Пэлем Вудхауз - Что-нибудь эдакое

Словом, он был счастлив. Поезд выстукивал марш. Джоан сидела напротив. Думая о том, что именно так и надо жить весной, Эш не знал, что спутница его просто прикрылась журналом, чтобы избежать беседы. Она, как и сам он, размышляла о ближайшем будущем, сожалея при этом, что расшевелила своего нового приятеля. «Как часто в этом мире, — думала она, — наши действия, словно бумеранг, возвращаются, чтобы нас же ударить!»

Украдкой взглянув поверх журнала, она увидела, что Эш смотрит на нее. Глаза их встретились, и, упрятав досаду в дальний уголок души, Джоан постаралась заговорить как можно приветливей. В конце концов, человек он милый, занятный, хотя они и соперники. До этой дурацкой истории он ей очень нравился. Да-да, что-то в нем такое есть, так и хочется поправить ему галстук, вызвать на откровенность, как следует подбодрить. Наверное, дело в том, что она, по своей доброте, готова помочь даже совершенно чужому человеку.

— Ну вот, — сказала она. — Едем.

— Именно, именно, — отвечал Эш, радуясь, что она вернулась к прежней манере.

Поезд выстукивал уже не марш, а рэгтайм. «Интересно, — подумал Эш, — почему я так обрадовался? Мы просто друзья, видимся в третий раз. Для дружбы этого хватит, но не для влюбленности!»

Немного подумав, он все понял. Странное желание перелететь купе и поцеловать Джоан вполне естественно. По своей доброте он стремится быть как можно приветливей.

— Жалеете вы, — спросила Джоан, — что я подбила вас на такое безумное дело? Сидели бы на Арундел-стрит, писали бы свою «Палочку»…

— Нет, не жалею, — признался Эш.

— И не каетесь?

— Нет.

Джоан улыбнулась. Такой дух ей нравился. Хотя, конечно, для нее это не совсем удобно…

— Долго ли продержится ваша храбрость? — заметила она.

— Что вы имеете в виду?

Джоан заметила, что зашла слишком далеко.

— То, — быстро отвечала она, — что мистер Питерc — человек тяжелый.

Эш успокоился; он подумал было, что она разгадала его тайну.

— Да, наверное, — согласился он. — Такой… ну, вспыльчивый. У него плохой желудок.

— Я знаю.

— Ему нужен воздух. И эти упражнения не помешали бы.

Джоан засмеялась:

— Вы надеетесь его убедить, чтобы он сворачивался в узел?

— Хотел бы.

— Что ж, попытайтесь.

— Вы думаете, он не послушается лакея?

— Я все забываю, что вы лакей. Вы так на них не похожи!

— Старый Питерc думает иначе. Он сказал, что у меня заурядная внешность.

Говоря это, Эш думал о том, что в жизни не видел такой прелестной девушки.

— А вот вы, — заметил он, — совсем не похожи на горничную.

— На кого же я похожа?

— На переодетую принцессу.

Джоан засмеялась:

— Спасибо, мистер Марсон, но вы заблуждаетесь. Всякий узнает во мне именно горничную.

— Да? Вы такая… смелая. Никакой покорности…

— В горничных ее нет. С чего бы? Ведь они идут сразу за лакеями.

— Идут? Куда?

— К столу.

Джоан улыбнулась, увидев, как он растерян.

— Боюсь, — сказала он, — вы плохо разбираетесь в этикете своего нового мира. Вы не знали, что правила там строже, чем при дворе?

— Вы шутите?

— Нет, не шучу. Попробуйте пойти к столу не так, как положено, и посмотрите, что будет. В самом лучшем случае вас поставит на место дворецкий.

— Господи! — выговорил Эш. — Если он поставит меня на место, я покончу с собой. Объясните мне все, пожалуйста.

— Что ж, как лакей мистера Питерса вы важная персона. Сколько бы ни было гостей, ваш хозяин — самый почетный. Значит, вы идете после дворецкого, экономки, лакея лорда Эмсворта, горничной леди Энн…

— А кто это?

— Леди Энн? Сестра лорда. Она живет там с тех пор, как умерла его жена. Да, значит, дальше — лакей Фредерика Трипвуда, потом — я, потом — вы.

— Что-то не очень важная роль!

— Важная, важная. За вами — бог знает сколько народу.

— Всякие уборщицы и судомойки?

— Ну что вы! Если судомойка сунется в нашу столовую, ее…

— Поставит на место дворецкий?

— Нет. Ее линчуют. Они едят на кухне. Шоферы и всякая мелочь мужского пола едят в своей столовой, обслуживает их особый мальчик. Уборщицы обедают и ужинают там же, а завтракают на кухне. У прачек — особая комната, рядом с прачечной, но главная прачка стоит выше главной уборщицы. Шеф-повар ест в своем закутке, у кухни. Кажется, я все сказала.

Эш тупо глядел на нее. Она покачала головой:

— Не хотите вернуться в Лондон?

— Это кошмар какой-то!

— Ну и не езжайте. Сейчас — остановка. Выходите и садитесь на лондонский поезд.

Теперь головой покачал Эш:

— Нельзя. Есть… есть причины.

Джоан снова взяла журнал, и в купе второго класса воцарилось молчание. Поезд постукивал, Джоан читала, сумерки сгущались. Путешествие стало казаться Эшу бесконечным.

Через долгое время поезд остановился, и голос на платформе возвестил:

— Станция Маркет-Бландинг!

Маркет-Бландинг — одно из тех сонных поселений, которых не коснулся прогресс, если не считать самой станции и комнаты над бакалейной лавкой, где по вторникам и пятницам показывают кинофильмы. Церковь здесь норманнская, жители в своем большинстве относятся к палеозойской эре. Оказавшись тут в промозглый весенний день, когда юго-западный ветер послушно сменился восточным, а прижимистые обитатели еще не зажгли света, человек ощущает, что он неведомо где, беспомощный и одинокий.

Охраняя хозяйский багаж и угрюмо глядя в сумерки, Эш совсем затосковал. Из масляного фонаря сочился мутный свет. Небольшой крепкий носильщик жонглировал большим бидоном. Восточный ветер трепал нервы холодными, мокрыми пальцами.

Где-то в темноте, в которой скрылись на машине мистер Питерc и его дочка, притаился замок со всем его этикетом. Скоро туда попадет и он. Эш задрожал.

Из полумрака, в слабых лучах, появилась Джоан, усадившая хозяйку в машину. Она приветливо улыбалась, как в былые дни.

Если бы девушки знали, что такое ответственность, они бы последили за своими улыбками. Бывают минуты в нашей, мужской, жизни, когда улыбка производит разрушительное действие. Джоан и раньше улыбалась Эшу, но минута не пришла. Он одобрял ее улыбку в отвлеченном, критическом плане; одобрял — но не восторгался. Теперь, протомившись пять минут на неприютной платформе Маркет-Бландинга, он обрел, как сказали бы спириты, повышенную чувствительность. Улыбка подействовала на него как крепкий напиток и добрая весть, вместе взятые. Безотрадная пустыня превратилась в страну, текущую молоком и медом. Мы не преувеличим, если скажем, что он пошатнулся и вцепился в хозяйский чемодан.

Улыбки, оказывающие такое действие, заслуживают исследования и — в данном случае — его оправдывают. Многое лежало за улыбкой, которой Джоан озарила сумрачную станцию.

Прежде всего у нее (Джоан) изменилось настроение, успешно загнав соперничество в темный угол. Немного подумав, она решила, что Эш не заслужил такой манеры и вести себя так смогла бы только кошка. Решив это, она собралась вернуться при первой же встрече к былому радушию. Казалось бы, этого хватит; но нет. Была и вторая причина.