Джордж Мередит - Эгоист

Он отметил, что двое отставших как будто и не стремились нагнать мальчика: подъехав к переправе, они натянули поводья, придержали лошадей и продолжали разговаривать — их головы почти соприкасались! Новое чувство, еще не изведанное Уилоби, сделало то, что он этих всадников видел, словно они находились не на отдаленной равнине, а совсем рядом, в нескольких шагах от него. Он явственно представлял себе, как они смотрят друг на друга — глаза в глаза. Но вот она вдруг пришпорила лошадь и поскакала через ручей. Гораций последовал за Кларой. Почему они больше не едут рядом? Что заставило де Крея держаться на расстоянии? Разгоряченная ездой, Клара, верно, отбрила его каким-нибудь острым и дерзким словцом, — о, Уилоби знал эту ее манеру! Так она могла говорить только с человеком, с которым была в коротких отношениях.

Он сам накануне предложил де Крею совершить с Кларой прогулку верхом, совершенно позабыв в ту минуту, что им с Горацием не раз доводилось выступать в роли соперников. Ему просто хотелось, чтобы Клара не скучала. Будучи ловким стратегом, он решил пустить в ход все средства, чтобы привязать Клару к Паттерн-холлу, а тем временем надеялся привести свой дух в равновесие и сломить сопротивление девушки — задача, казалось бы, несложная, посильная всякому мужчине, обладающему энергией и выдержкой и к тому же занимающему выгодную позицию. Ведь это стратегия — пусть не без примеси самолюбия, но все же стратегия — побудила его сесть спозаранку в седло и отправиться на поиски какого-нибудь дома с усадьбой в радиусе пяти — семи миль от Паттерн-холла, который мог бы служить жилищем для доктора Мидлтона.

Если достопочтенному доктору понравится дом и он согласится его занять (а Уилоби видел дом, который, по его расчетам, должен был ему подойти), это будет еще одним звеном в цепи, удерживающей Клару; если же дом не удовлетворит взыскательного джентльмена (а ему угодить трудно — разве что выдержанным вином), у Уилоби будет предлог просить доктора погостить в Паттерн-холле, покуда не подвернется нечто более подходящее. А его неугомоиной дочери можно будет сказать, что у него есть кое-что на примете. Самого доктора сэр Уилоби уже подготовил, как бы невзначай проговорившись, что Клара склонна слишком близко к сердцу принимать обыкновенную ссору влюбленных. Словом, маневр Уилоби обещал окончиться удачей.

Однако странная боль, внезапно пронзившая все его существо, говорила о том, что примесь любовной досады в его стратегических планах была большей, чем могло показаться. Понятие о лояльности по отношению к приятелю там, где дело касалось женщины, было у де Крея весьма растяжимо, и расправлялся он с этим понятием точно так же, как расправлялись с логикой античные софисты. То, что Уилоби не взял в расчет особый характер лояльности своего друга, лишний раз свидетельствует об ослепляющем действии уязвленного самолюбия.

К тому же у де Крея, как у настоящего ирландца, язык, что называется, без костей. Послушный воле своего хозяина, он то мелет вздор, то произносит слова, полные здравого смысла. И как бы апглийское пуританство ни клеймило болтуна, женщины всегда будут упиваться его болтовней. Видно, и Кларе она пришлась по сердцу. Уилоби принялся метать громы и молнии по адресу слабого пола. И — такова ирония судьбы — этим-то безмозглым существам мы вынуждены вверять нашу честь!

Уилоби не был болтуном. В юные годы он, впрочем, мог трещать без умолку — не хуже всякого другого. Но он трещал с определенной целью, чтобы сойти за беспечного, веселого, славного малого, каким оно и подобает быть молодому джентльмену, осененному золотым нимбом в пятьдесят тысяч фунтов годового дохода. Со временем, однако, когда в нем развился критический дух, он понял, что основой его трескотни был мальчишеский жаргон, и справедливо решил, что подобное искусство ниже его личного и родового достоинства. Наступила пора сдержанности и нарочито пренебрежительных зевков, на смену которой пришло его теперешнее свинцово-пуританское презрение к болтунам.

Они расставляют свои ловушки женщинам и даже не щадят девиц! О, недостойная порода! Или, во всяком случае, о, недостойная девица — та, что там, внизу, скачет через ручей!

Замужние дамы, те его понимали. Или, например, вдовы. Он невольно представил себе рядом с Кларой леди Мери Люисон, чрезвычайно красивую и обольстительную молодую вдову, но в ту же минуту, словно нарочно (ведь он рассчитывал на противоположный эффект), несмотря на благородное происхождение и связи леди Мери, серебристый блеск юной девушки затмил бедную вдову.

Это неудачное сравнение, заставив Кларины черты выступить во всей их несравненной прелести, нанесло ему последний сокрушительный удар: ревность завладела всем его существом.

До сих пор он не знал ревности и считал, что этот вульгарный недуг никогда не посмеет к нему подступиться; ревность, по его мнению, была болезнью, которой подвержены незадачливые, пошлые людишки — кто угодно, словом, только не он. Ни капитану Оксфорду, ни Вернону, ни де Крею, никому из них не удалось сколько-нибудь ощутимо задеть его самолюбие. Женщинам еще подчас удавалось, мужчинам — никогда. Да и ни одна женщина до сих пор не приводила его в состояние этой постыдной агонии, когда человек готов от ревности биться головой об стену. Он считал себя выше этой унизительной напасти.

Если бы так оно и было, мы не стали бы особенно им заниматься: две-три притравки со стаей бесенят полностью бы нас удовлетворили. Но сэр Уилоби, что бы он о себе ни думал, был самый обыкновенный мужчина, он был влюблен в Клару Мидлтон и, как все мужчины, при первом же намеке на соперника испытал приступ самой обыкновенной ревности.

Вульгарная ревность овладела им, и он мигом вспыхнул, вспыхнул зеленым пламенем, цвета ярь-медянки, как хотелось бы сказать для точности, ибо именно таков был цвет этого пламени.

Вспомним, чтó говорят поэты о ревности. Испытывать ее — это в раю, предназначенном для двоих, постоянно ощущать присутствие третьего, ощущать, что этот проклятый третий, — будь то предшественник ваш или преемник, — все время с вами, не отступает от вас ни на шаг, сжимает вас в своих предательских объятиях; испытывать ревность — это значит лежать на ложе негашеной извести; в сладости поцелуя чувствовать привкус золы; взирая на пройденный путь, убеждаться, что ваш недавний рай отдает серным запахом преисподней; заглядывая в ворота будущего, видеть впереди вместо блаженства кровавые муки. Испытывать ревность — это значит втрое больше прежнего обожать ту, что сделалась вам ненавистной, и с утроенной яростью мечтать схватить ее за горло; это значит — быть обманутым, осмеянным, опозоренным, просить и пресмыкаться и, добиваясь сладкой мести, не останавливаться перед коварством, достойным самого сатаны. В человеческих чувствованиях пока еще не заметно никаких перемен, разве что поступки современных людей стали несколько сообразнее с требованиями разума.