Акутагава Рюноскэ - Избранное

Офицер с Акико направились к одному из столов и взяли мороженое. От Акико не ускользнуло, что ее кавалер не может оторвать глаз от ее рук, волос, шеи, охваченной голубой бархоткой. Это, разумеется, льстило девушке. Но в какой-то миг в ней не могла не шевельнуться свойственная женщинам подозрительность. И когда мимо них прошла молодая женщина, с виду немка, в черном бархатном платье с приколотой к груди красной камелией, Акико, побуждаемая этой подозрительностью, сказала:

— Как прекрасны европейские женщины!

С неожиданной серьезностью офицер покачал головой.

— Японские женщины не менее прекрасны. Особенно Вы...

— Вы не правы.

— Не подумайте, что это комплимент. Вы можете смело показаться на любом парижском балу. И очаруете всех. Вы похожи на девушку с картины Ватто.

Акико не знала Ватто. Поэтому воскрешенная словами офицера прекрасная картина прошлого — фонтаны среди деревьев, увядающие розы — мгновенно исчезла, не оставив в ее воображении никакого следа. Но Акико была гораздо сообразительнее многих своих подруг и, продолжая есть мороженое, ухватилась за спасительную тему.

— Я была бы счастлива побывать на парижском балу.

— Ничего интересного, в Париже балы такие же, как и здесь.

Говоря это, морской офицер обвел взглядом толпившихся у стола людей, хризантемы, и глаза его весело блеснули. Он перестал есть мороженое и добавил, будто обращаясь к самому себе:

— И не только в Париже. Балы везде одинаковы.

Через час Акико под руку с офицером вместе с другими гостями — японцами и иностранцами — вышла на балкон полюбоваться лунной ночью. Обнесенный балюстрадой балкон выходил в огромный парк, где росли, переплетаясь ветвями, сосны с красными фонариками на верхушках. Разлитый в холодном воздухе запах мха и палых листьев напоминал о приближающейся осени. А в танцевальном зале, на фоне драпировки из шелкового лилового крепа, на которой были вышиты шестнадцатилепестковые хризантемы [131] Шестнадцатилепестковая хризантема — герб Японии. , все так же без устали колыхались волны кружев и цветов. И все так же подхлестывал вихрь звуков оркестра этот людской поток.

Оживленный разговор и смех на балконе нарушали ночную тишину. А когда в темном небе над соснами вспыхнул фейерверк, у всех вырвались громкие возгласы восхищения. Акико весело переговаривалась с подругами. Вдруг она заметила, что офицер, придерживавший ее за локоть, задумчиво любуется спустившейся над парком лунной ночью. Акико подумала, что он страдает от ностальгии, и, заглянув ему в лицо, спросила не без кокетства:

— Вы, наверно, думаете сейчас о своей родине?

Офицер, в глазах которого по-прежнему таилась улыбка, медленно повернулся к ней. И вместо того, чтобы сказать «нон», погладил ее, как ребенка, по голове.

— О чем же вы тогда думаете?

— Попробуйте отгадать.

Стоявшие на балконе вдруг снова зашумели — будто налетел порыв ветра. Офицер и Акико, словно сговорившись, умолкли, устремив взгляд в нависшее над соснами ночное небо. Там медленно гасли красные и зеленые огни фейерверка, яркими всполохами разгонявшие тьму. Фейерверк показался Акико настолько прекрасным, что ей даже стало грустно.

— Я думал о фейерверке. О том, что жизнь наша подобна фейерверку, — ответил офицер поучительным тоном, глядя сверху вниз в лицо Акико.

Осень 1918 года. Акико, ехавшая в свой загородный дом в Камакура, случайно оказалась в одном вагоне со знакомым молодым писателем. Молодой человек положил на багажную полку букет хризантем, которые он вез своей камакурской знакомой. Вдруг Акико — теперь пожилая замужняя дама Н.— сказала, что всякий раз, когда она видит хризантемы, ей вспоминается одна история, и подробно рассказала про бал в клубе «Рокумэйкан». Молодого человека не могли не заинтересовать эти воспоминания, услышанные из первых уст.

Когда рассказ был окончен, молодой человек без всякого умысла спросил:

— Вам неизвестно имя этого французского офицера?

Ответ был совершенно неожиданным.

— Разумеется, известно. Он назвался Жюльеном Вио [132] Жюльен Вио (1850—1913) — настоящее имя известного французского писателя Пьера Лоти, посетившего Японию дважды, в 1886 и 1900 г. Наибольшую известность получили его роман из жизни Японии «Госпожа Хризантема» и книга очерков «Осенняя Япония». .

— Значит, это был Loti. Тот самый Пьер Лоти, который написал «Госпожу Хризантему».

Молодой человек пришел в радостное возбуждение. Но госпожа Н., с удивлением глядя на него, тихим голосом несколько раз повторила:

— Нет, Лоти он не назвался. Жюльеном Лоти он не назвался.

1920, январь

Страну Высокого неба [134] Страна Высокого неба — по синтоистской мифологии — местопребывание божеств. пришла весна.

На горных вершинах повсюду растаял снег. Луг, где паслись стада коров и лошадей, покрылся неясной зеленью. Тихая небесная река, протекавшая у его края, излучала приветливое тепло. В селение, которое лежало в нижнем течении реки, вернулись ласточки, а камелии у колодца, куда женщины ходили за водой с кувшинами на головах, давно уже осыпали белые цветы на мокрые камни. Погожим весенним днем на лугу, у Тихой небесной реки, собиралась толпа парней — они увлеченно состязались в силе и ловкости.

Сначала пускали в небо стрелы из лука. Гудя, как мощные порывы ветра, и сверкая на солнце оперением, стрелы улетали, будто туча саранчи, в легкую небесную дымку. Но только одна стрела с белым оперением из соколиных перьев взвивалась выше других — так, что ее совсем не было видно. Это была боевая стрела, которую время от времени выпускал из толстого светлого лука безобразный парень, одетый в сидзури [135] Сидзури — полотняное кимоно. с рисунком в черно-белую клетку.