Александр Ванярх - Иван

— Ты что, война-то кончилась, уже пять дней мир, понимаешь, зачем стрелять?

Японец молчал, он не шевелился, только глаза его, как показалось Виктору, подобрели.

— Домой едем, к мамке! — убежденно, уже с надеждой говорил Виктор.

— У меня и оружия нет, — и как бы в подтверждение поднял руки.

Японец, окинув взглядом юношу, вдруг опустил винтовку и почти на чистом русском языке, только писклявым голосом, сказал:

— Я поверил тебе, ты еще мальчик, обмануть не умеешь, но кто поверит мне?

Японец был старше Виктора года на два-три, не более, а ростом так мал, что перед двухметровым Виктором он казался почти карликом. Тем не менее, Виктор и не подумал напасть на него, он еще настойчивее стал убеждать японца бросить оружие и ехать с ним. Зачем предлагал это Виктор, вначале и не подумал, но почему-то сразу решил спасти этого бедолагу солдата.

Японец колебался несколько секунд, потом отбросил подальше винтовку, снял с себя всю солдатскую амуницию и, разведя руки в стороны, показал Виктору, что готов следовать за ним.

А Виктор, осмелев, все же сделал то, что хотел, за кустом, и они вместе с японцем побежали к автомобилю. Понеслась, переливаясь, команда: «По машинам!» — и колонна двинулась дальше. Слово за слово разговорились; Виктор вытащил из «бардачка» кусок хлеба и предложил японцу, тот стал жадно есть.

— Звать-то как тебя? — спросил Виктор, наблюдая за ним. — Меня Виктор, например.

— Кова, — ответил японец, улыбаясь и покачивая головой. — Виктор, хорошо, у меня друг был.

— Почти как Вова, можно, я тебя Вова звать буду?

— Мозна, мозна, меня на Сахалине русские так и звали — Вова.

— А ты на Сахалине жил?

— Да, и там мои все.

— Понятно, откуда ты язык так хорошо знаешь. А невеста-то есть?

— Жена, дети, двое.

— Ого, успел, значит, а я вот не успел. Шестой год в этой робе, — и Виктор замолчал, вращая баранку. А японец, поев, как-то по-детски подвернул ноги калачиком, забился в угол кабины и моментально уснул. «Во, умаялся, при такой тряске — и спит!» — подумал Виктор.

В колонне никто не заметил японца. Виктор носил ему в котелке пищу, и так они проехали оставшийся день, переночевали вместе в кабине, но на утро Виктор, опасаясь неприятностей, все, же подошел к капитану Исаеву и, выбрав момент, когда рядом никого не было, рассказал о японце. Реакция командира была однозначной — сдать японца на первом же сборном пункте как военнопленного. Но Виктор категорически возражал, не считая японца пленным. До этого времени у Виктора с командиром роты отношения были чисто служебные, правда, капитан неоднократно ставил его в пример за честность, отвагу и выносливость, но не более. И вот стоит перед ним все тот же Сердюченко и отказывается выполнять приказ. Исаев вспылил:

— Я вам приказываю сдать пленного на ближайшем сборном пункте!

И даже после того, как Виктор насколько мог быстро изложил, как они встретились, и если бы японец захотел, он уложил бы Виктора в два счета — командир роты остался непреклонным. Послышалась команда, и они снова двинулись в путь. Японец по изменившемуся настроению Виктора понял, что решается его судьба, но ни о чем не спрашивал. А Сердюченко, словно угадывая его мысли, вдруг сказал:

— Ты не переживай, Вова, я тебя в обиду не дам, нет такого права, чтобы невоенного в плен брать, ты же не военный, так или не так? Оружия у тебя нет, так, шел по лесу, заблудился.

И японец смекнул. — Аха, аха, — закивал он, — саблудился! — Потом вдруг серьезно сказал:

— Только талеко саблудился, Сахалин тама, а я тута.

— Не дрейфь, прорвемся, — весело ответил Виктор, хотя и сам не знал, как «прорвемся». И тут произошло то, чего Сердюченко уж никак не ожидал. На одном из привалов, делая обход колонны, к его машине подошел капитан Исаев:

— Ну как машина? — спросил он и посмотрел Виктору прямо в глаза.

— Дак крутятся колеса, — ответил Виктор, не отводя взгляда.

— А насчет японца — я ничего не знаю, бог тебе судья, как хочешь, так и поступай, я, чем могу — помогу, только переодень его во что-нибудь попроще и пусть не маячит тут, — сказав, пошел вдоль колонны, так же деловито и по-хозяйски осматривая автомобили. А японец, уловив приподнятое настроение Виктора, улыбаясь, сказал:

— Командир хвалил Виктор, а за что?

— Не то чтобы хвалил… Ну, брат, снимай свой френч, надевай вот мою куртку от комбинезона.

Японец быстро переоделся, но куртка оказалась так велика, что, даже с закатанными почти по локти рукавами, она была больше похожа на бушлат. Но лучшего пока ничего не было, нашлась и старая пилотка, и Вова постепенно преобразился в корейца, вольнонаемного рабочего, на том и порешили.

Снова двинулась колонна. Подъезжали к границе, и хотя наши машины проходили не слишком тщательный контроль, Виктор все же спрятал Кову в кузове между ящиками из-под снарядов, накидал на него тряпок и сверху боком положил пустую бочку из-под бензина.

Границу миновали благополучно, и километров через десять сделали малый привал. Опять подошел капитан Исаев, увидел, что в кабине никого нет, внимательно посмотрел на Сердюченко, но сказать ничего не сказал, так как рядом стоял старший лейтенант — особист, а Сердюченко нарочно браво вытянулся и бойко доложил:

— Материальная часть работает нормально, все в порядке!

Исаев, ничего не ответив, двинулся дальше вдоль колонны. А когда он прошел обратно, Виктор высвободил японца из-под тряпья, но в кабину не взял, оставил в кузове, потребовав лежать спокойно и ждать.

Так, совершенно неожиданно, капитан Исаев и Виктор Сердюченко, нарушив строжайший приказ о военнопленных, оказались самыми близкими людьми в этой наспех сформированной роте, и потом на многие годы, а для Исаева и до конца жизни оставались верными друзьями. Но так было потом. А тогда кто-то все-таки доложил старшему лейтенанту-особисту, что в колонне едет какой-то узкоглазый то ли японец, то ли кореец. К счастью, особиста отвлекли какие-то более важные дела, проверять колонну он не стал и умчался на своем «Виллисе» вперед.

Итак, с большими и малыми тревогами, они все же прибыли в назначенное место. Японец на людях больше не показывался, а на следующий день Виктор, получив от командира роты десятидневный отпуск, пропуск и справку для японца, ранним утром увез его во Владивосток. Там правдами и неправдами посадил Кову на уходивший в Японию сухогруз. И все было бы давно забыто, если бы в самый последний момент расчувствовавшийся японец не написал на клочке бумаги свой адрес, а Виктор дал ему свой. Правда, Виктор где-то потерял адрес пленника и почти забыл про это незначительное приключение, но только не японец…

Задумавшись, Виктор и не заметил, что дрова давно прогорели и сидел бы в оцепенении еще, если бы в комнату не вошла Настя.