а передо мной как на ладони был скотный двор, на который их потом погонят.