Джек Лондон - Дочь снегов. Сила сильных

— Грязь? — Ее губы чуть-чуть сжались, а в глазах блеснул торжествующий огонек, но он не заметил этого.

— Да, грязь, скверна, — продолжал он. — Есть вещи, которых порядочная женщина не должна понимать. Нельзя, копаясь в грязи, остаться самому незапятнанным!

— Ах, вот как! — Она с довольным видом сжимала и разжимала руки. — Вы сказали, что ее зовут Люсиль; значит, вы знакомы с ней, вы сообщили мне несколько фактов о ней и, несомненно, знаете еще много других, о которых не решаетесь говорить. Если человек не может остаться незапятнанным, прикасаясь к грязи, то как же, позвольте спросить, обстоит дело с вами?

— Но я…

— Разумеется, вы мужчина, и, значит, вам дозволено все то, что воспрещается мне как женщине. Но ведь порок заразителен, он передается от одного другому. Что же вы делаете здесь, около меня? Уходите поскорее!

Корлис, смеясь, поднял руки.

— Сдаюсь. Вы с вашей формальной логикой чересчур сильны для меня. Я могу сослаться в довершение только на высокую логику, которой вы не захотите признать.

— А именно?

— На силу мужчины. Мужчина всегда находит в женщине то, чего сам желает.

— Это вода на мою мельницу, — заликовала она. — При чем же Люсиль? То, чего мужчина хотел, то он и получил. К этому испокон веков стремились все мужчины, не исключая вас. И этого же хотел бедняга Дорси. Вам нечего возразить мне. Позвольте же сказать, что я думаю об этой высшей логике, которую вы называете силой мужчины. Я уже столкнулась с ней. Я прочла ее на вашем лице вчера.

— На моем лице?..

— Да, в тот момент, когда вы ухватились за мои сани. Вы просто подчинились вспышке первобытной страсти, сами не сознавая всей ее мощи. Но лицо ваше было очень похоже на лицо пещерного человека, похищающего женщину. Еще секунда, и я уверена, что вы схватили бы меня.

— В таком случае прошу прощения. Я не представлял себе…

— Ну вот теперь вы хотите все испортить. Мне… мне, право, это очень понравилось. Разве вы забыли, что и я в эту минуту, как настоящая пещерная женщина, занесла бич над вашей головой? Но я еще не разделалась с вами окончательно, господин лицемер, хотя вы и выбиты из строя. — Глаза ее лукаво заблестели, а на щеках показались маленькие ямочки. — Я намерена сорвать с вас маску.

— К вашим услугам, — громко ответил он.

— Прежде всего вам придется кое-что припомнить. Когда я смиренно просила у вас прощения, вы облегчили мою душу, заявив, что считаете мое поведение неблагоразумным только с точки зрения общественных приличий. Помните?

Корлис кивнул головой.

— Затем, после того как вы обвинили меня в иезуитстве, я свела разговор на Люсиль и сказала, что хотела бы увидеть то, что могу увидеть.

Он снова кивнул.

— И мои ожидания оправдались. Я увидела. Вы сейчас же заговорили о пороке, разврате, копании в грязи — и все это в отношении меня. Итак, оказалось, милостивый государь, что у вас две точки зрения на мой проступок. Но вы можете остановиться только на одной из них, и я уверена, что вы изберете последнюю. Да, я не ошибаюсь, это так. И признайтесь, что вы были неискренни, когда нашли мое поведение неблагоразумным только с общественной точки зрения. Я люблю откровенность.

— Да, — начал он, — я, сам того не сознавая, был неискренен. Но я понял это только после того, как анализ, произведенный с вашей помощью, открыл мне глаза. А все же говорите, что хотите, Фрона, я остаюсь при своем: женщина не должна соприкасаться с грязью.

— Но разве мы не можем быть, как боги, познавшие добро и зло?

— Увы, мы не боги! — грустно покачал он головой.

— По-вашему выходит, что только мужчины боги.

— Так возражают обычно женщины нового толка, — поморщился он, — равноправие, избирательные права и все прочее.

— О, нет, — запротестовала Фрона, — вы не хотите понять меня или не можете. Я совсем не сторонница женского равноправия. Я стою не за новую женщину, а за новую женственность. Потому что я искренна, потому что я хочу быть естественной, честной и правдивой, а так как я последовательна, то вы предпочитаете не понимать меня и извращать мои мысли. Я стараюсь быть верной себе и логичной и, кажется, не без успеха; но вы, по-видимому, не находите в моих словах ни толка, ни смысла. Может быть, это происходит оттого, что вы не привыкли иметь дело с разумными, естественными женщинами, что вы встречались до сих пор лишь с оранжерейными цветками, красивыми, беспомощными, кругленькими, хорошо упитанными тепличными созданиями, блаженно невинными и преступно невежественными. Они никогда не бывают сильными и естественными и не могут породить ничего естественного и сильного.

Она остановилась вдруг на середине фразы. Кто-то вошел в переднюю, и тяжелые, заглушенные мокасинами шаги приблизились к двери.

— Но мы друзья, не правда ли? — торопливо обратилась она к Корлису, и тот ответил ей взглядом.

— Я не помешаю? — многозначительно спросил Дэв Харней и обвел комнату внимательным взглядом, прежде чем поздороваться с ними.

— Нисколько, — ответил Корлис. — Мы успели достаточно надоесть друг другу и жаждали, чтобы кто-нибудь прервал наш спор. Если бы вы не явились вовремя, мы скоро поссорились бы, не правда ли, мисс Уэлз?

— Мне кажется, вы не совсем точны, Вэнс, — улыбнулась она в ответ. — На самом деле мы уже начали ссориться.

— Да, вид у вас обоих немного разгоряченный, — критически заметил Харней, вытягиваясь своим длинным телом на подушках кушетки.

— Как с голодом? — осведомился Корлис. — Организовалась ли общественная помощь?

— Никакой общественной помощи не понадобится. Отец мисс Фроны оказался достаточно предусмотрительным. Запугал людей до смерти. Три тысячи отправились по льду в горы, а тысячи полторы вернулись обратно к своим запасам, таким образом, напряжение на рынке значительно ослабело. Случилось то, чего ожидал Уэлз: люди начали спекулировать на повышение и припрятали продовольствие. Это помогло напугать тех, кто не успел сделать запасов, и они всем скопом двинулись к Соленым Водам, захватив с собой собак. Послушайте, — он вдруг выпрямился с торжественным видом, — о собаках. Весной, когда начнется оживленная перевозка, цены на них невероятно поднимутся. Я скупил уже сотню животных и собираюсь нажить на каждом псе по сотне долларов чистоганом.

— Вы так думаете?!

— Думаю! Уверен. Говоря между нами, я посылаю на будущей неделе на низовья несколько парней, чтобы они скупили для меня пятьсот лучших упряжных собак. Думаю! Я слишком давно толкусь в этих местах, чтобы промахнуться.

Фрона расхохоталась.

— А вот сели же вы с сахаром, Дэв?

— О, не скажите, — добродушно ответил он. — Кстати, вспомнил. Я раздобыл газету «Почтовый Вестник Сиэтла», за прошлый месяц.