Джордж Мередит - Эгоист

— Ах, нет, нет!

— Куда вы едете?

— К подруге, в Лондон. К мисс Дарлтон.

— Что прикажете передать вашему отцу?

— Скажите, что я оставила ему письмо в конверте, адресованном вам.

— Так. А сэру Уилоби?

— Моя камеристка Баркли ровно в полдень вручит ему письмо.

— Итак, вы решили участь Кросджея.

— Каким же это образом?

— Он, должно быть, в эту самую минуту подвергается допросу. Как он будет отвечать, догадаться нетрудно. Ваше письмо разоблачит мальчика, а Уилоби не из тех, кто прощает.

— Это ужасно! Но что делать? Бедный мальчик! Я не подумала о том, как его может наказать Уилоби. Это с моей стороны непростительное легкомыслие. Мистер Уитфорд, все мои карманные деньги пойдут на его образование. А позже, когда я достигну совершеннолетия, я целиком возьму на себя его содержание.

— Это большая обуза, вам не следует себя так связывать. Сами вы, конечно, не переменитесь, я знаю, но обстоятельства меняются, а женщины еще больше подвержены их влиянию, нежели наш брат.

— Я не позволю каким бы то ни было обстоятельствам мне помешать!

— Что вы и доказали сегодня.

— Разве я не доказала свою решимость быть свободной?

— Ничуть. Напротив — вы ничего не доказали, вы просто убегаете от трудностей и предоставляете их расхлебывать друзьям и близким. Что касается Кросджея, вы сами убедились, что одного шанса он, по вашей милости, лишился. Я бы давно увез его отсюда, если бы не считал целесообразным заручиться для него расположением Уилоби. Но оставим Кросджея. Он будет держаться, как человек чести, подражая всем тем, кто готов принести себя в жертву ради дамы.

— То есть всем тем, кто готов лгать, лишь бы выручить малодушных? Вы это хотели сказать, мистер Уитфорд! Ах, я знаю, Осталось две минуты. Жребий брошен! Возврата нет! Пора собираться. Вы проводите меня на платформу? Впрочем, я предпочла бы, чтобы вы поспешили домой.

— Я вас провожу. Я буду здесь, пока вы не уедете. До вашего поезда должен пройти экспресс. Дежурный обещал дать мне знать, когда он пройдет. Я все время гляжу в окно.

— Все же, мистер Уитфорд, вы остаетесь моим лучшим другом.

— Несмотря на…?

— Несмотря на то, если вам угодно, что вы не совсем понимаете, какие муки вынудили меня решиться на подобный шаг.

— Вынудили вас мчаться сломя голову по воле ветра и валов?

— Ах, вы ничего не понимаете!

— Здесь кроется тайна?

— Не тайна, а страдания. И самые настоящие.

— Ну, значит, я в самом деле ничего не понимаю. Но решайте сейчас. И помните — вы совершенно вольны в своих решениях.

Она вышла.

Слов нет, в сухих чулках и обуви путешествовать куда приятнее, чем в мокрых, однако, натягивая их, Клара почувствовала, что сбита со своих позиций. Она не отказалась от цели, но пыл ее несколько поугас. Предложение Вернона руководствоваться собственными желаниями заставило ее их пересмотреть: больше всего ей, разумеется, хотелось уехать, вырваться, освободиться от кошмара, — но причинить боль отцу? Повредить Кросджею? Огорчить друзей? Нет, сто раз — нет!

Она поспешила назад к Вернону, чтобы покончить со своими колебаниями.

Он стоял у окна и смотрел на подъезжавшую закрытую карету.

— Не пора ли бежать на станцию, мистер Уитфорд?

— Сигнала еще не было. Здесь теплее.

— Я решилась вложить письмо к отцу в письмо, адресованное вам, где прошу вас как можно мягче сообщить ему обо всем и молить его о снисхождении.

— Ваши друзья сделают все, что возможно.

— Видно, мне суждено огорчать тех, кому я дорога. Я пыталась следовать вашему совету.

— Сперва вы говорили со мной, затем с мисс Дейл; у вас, во всяком случае, совесть чиста.

— Ах, нет!

— Что же ее отягощает?

— Я ничего не совершила против своей совести.

— В таком случае она чиста?

— Нет.

Вернон пожал плечами. Наше отношение к невинному лукавству женщины определяется тем, какую роль эта женщина предназначает нам, а какую — другому. Вернон имел все основания возразить: «Пусть вы формально и не совершили ничего против вашей совести, однако такие намерения у вас, по-видимому, были». И то, что она заговорила на эту тему сама, означало желание объясниться начистоту, подтверждая его предположение. Но он не пошел ей навстречу. Инстинкт, подсказывающий мужчине, стать ли ему на сторону женщины или против нее возмутиться, на этот раз его подвел. И он вторично пожал плечами, когда она заявила:

— Оставаться значило бы для меня — потерять к себе уважение. Неужели вы посоветовали бы мне такое?

— Разумеется, я не советовал бы вам терять к себе уважение, — мрачно сказал он.

Его все еще мучила мысль о де Крее, а Кларин вопрос напомнил ему о его собственном положении нахлебника, которое он собирался променять на немногим более почтенное положение писаки-поденщика.

— Почему вы бросились за мной, мистер Уитфорд, и пытаетесь меня остановить? — спросила Клара, задетая его тоном.

— Должно быть, я люблю совать свой нос, куда не следует, — ответил он. — До сих пор я этого за собой не знал.

— Нет, нет, вы мой друг! Но эта ваша постоянная ирония… Вот и о чистой совести вы говорили иронически. Да, я открылась вам и мисс Дейл. А затем — поплыла по течению. Неужели вы не понимаете, что всякое упоминание об этом обжигает, как раскаленная печь? Уилоби опутал моего отца. Он все время что-то замышляет, чтобы опутать и меня. Я бегу от его коварства. Я боюсь его. Я как-то говорила вам, что чувствую себя более виноватой, чем Уилоби, но все же не могу не винить и его. А свадебные подарки! Поздравления! И все это время пользоваться его гостеприимством!

— Конечно, здесь есть смягчающие обстоятельства, — сказал Вернон.

— Но вас они не смягчают, — робко возразила Клара.

— Послушайте, мисс Мидлтон, у вас мужской ум. Неужели здравый смысл вам не подсказывает, что, обратившись в бегство, вы потеряете уважение общества? Еще три дня, и вы будете в состоянии организованно отступить под прикрытием отца.

— Но он не желает меня слушать! Я не понимаю его: Уилоби его околдовал.

— Поручите это мне: я его заставлю вас выслушать!

— И вернуться? Ни за что! Нет, в Лондон, в Лондон! К тому же этот обед у миссис Маунтстюарт! Я ничего против нее не имею, но предпочитаю ее избегать. Она боготворит Уилоби… И потом — что я ей скажу? Я смотрю на нее с мольбой, она это видит, но мои старания скрыть боль, которую я чувствую, производят на нее комическое впечатление, и вот я — «плутовка», и она заговаривает со мной о том, что, по ее мнению, должно интересовать меня больше всего на свете. Нет, я должна избежать встречи с ней! При одной мысли о миссис Маунтстюарт я чувствую, что у меня нет выбора. Она умна. Она способна засыпать меня эпиграммами, так что на мне живого места не останется!