Менделе Мойхер-Сфорим - Путешествие Вениамина Третьего

Когда Сендерл кончил читать Псалтырь, было уже совсем светло. Постояльцы встали. На столе клокотал большой самовар, все пили чай. Вениамину и Сендерлу налили по стаканчику горячего. Они подкрепились и повеселели.

Помещение, еще недавно служившее спальней, а затем чайной, сразу превратилось в молельню. Постояльцы закатали рукава и, обнажив руки — закопченные, гладкие, тощие, жирные, смуглые, белые, темные, всех оттенков и видов, — надели филактерии и талесы и начали молиться.

Наши благочестивые странноприимцы молились горячо, с ужимочками, с гримасами, с кривляньем, поджимая губы, как подобает истинным страдальцам и ревнителям веры. С господом богом они вели душевный разговор, называя его «Отец родной!», «Батюшка!». Молились, делая затяжные паузы, дольше всех. Помолившись, они налили себе по рюмочке. Сперва пригубили и почмокали. На носу у них выступили ярко-красные смородинки. Затем обратились к молящимся: «Лехаим! Лехаим!» Пожелали: «Да смилуется наконец всевышний над многострадальным народом израильским!» Закатили при этом глаза и, тихо вздохнув, опрокинули наконец рюмки. Ясно было, что это люди не простые, а богобоязненные, благочестивые, спасающие душу.

Между тем один из этих благочестивых ушел куда-то в город и задержался там часа на два. Когда он вернулся, приятель заглянул ему в сиявшее довольством лицо, и оба чему-то обрадовались. Они велели накрывать на стол и, прежде чем помыть руки перед едой, тщательно осмотрели кружку, как и полагается набожным евреям, затем пригласили и наших путешественников мыть руки и перекусить вместе с ними. За столом они были очень оживлены, расхваливали хозяйку за вкусные блюда и всячески выражали ей свое расположение. Пустились в общие разговоры, стали толковать о судьбах еврейского народа, о том, что пора ему наконец по-настоящему воспрянуть. Почему, за что такой народ, такой замечательный народ обречен на муки? Стали расхваливать евреев, восторгаться и превозносить их сметливость и проницательность.

— Чего только не умеет еврей! Все, чем гордится мир — телеграф, железная дорога и прочее и прочее, — все это давным-давно было известно евреям! Но все это пустяки! Главное в другом, главное в изюминке, в еврейской изюминке, — вот в чем вся сила!

Они обрушились на фармазонов, поносили новоявленных ученых, проклинали их, а вместе с ними и богопротивные школы, в которых еврейским детям внушают вольнодумство, где сидят они с непокрытыми головами!

— Скоро настанет время, когда знаток Мишны [35] Мишна — основная часть Талмуда. будет на вес золота, а писцу, составителю прошений, будет грош цена! А то ведь до чего дожили! Хороши времена, нечего сказать!

В таком духе шла беседа. Потом завели разговор о путешествии наших героев.

— Желаем вам, — сказали они, — чтобы господь бог оказал вам свою милость и помог исполнить все, чего мы от вас ждем.

Вениамин был на седьмом небе от такого пожелания. К тому же он был, как говорится, слегка навеселе. Он разошелся и понес бог весть что.

— Знаете, реб Вениамин, реб Сендерл, — сказали гостеприимные хозяева, вставая из-за стола, — будем придерживаться наших простецких стародавних обычаев по примеру отцов наших. Давайте после дороги в баню сходим, косточки распарим. Вы сможете там и остричься и побриться — совсем другими людьми станете. А после бани примемся за свои дела. Право же, это будет лучше. Быть может, это не так уж по-современному и нынешним безбожникам покажется не ахти как хорошо, но мы люди не шибко ученые и будем вести себя так же, как и наши деды в старину.

Еврей никогда не отказывается от бани. Баня для еврея во сто крат привлекательнее, чем шинок для пьяницы, чем ручей для гусей и уток. Удовольствие, которое испытывает в бане еврей, вряд ли кому-нибудь другому понятно. Баня тесно соприкасается с религией еврея, с его внутренними переживаниями, с его семейной жизнью. Еврейская душа с места не двинется, ее не у просишь, не умолишь сойти с небес и влезть в материнскую утробу, пока не соблазнишь ее баней. Баня — главное агентство, центральная посредническая контора между небом и землей. Еще до рождения еврея, еще до того, как в нем забьется жизнь, о нем уже знают в этой конторе все — от банщика и банщицы до мозольного оператора и парильщицы. Добавочную душу [36] По религиозным представлениям, верующие евреи получают на субботу и праздники вторую, добавочную душу. в субботу и в праздник еврей не почувствует в себе, пока не вымоется в бане. Без бани он какой-то заскорузлый, несвежий. Взгляните на еврея в пятницу, когда он пришел из бани, — он цветет, он помолодел на несколько лет, глаза у него искрятся, все чувства его обострены. Запах фаршированной рыбы и тушеной моркови благовонным фимиамом бьет в нос. Он нюхает, шмыгает и испытывает блаженство. Душа ликует, заливается соловьем, поет «Песнь песней», распаляется, и человек, преображенный, уносится в какой-то иной мир.

В баню еврей приходит, как на родину, как в свободную страну, где все равноправны, где он наравне со всеми свободно может достигнуть высшей ступени — забраться на верхний полок и взбодрить свою горемычную душу, хоть на часок расправить кости и скинуть с плеч обузу своих невзгод и тягот. Вот что значит баня для еврея!

Понятно поэтому, что предложение сходить в баню пришлось нашим путешественникам как нельзя больше по душе. Спустя несколько минут они без дальних сборов уже шли вместе со своими благонравными покровителями.

Вениамин и Сендерл представляли себе баню такой, какой она обычно бывает в еврейских местечках, — нелепым строением, мрачным, замызганным, где-нибудь на окраине, в овраге, так что добраться до нее можно только с трудом по узеньким трухлявым мосткам. Когда же наших путешественников привели к красивому трехэтажному зданию в центре города и сказали: «Вот она, баня», — они широко раскрыли глаза от изумления.

— Эх вы! — посмеивались над ними их благодетели. — Вот войдем туда внутрь, там вы увидите кое-что получше.

В передней наших героев поразил крашеный пол, устланный дорожками. Им казалось, что они попали в волшебный замок из «Бовы-королевича» и «Тысячи и одной ночи». Вот сейчас их встретят принцессы, царевны, и заживут они, наши герои, в свое удовольствие! Однако вместо принцессы к ним подошел солдат с нашивками и честь честью предложил им раздеться.

— Раздевайтесь, пожалуйста! — обратились к ним благочестивые покровители. — А мы тем временем пойдем уплатим за баню. Будьте спокойны, вы здесь получите хорошую парную баньку!

Раздевшись, Вениамин и Сендерл прихватили с собою свою одежду, которую намеревались, как водится, пожарить в тепле. Дюжиной смен белья в своем гардеробе они не располагали. По нескольку недель кряду носили одну сорочку. Понятно, что их, бедных, покусывало, и прожарить белье было прямо-таки необходимо. Но солдат отобрал у них вещи и повел в комнату, уставленную скамьями. За большим столом на стульях сидели хорошо одетые господа. Вениамин и Сендерл озирались по сторонам, не понимая, где тут подают пар и где им придется потеть.