Джек Лондон - Дочь снегов. Сила сильных

В другой раз он был настолько неблагоразумен, что в припадке раздражения упомянул о свалке в казино. Вэнс увлекся и чуть было не рассказал о таких вещах, которые не пошли бы на пользу ни Сэн Винсенту, ни ему самому. Однако Фрона, по своей наивности, наложила печать на его уста, прежде чем он успел выболтать что-нибудь.

— Да, — сказала она, — мистер Сэн Винсент рассказывал мне об этом. Вы, кажется, познакомились с ним в тот вечер? Вы и полковник Тресуэй мужественно защищали его. Он восхищался вами обоими и, сказать правду, воспевал ваши подвиги с настоящим энтузиазмом.

Корлис жестом отклонил от себя похвалы.

— Нет! Нет! Судя по его рассказам, вы вели себя геройски. Я с удовольствием узнала об этом. Как, должно быть, приятно и в то же время полезно дать иногда волю зверю, который живет в нас. Особенно хорошо это для современного человека, который так далеко ушел от всего естественного, изнежился и болезненно перезрел. Сбросить с себя все искусственное и набушеваться вволю! А где-то, в глубине души, внутренний руководитель, бесстрастный и спокойный, следит за всем происходящим, говоря: «Это мое второе „я“. Смотри! Я обессилено сейчас, но все же остаюсь невидимой пружиной и продолжаю управлять тобой. Другое „я“, мое прежнее, буйное, исконное „я“, слепо неистовствует, как дикий зверь, но „я“, стоящий в стороне, взвешиваю все обстоятельства и позволяю ему бушевать или приказываю успокоиться». О, как прекрасно быть мужчиной!

Корлис не мог сдержать насмешливой улыбки, и это сразу заставило Фрону насторожиться.

— Расскажите мне, Вэнс, что вы чувствовали при этом? Разве я неверно описала ваше состояние? Разве вы не испытывали этого раздвоения? Разве вы не держались в стороне как наблюдатель? И не дрались в то же время, как разъярившийся зверь?

Вэнс вспомнил то мимолетное изумление, которое он испытал, оглушив человека кулаком, и кивнул головой.

— А гордость, — неумолимо продолжала она, — а стыд?

— Не… немного того и другого, но больше гордости, чем стыда, — сознался он, — в то время я, кажется, чувствовал безумное ликование; потом появился стыд, и я полночи не мог сомкнуть глаз.

— А в конце концов?

— Одолела, кажется, гордость. Я ничего не мог поделать с ней. На следующее утро я проснулся с таким чувством, словно заслужил накануне свои первые шпоры. Я против воли испытывал чрезвычайную гордость и ловил себя на том, что мысленно сокрушал чьи-то ребра. Затем снова возвратился стыд и я старался хитрыми доводами поколебать его и вернуть к себе уважение. В конечном результате победила гордость. Битва была честная и открытая. Я не искал ее и был вовлечен в бой самыми лучшими побуждениями. Я не жалею о происшедшем и готов повторить то же самое, если это будет нужно.

— И вы совершенно правы. — Глаза Фроны сверкали. — А как вел себя мистер Сэн Винсент?

— Он?.. Я думаю, как следует, с честью. Я был слишком занят созерцанием своего второго «я», чтобы следить за ним.

— Но он видел вас.

— Весьма возможно. Каюсь, я был бы внимательнее, если бы думал, что это сможет заинтересовать вас. Простите мне неудачную шутку. По правде говоря, все мое внимание было обращено на то, чтобы как-нибудь уцелеть самому, а тут уж не до соседей.

Так Корлис и ушел, радуясь тому, что не проговорился.

Он ясно видел ловкий ход Сэн Винсента, которым тот предупредил неприятную для него версию, рассказав о происшествии со своей обычной скромностью, как бы стараясь остаться в тени.

Двое мужчин и одна женщина! Самая мощная троица факторов, порождающих человеческие страдания и трагедии. И все, что неизменно происходило в таких случаях с того далекого времени, когда первый человек спустился с дерева и принял вертикальное положение, все это повторилось и в Даусоне в конце XIX века. По необходимости тут участвовали и другие, менее важные факторы, среди которых Дэл Бишоп играл не последнюю роль. Со свойственной ему прытью он вмешался в дело и ускорил ход событий. Это произошло на стоянке по дороге к Ручью Миллера, куда Корлис направлялся для скупки нескольких низкосортных участков, из которых можно было извлечь прибыль только при условии эксплуатации на широких началах.

— Уж я не стану мух ловить, когда набреду на жилу, — свирепо заявил золотоискатель, опуская в кофейник кусок льда. — Вот чтоб мне провалиться!

— Птиц, что ли? — спросил Корлис, переворачивая на сковороде кусок свинины и подбавляя туда теста.

— К черту птиц! Только вы меня и видели, когда я навострю, наконец, свои лыжи в обетованную сторону. В карманах заблестит золото, а в глазах радость. Послушайте, что бы вы сказали сейчас, если бы вам подали этакое славное сочное филе, обложенное зеленым луком, жареной картошкой и гарниром? Черт возьми, вот первое дело, которым я займусь вплотную. А затем общий поклон — и маленькая прогулочка на недельку-другую в Фриско или Сиэтл, — наплевать, собственно, куда, — а потом…

— А потом с пустыми карманами снова за работу.

— Ну, нет, дудки! — заорал Бишоп. — Сумею вовремя затянуть свой кошель. Не сомневайтесь! А потом в южную Калифорнию. Я уже давно точу зубы на фруктовое ранчо тысяч этак в сорок. Не стану я больше работать ради хлеба насущного, кончено! Я давно уже все вычислил. Возьму рабочих для обработки ранчо, управляющего для заведования всем делом, а сам буду жить хозяином и проживать доход. В конюшне у меня всегда будет наготове пара мустангов; придет охота порыскать за золотом — оседлал лошадей и айда! Там, на востоке, в пустыне, тоже найдется немало песочка.

— А как же дом? Разве у вас не будет дома на ранчо?

— Разумеется, будет и дом. Вокруг разведу душистый горошек, а позади устрою огород: бобы, шпинат, редиска, огурцы, спаржа, репа, морковь, капуста там всякая. И женщину заведу себе, чтобы она притягивала меня назад, когда я чересчур увлекусь золотоискательством. Послушайте, вы вот собаку съели на горном деле, а известно ли вам, что такое золотая лихорадка? Нет? Так запомните же, она злее водки, лошадей и карт. Женщины еще иногда помогают, если подвернутся вовремя. Поэтому, как только почувствуете первый приступ болезни, ступайте и женитесь. Это единственное спасение; впрочем, бывает, что даже и такое сильное средство не действует. По-настоящему мне нужно было сделать это много лет назад. Пожалуй, из Дэла Бишопа вышло бы тогда что-нибудь путное. Черт подери, сколько дел я проворонил и сколько погубил в себе талантов из-за этой проклятой страсти. Послушайте, Корлис! Вам необходимо жениться, и чем скорее, тем лучше. Говорю вам прямо. Запомните мой совет и расстаньтесь поскорее с холостяцкой жизнью.

Корлис рассмеялся.

— Верно, верно. Я старше вас и знаю, что говорю. Там, в Даусоне, есть лакомый кусочек, и мне очень хотелось бы, чтобы он достался вам. Вы оба созданы друг для друга.