Валентин Рыбин - Разбег

— Дорогой командир, — заволновался председатель сельсовета. — Я главный виновник. Я пошел на уступки баям.

— Вот, значит, как! Может быть, вы вместе с баями и над комсомолом издевались? Вот что, председатель. Сейчас мы составим протокол, а потом разберемся!

— Товарищ комиссар, на первый раз прошу простить.

— Какой я тебе комиссар! Я — командир. И как командир, предупреждаю: за то, что подняли руку на комсомол, — ответите!

— Братишка, за что же! Что я мог сделать?

— Собирайте всех дехкан. Всех баев зовите сюда. Я должен разобраться во всем и доложить. Понятно? И вообще бездельничаете. Ждете, когда Красная Армия придет на помощь, а сами сидите — чай пьете. Я буду ходатайствовать, чтобы вас отстранили от руководства. Сами кто вы? Из каких будете?

— Чабаны мы, товарищ.

— Чабаны, а ведете себя, как арчины. Пощады никому не будет. Мой дядя, Ратх Каюмов, вы, конечно, знаете его… Он своего отца за то, что поперек наших дел пошел — земли, воды и всех овец лишил. Отец ты, дед или брат — мы не признаем тебя, если не укрепляешь рабоче-крестьянскую власть.

— Хай, джигит, дорогой, значит твой дед Каюм-сердар? — У председателя сельсовета потеплел взгляд. — Я знаю твоего деда, мы вместе с ним у Куропаткина в гостях были.

— А говорите из чабанов? — Акмурад привстал со скамьи и сжал пальцы в кулак.

— Ай, какой он чабан! — воскликнул с досадой счетовод. — Дед его бай, отец белый офицер, сам под чабана подделывается. Всех таких, как он, давно выбросили из комбедов, а о нем забыли.

— Все ясно, — играя желваками, сказал Акмурад. — А ну-ка, собирайте всех дехкан — поговорим!

Спустя час зеленая лужайка возле сельсовета была заполнена дехканами. Баи на собрание не пришли: отказались под разными предлогами. Председатель сельсовета жалобно сказал:

— Богатые люди никого не признают, кроме аллаха.

— Пусть их аллах и кормит, а у Советской власти для врагов и дармоедов лишнего куска нет! — заявил Акмурад. — Сейчас мы все выясним. Эй, счетовод, протокол писать умеешь? Бери бумагу, карандаш, записывай. Первый вопрос! Собрание дехкан и красноармейцев Первого взвода Второго сабельного эскадрона спрашивает:

— Кто вспахал землю баев Шаткули, Овлия-Сары и Курменек-бая, отведенную под посев хлопчатника?

Общее собрание отмечает: — Землю вспахали красные аскеры Первого взвода Второго сабельного эскадрона.

Второй вопрос: — Кто разрешил вышеуказанным баям, провокаторам советских законов, сеять вместо хлопчатника джугару?

Общее собрание отмечает: — Сеять джугару вместо хлопчатника разрешил председатель сельсовета Базар Атаев — человек байского и бело-офицерского происхождения.

Третий вопрос: — Почему вышеназванные баи и их пособники избили комсомольцев, в том числе секретаря комитета комсомола?

Общее собрание отмечает: — Потому, что вышеназванные баи и их пособники действуют заодно с антипартийным блоком.

— Эй, счетовод, ты успеваешь записывать что я говорю? — спросил Акмурад.

— Да, товарищ командир. Кое-как успеваю, говорите помедленнее.

— Хорошо, буду говорить медленно… А вы, многоуважаемые бедняки, согласны с тем, что я говорю?

— Согласны, братишка!

— Как не согласиться?!

— Пора прогнать богачей из аула. Одних прогнали, других оставили, а зачем?!

Четвертый вопрос: — Почему мы говорим, что бай заодно с врагами?

Общее собрание отмечает: — Потому, что хлопок, нужен текстильным фабрикам. Без него фабрики не могут работать. Нет хлопка, не работают станки. Но именно к этому стремятся вредители.

Пятый вопрос: — Согласно ли общее собрание, что бай Шаткули, Овлия-Сары и Курменек-бай действуют заодно с вредительскими элементами?

Общее собрание отмечает… Прошу, товарищи, голосовать. Кто за то, чтобы заклеймить врагов Советской власти, сорвавших план заготовки хлопка, передать их справедливому советскому суду? Поднимайте руки — кто за? Итак, считаю… Раз, два, три, четыре, пять… Единогласно! Сам председатель тоже — за? Вот это очень хорошо. Советская власть это учтет, а от врагов сами себя спасете… Кто хочет выступить?

— Все правильно, товарищ командир!

— Выселить надо дармоедов! Ни один на своем поле не работает! Бедняков заставляют!

— Пора, товарищ командир, коммуну строить! Говорят, у Артыка в асхабадском ауле сто семей объединились!

— Товарищ командир, запиши в протокол: мы тоже хотим организовать общее хозяйство!

— Товарищ командир, если коммуна будет — посеем хлопок и отдадим на текстильную фабрику!

— Хорошо, ладно, — сказал, выслушав дехкан, Акмурад. — Задаю последний вопрос: кто за то, чтобы создать в вашем ауле коллективное хозяйство бедняков-дехкан? Поднимите руки. Раз, два, три — единогласно.

Общее собрание отмечает: — Все проголосовали за артель. О чем и сообщаем настоящим протоколом… Все, товарищи, сегодня отдыхайте, а завтра с утра возьмемся за уборку урожая.

Шнайдер одета с иголочки: темно-синий бостоновый костюм, туфли на высоких каблуках. Как всегда красива и строга, но в глазах немой упрек и лицо кривится в жалкой растерянной улыбке.

— Иргизов, прости меня, но я… Как бы тебе сказать… Даже не знаю. — Она передернула плечами и вновь горько улыбнулась. — Месяц назад, когда мы всем наркомпросом были в театре, я искала тебя. Все время смотрела в задние ряды, но не нашла. А потом, когда закончился спектакль, ты вдруг откуда-то появился… Поднялся на сцену и, расшаркиваясь, вручил букет цветов актрисе Ручьевой, которая играла Яровую. Я подумала: «Боже, какая галантность со стороны Иргизова! Вот не ожидала — прямо на глазах человек преображается!» И тут наши мне говорят: «Это его симпатия». Тогда я не придала значения случившемуся. Но потом пошли толки: видели Иргизова с Ручьевой то тут, то там. Пустили какую-то дикую сплетню: будто бы на пикнике украл ее у артистов, посадил на коня и увез в горы. Я, конечно, ничему этому не верю.

— Все так и было, Лилия Аркадьевна, — Иргизов улыбнулся.

— Иргизов, ради бога, не разыгрывай меня. Мне достаточно и посторонних слухов. У меня и от них голова болит.

— Не понял, Лилия Аркадьевна: почему от слухов обо мне у вас болит голова? — Иргизов сделался строже.

— Но как же так, Иргизов? Мы знакомы вот уже шесть лет, и вдруг эта Ручьева откуда-то взялась?

— Я думаю, наша с вами дружба не должна мешать моим сердечным делам, — еще резче выговорил Иргизов. — Мы ведь — друзья, не так ли?

— Иргизов, это жестоко с твоей стороны! — Лилия Аркадьевна притопнула туфелькой, и лицо ее снова подернулось горькой улыбкой. — Если хочешь знать, то дружба всегда перерастает в любовь.

— Вот не знал, — усмехнулся он. — Странно… У меня получилось наоборот: любовь переросла в дружбу. Вероятно, дружба сильнее любви, — продолжал иронизировать Иргизов. — Любовь сугубо плотское чувство!..