Джордж Мередит - Эгоист

— И вы не потребуете, чтобы я на них смотрела, как на достоинства?

— Лишь бы вы были моей женой!

Летиция вырвала у него руку.

— Вашей женой, вашим критиком! Ах, но разве это возможно? Позовите сюда обеих мисс Паттерн. Пусть они меня выслушают.

— Они недалеко, — сказал Уилоби, распахивая дверь.

Тетушки сидели у себя в тревожном ожидании вестей.

— Мои дорогие, — сказала Летиция. — Я вынуждена причинить вам боль, и это меня очень огорчает. Но если уж нам с вами суждено жить под одним кровом, лучше это сделать теперь, чем потом. Уилоби просит моей руки, но повторяю: сердца я не в состоянии ему отдать вместе с рукой, потому что оно умерло. Когда-то я считала, что сердце женщины — приданое, без которого нельзя идти под венец. Но теперь я вижу, что женщина может отдать свою руку, а мужчина ее принять и без такого приданого. Однако вы должны знать ту, что готовится вступить в этот брак. Некогда она была глупенькой, восторженной девочкой. Сейчас это хилая, болезненная женщина, утратившая все свои иллюзии. Лишения сделали из меня то, что излишек даров фортуны делает из других: Эгоистку. Я вас не обманываю. Это мое истинное лицо. Мое девичье представление об Уилоби исчезло бесследно. И я почти с полным равнодушием взираю на эту перемену. Уважать я его попытаюсь, боготворить — не могу.

— Милое дитя! — воскликнули тетушки с мягкой укоризной.

Уилоби сделал им знак замолчать.

— Если нам предстоит жить вместе, — продолжала Летиция, — а я с радостью разделю ваше общество, — вы должны видеть меня такой, какая я есть. Но если вы, как я склонна думать, слепо его боготворите, то я не знаю, можно ли нам жить вместе. Одного допустить я не могу — чтобы вы из-за меня покинули этот дом. Взгляд мой сделался зорким и беспощадным, и я вижу множество недостатков у вашего племянника.

— Но ведь у всех у нас есть недостатки, дорогое дитя!

— Не такие, как у Уилоби. Разумеется, воспитание, полученное им в атмосфере идолопоклонства, является смягчающим обстоятельством. Но пусть он знает, что недостатки его увидены, и увидены той, кого он просит стать своей подругой. Я не хочу оставлять места для недоразумений, пусть же он хорошенько подумает, пока не поздно. Этот человек боготворит себя.

— Кто? Уилоби?

— Он злопамятен.

— Наш Уилоби?

— Вы не разделяете это мнение, сударыни. А я твердо его держусь. Время меня научило, что это так. Но если мы столь решительно расходимся в суждениях, то как же мы уживемся под одним кровом? Это невозможно.

Они взглянули на Уилоби. Он властно кивнул головой.

— Но мы никогда и не утверждали, что наш дорогой племянник лишен недостатков. Если его обидеть… И даже если считать, что он претендует на исключительность, то разве это не обоснованная претензия, когда он в самом деле проявляет такое редкостное великодушие? Подумайте, дорогая Летиция! Ведь мы также и ваши друзья.

Она была больше не в силах подвергать эти добрые души казни.

— Вы всегда были моими верными друзьями.

— Что же еще можете поставить вы ему в вину?

— Он не способен прощать, — сказала Летиция, смягчаясь.

— Приведите хоть один пример, Летиция.

— Он выгнал Кросджея из дому и запретил ему когда-либо переступать его порог.

— Кросджей совершил немыслимое предательство, — возразил Уилоби.

— Благодаря которому вы и стали преследовать меня, домогаясь моей руки!

— Преследовать?! — воскликнули тетушки.

Под градом сыпавшихся на него ударов лицо у Уилоби пошло пятнами.

— Человек, еще в детстве оказавшийся способным на такую низость, — сказал он, — добром не кончит.

— Скажите по чести, — возразила Летиция, — разве не сам он признался вам во всем? И ведь не мог он не предвидеть, какое его ожидает наказание. Ему следовало заниматься с учителем, готовиться к профессии, к которой он чувствует призвание. Вместо этого его здесь держали в непростительной праздности, то излишне балуя, то наказывая с неоправданной суровостью. И единственным его покровителем все это время был Вернон Уитфорд, джентльмен без средств, вынужденный зарабатывать на жизнь литературным трудом, — а что это такое, я знаю, слишком хорошо знаю!

— Кросджей прощен, — сказал Уилоби.

— Вы даете мне слово?

— Он будет немедленно отправлен к учителю.

— Но мой дом должен быть домом Кросджея.

— В этом доме, Летиция, вы — хозяйка.

Она заколебалась. Ресницы ее увлажнились.

— Вы умеете быть великодушным, — сказала она.

— Умеет, умеет, дорогое дитя! — воскликнули тетушки. — Умеет. И забудьте его недостатки, как забываем их мы, глядя на его великодушие.

— Остается еще один горемыка: Флитч.

— Этот пьянчужка вот уже несколько лет как порочит мое имя по всей округе.

— Тем великодушнее дать ему возможность исправиться. У него ведь дети.

— Девять человек. И я должен, по-вашему, за них отвечать?

— Я говорю не о долге, а о великодушии.

— Диктуйте, — сказал Уилоби, разводя руками.

— Неужто вы еще не удовлетворены, Летиция? — спросили тетушки.

— А он?

На просеке показалась карета миссис Маунтстюарт.

— Полностью, — сказал Уилоби и протянул ей руку.

Она подняла свою.

— Сударыни, — сказала она, продолжая держать руку в воздухе. — Сударыни, вы свидетельницы, что с моей стороны не было ни малейшей утайки. Будем надеяться, что со временем я окажусь в состоянии смотреть на него более добрыми глазами, чем сейчас. Я не настаиваю на том, чтобы вы изменили свое мнение о нем. Единственное, чего я хотела, это чтобы вы знали мое. Во всем прочем я клянусь исполнить свой долг. Все, что осталось от меня, — к его услугам. Я очень измучена. У меня больше нет сил. Итак, я подчиняюсь его воле.

И рука ее бессильно опустилась на его протянутую ладонь.

— А я приветствую мою жену! — воскликнул Уилоби с воодушевлением, стискивая ее пальцы.

Непристойная поспешность, с какой миссис Маунтстюарт пожелала прибыть в Большой дом, не дождавшись отъезда доктора Мидлтона с дочерью, повергла его в ужас. Ему представился резкий контраст между Летицией и Кларой — особенно явственный в это утро, контраст, который не ускользнет от глаз его не в меру нетерпеливой приятельницы. Зато ему досталась женщина с головой! Этого отрицать никто не станет. Со временем ему предстояло узнать истинную цену такой жены.

— Я всегда придерживался мнения, что при разумном подходе к браку (а подобного подхода мы вправе требовать как от женщины, так и от мужчины) возможно предотвратить немалое количество трагедий.

Такими словами встретил доктор Мидлтон несколько лаконичное сообщение, сделанное ему сэром Уилоби.

Надо полагать, что, говоря о мужчинах и женщинах, которым предписывался означенный разумный подход, доктор не имел в виду родителей, ибо сам он — когда вокруг него назревала одна из таких трагедий или, скажем, когда участники разыгравшейся перед ним драмы рисковали сорваться с идиллических высот комедии, — сам доктор отнюдь не явил пример рекомендуемого им разумного подхода. Об этом он скромно умолчал. Он даже не стал сетовать на здоровье бедного мистера Дейла, в ушах которого предложение распить бутылку паттерновского портвейна прозвучало бы вопиющим издевательством. Доктор Мидлтон жаждал одного — выбраться поскорее из этого дома и сейчас, сопровождаемый полковником де Креем, нетерпеливо шагал взад и вперед по каменной террасе. Полковник прилежно за ним ухаживал, рассказывал анекдоты и с почтительным вниманием выслушивал собеседника. Лучшего общества в этой предотъездной суете доктор не мог бы и пожелать.