Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

Когда он добрался до Бонтовара — дни теперь стали короткими, — наступил вечер, все окна комитетского управления были освещены, а двор заполнен каретами. Вероятно, все участники в сборе и переодеваются.

Несколько приглашенных гостей играли в карты в покоях губернатора, им полагалось войти в большой салон, лишь когда сцена будет поставлена, чтобы иллюзия была полной.

Участники долго возились, занимая свои места, но надо отдать должное, сцена удалась. По крайней мере, Копе-рецкий был в восторге: держа в руках картину, он сравнил ее с представшей перед ним живой сценкой, а потом подбежал к жене и влепил ей в губы поцелуй. «Печать, свидетельствующая о верности копии», — сказал он. Успех был признан всеми. Да и кто осмелится возражать губернатору? Малинка горько ухмыльнулся. Фери Ности, здороваясь, кивнул Мари, которая, задрожав и смертельно побледнев, спряталась за пурпурную мантию знатной повелительницы. Несколько придворных дам весело над чем-то смеялись, одна из них бросила конфетку стоявшему в другом углу пажу повелительницы, а тот попытался поймать ее.

Госпожа Хомлоди, изображавшая гофмейстерину, не выхода из роли, ворчливо пожурила их:

— Дамы и девицы, помилосердствуйте, не вертитесь, словно волчки, и не хихикайте в присутствии повелительницы. Во-первых, это неприлично, во-вторых, господин фотограф Чопп будет нас снимать при свете магния.

О, как это было приятно! Но кто способен рассказать обо всем! Сперва пришлось погасить свечи. Наступила кромешная тьма. Пишта Хорт воскликнул: «Можно целоваться!» Кто-то взвизгнул в одном углу, в другом, кто-то чмокнул Вильму, и ее визг выделился особенно резко. Призрачно вспыхнул магний, щелкнул дважды фотоаппарат, и общество было увековечено.

С Вильмой что-то случилось, но догадаться об этом можно было лишь по тому, что, когда участники сняли маскарадные костюмы и появились в столовой, Коперецкий сверлил всех взглядом разъяренного леопарда, а Вильма, проносясь мимо Малинки, тихо, с упреком шепнула: «Какой легкомысленный бес вселился в вас сегодня?» Малинка, конечно, скроил невинную физиономии), а Коперецкий, в конце концов, додумался, что это Фери поцеловал сестру. Ну и глупо, мог бы приискать себе что-нибудь поинтереснее.

Фери, пожалуй, и приискал бы, да не очень-то обстановка позволяла, слишком много глаз было устремлено на него и на Мари. У губернаторши хватило такта не сажать их вместе. Но если б они даже сидели рядом, говорить им пришлось бы лишь на нейтральные темы. А это еще мучительнее, чем не говорить вообще.

Им выпал на долю всего один-единственный миг, когда хозяйка дома поднялась из-за стола, а беспорядочно разбредавшиеся гости, толкаясь вокруг, машинально протягивали руки вперед, вправо, влево, где виднелась незанятая ладонь. Как и что тут было, сказать трудно, но Мари вдруг словно током электрическим ударило, и затуманившимися глазами она увидела, что ее рука лежит в руке Фери. Чья рука была горячее, чья больше дрожала, чья первая потянулась к другой — кто знает? Но прикосновение было столь сладостным, что оба ощутили острое наслаждение.

— О, Мари, Мари, разве так мы должны были стоять друг против друга, так холодно…

— Не я тому причиной, — чуть слышно выдохнула Мари и медленно, осторожно потянула свою руку назад.

— Где я могу с вами поговорить?

— Со мной? (С детским удивлением она подняла голову.) Господи, ну где? — сказала она и пожала плечами, потом бессильно уронила руки, — Не могу сказать, не знаю. — И, отойдя от него, замешалась в толпе.

В салон подали чай, гости расположились но трое, по четверо у маленьких столиков, болтали, шутили, время летело быстро, никто даже не заметил, как наступила полночь.

— Может быть, пора ехать, сердечко мое? — напомнила Мари госпожа Хомлоди. — Я неважно себя чувствую. Сейчас позову сюда Фери Ности.

Мари не ответила ни слова, язык ее, казалось, онемел, но дрожавшие губы и поднятые дуги бровей выражали отчаянный немой вопрос Госпожа Хомлоди погладила ее по голове. Так обычно успокаивают детей.

— Ности едет ночевать к нам, в Воглань. У него какие-то дела с Хомлоди, я скажу ему, чтобы он велел запрягать, по крайней мере, нас будет сопровождать мужчина, хотя и в другой коляске.

Найти Фери было легко, он уселся в уголке напротив, быть может, чтобы оттуда издали смотреть на Мари, но в одиночестве он оставался недолго, обе баронессы Кракнер, одна слева, другая справа, взяли его в настоящую осаду. «О, бесстыдницы!» — думала Мари, и сердце ее так ныло, так болело, что словами этого не выразить.

Госпожа Хомлоди могла поманить его рукой, но семейный лозунг гласил: «Никакой бестактности, даже видимости сватовства, которое затронуло бы достоинство семьи», — поэтому она встала и сама подошла к Фери.

— Вели запрягать! — тихо проговорила она. Фери исчез, а немного погодя доложили, что коляска подана.

Вскоре они были внизу под сводчатыми воротами, где па стенах висели древние булавы, копья, кожаные ведра и где взад и вперед мерными шагами расхаживали вооруженные стражи с заиндевелыми усами. Дамы заняли места в экипаже. Госпожа Хомлоди поправила на Мари шубку из голубого песца, а головку укутала в большой платок так, что виднелись только глаза да кусочек белого лба. Лакей Хомлоди вспрыгнул па облучок, экипаж тронулся, освобождая место другой коляске с застоявшимися лошадьми, беспокойно цокавшими копытами по стертым гранитным камням.

— Стоп, моя сумка! — вскричал Бубеник.

Пришлось ему сбегать в конюшню за сумкой, время и расстояние было потеряно, и, хотя Фери пустил свою черную четверку во всю прыть, все же только за городом, у паровой мельницы Рота, он настиг экипаж и поехал рядом; бросив вожжи кучеру, Фери неожиданно прыгнул и единым махом оказался в экипаже Хомлоди. «Ловок, разбойник», — покачал головой Бубеник.

— Ты спятил? — набросилась на него госпожа Хомлоди. — Как ты меня испугал! Что тебе нужно?

Фери совершенно спокойно опустился на переднее сиденье и, словно зашел из соседней комнаты, просто ответил:

— Я пришел немного поболтать, полагая, что вы тут скучать изволите.

— Что и говорить, подходящий момент выбрал: Мари нельзя разговаривать, она может горло простудить, а мне так плохо, просто не знаю, что и делать.

— Что с вами, тетя Мали?

— Кажется, у меня начинаются спазмы в желудке… Ох, это ужасно!

— Выпейте немного коньяка!

— Ах, если б он у меня был!

— У меня есть, я всегда ношу с собой коньяк во фляжке. Он вытащил из кармана своего охотничьего пальто оплетенную бутылочку, отвернул крышку и протянул тетке.

— Благослови тебя бог!

— Вот видите, я оказался не лишним! — И добавил грустно: — Правда, лишь для вас.

Госпожа Хомлоди отпила и некоторое время тихонько, молча посапывала; Фери чуть-чуть подвинулся, и, когда экипаж тряхнуло, колени его коснулись ног Мари, избежать этого было нельзя, как бедняжка ни старалась забиться в угол; жаль только, ухабов мало было. (Напрасно он во время своего исправничества так холил эту дорогу!)