Кемаль Орхан - Брошенная в бездну

– Старшая сестра? – поморщилась Хаджер-ханым.

– Простите, пожалуйста, мою неловкость, но как правильно назвать вас, и не знаю. Не могу же я просто сказать «Хаджер».

– А почему бы нет? Ведь мы почти одного возраста. Разница каких-нибудь два года, не больше! И не по годам, а по сердцу судить надо. А сердце-то у меня молодое!

– Вы правы, годы не имеют значения! Важно, чтобы женщина была женщиной.

– Ещё бы! Если уж ты зовёшься женщиной, так имей хоть то, что тебе положено! И следи за собой. Тогда никто и не даст тебе твоих лет. Вот я, например. Мне никто не даёт больше сорока пяти.

«Ну и загнула», – подумал Рыза, а вслух сказал:

– Конечно, больше и не дашь!

– Когда я осталась вдовой, многие предлагали мне руку и сердце. А что бы я от этого имела? Заботы, беспокойство, горе? Больше ничего! Вот я всем и отказывала. Жизнь человека так коротка! Глупо прозябать, ведь живём-то на свете один раз! Я и сейчас думаю, для чего мне терпеть – от сына, от невестки, даже от внука! Чтоб им пусто было!

Хаджер-ханым сделала паузу и сказала:

– У меня к тебе просьба.

– Всегда к вашим услугам, ханым-эфенди, – подобострастно отозвался Рыза.

– Подыщи-ка мне квартирку где-нибудь в спокойном месте, подальше от нашего дома. Чтобы было две комнаты с кухней да ещё комнатка для омовения.

– Вы хотите жить отдельно от сына! – с деланным изумлением воскликнул Рыза. И тут же вспомнил, что совсем недавно один местный чиновник, получивший назначение в другой город, поручил хозяину кофейни сдать внаём свой небольшой домик.

Если ещё не подвернулся съёмщик, этот домик очень подошёл бы. Он стоял на самой окраине города, неподалёку от бара, в котором служил Рыза. Позади домика имелся маленький садик с калиткой, выходившей в тупик. Сюда можно было приходить совершенно незаметно для соседей. Да и что это за люди? Какие-то бедняки, укладывавшиеся спать ещё засветло…

– Есть у меня на примете один домик. Если он ещё свободен, я вам сообщу. Две комнаты, кухня, вода – всё имеется.

– А комната для омовения?

– Вот этого не знаю. Если вам будет угодно, сходим и посмотрим.

«Куй железо, пока горячо», – подумала Хаджер-ханым.

– А далеко это отсюда?

– Не очень. Но ведь можно взять фаэтон.

Через несколько минут она уже осматривала домик. Ого, есть даже потайная дверь в сад, а там калитка… Хаджер-ханым улыбнулась.

– Смотри, ведь калитка-то выходит в тупик. Хозяин, видно, был не промах!

– Ну, конечно. Может, понадобится впустить или выпустить кого-нибудь незаметно для людских глаз.

– Браво, Рыза!

– Парадная дверь открыта для всех, а чёрный ход – для избранных…

Хаджер-ханым хихикнула и погрозила ему пальцем:

– Я тебе покажу, озорник!

– Разве я не прав?..

– В общем дом мне подходит.

– А что скажете насчёт арендной платы? Сколько вы рассчитываете дать?

– Ну это не так важно, столкуемся с хозяином. А уж тебя я отблагодарю!

– Меня? За что же?

– Вот тебе и раз! Бросил все дела, поехал со мной…

– Подумаешь, какой-нибудь час! Разве это труд? Да я с превеликой радостью готов вам служить. Ежели желаете, хоть завтра помогу вам перебраться. А как устроитесь, разок загляну к вам, угостите чашкой крепкого кофе, и мы в расчёте.

– Разок? – обиженно протянула Хаджер-ханым. – Я-то думала, кто-кто, а Рыза меня не забудет. Легко ли, и днём, и ночью – всё одной…

По телу Рызы пробежал приятный холодок. Он посмотрел на Хаджер оценивающим взглядом. Она была ещё совсем неплоха.

– Так позволите навещать вас почаще?

– Не позволите, а позволишь, Рыза.

– А через какую прикажешь дверь, Хаджер, через парадную или с чёрного хода?

– Через какую тебе будет удобнее. Но только с одним условием… Никто не должен об этом знать, кроме нас с тобой и всевышнего.

– Никто не узнает, – проговорил Рыза дрогнувшим голосом и, припав к руке Хаджер-ханым, стал покрывать её поцелуями. Она блаженно закрыла глаза. Рыза попытался заключить Хаджер-ханым в объятия, но она остановила его:

– Какой нетерпеливый! Дай перебраться…

Мазхар стоял в гостиной у окна, задумчиво глядя вслед удалявшейся арбе. Что ни говори, а от него уезжала мать – увозили её вещи. Придётся ли им когда-нибудь опять жить под одной крышей? Да, многое невозможно предвидеть, хотя нам известны определенные закономерности явлений. Как сложен мир! Всё рождается из глубин неведомого, растёт, взаимно переплетается и распадается, чтобы вновь возникнуть в чём-то ином. Бесконечно это движение, не имеющее ни начала, ни конца…

– О чём задумался? – услыхал он голос жены и почувствовал прикосновение её руки к своим волосам.

Собравшись с мыслями, Мазхар вспомнил:

– Один западный философ сказал: жизнь постепенно приобщает нас к смерти. Мы пришли и уходим, жить – значит умирать.

– Всё это так, но не хочешь ли выпить рюмочку?

– Коньяку? Пожалуй!

Он снова задумался, и это было естественно. Хотя мать отделилась от них по собственной вине, – сколь бы плохой она ни была, добропорядочный сын не мог не испытывать горечи от всего этого, особенно такой впечатлительный и тонкий человек, как Мазхар.

Подойдя к буфету, Нериман столкнулась с Наджие, старательно стиравшей тряпкой пыль. Служанка заискивающе улыбнулась.

– Слава аллаху, – шепнула она, – словно гора с плеч свалилась.

– Отчего же? – спросила Нериман, хотя отлично понимала, что хочет сказать служанка.

– Оттого, что старушенция укатила.

Нериман рассердилась:

– Старушенция! Какая ты грубиянка, право! Запомни, Хаджер-ханым – мать адвоката Мазхар-бея, и никто не имеет права обращаться с ней непочтительно!

Наджие поняла, что снова попала впросак, и молча ускользнула. Видно, ей так никогда и не удастся угодить хозяйке…

– Пора проучить эту негодницу-служанку, Мазхар, – сказала Нериман, подавая ему рюмку. – Совсем забываться стала. Только что обозвала Хаджер-ханым старушенцией…

– Мать сама во всём виновата, – отвлекаясь от своих мыслей о Назан, проговорил Мазхар. – Никогда не знала, да и сейчас понятия не имеет, что такое человеческое достоинство. При чём же тут Наджие?

– Согласна, но всему есть предел.

Мазхар выпил коньяк, встал и, засунув руки в карманы брюк, принялся ходить взад и вперёд по комнате. Неожиданно мимо него, словно вихрь, промчался Халдун. Сердце у Мазхара сжалось. Что ждёт мальчика? Он подрастёт, пойдёт в школу, а его однокашники – об этом уж позаботятся взрослые – станут дразнить его: «шлюхин сын»! В конце концов он превратится в несчастного юношу, подобного героям плохих переводных романов, которыми Мазхар некогда зачитывался…

Можно ли это предотвратить? Есть ли иной выход, кроме переезда в другой город? Мазхар уже говорил об этом с Нихатом, но тот и слушать ничего не хотел. Ведь пока Халдун начнёт посещать школу, уверял он, пройдёт по крайней мере два года. А к тому времени всё забудется.