Александр Ванярх - Иван

— Ты видишь этого парня? — указала она на Ивана. — Он стоит в самом начале жизненного пути и ему в данный момент я нужнее всех.

Владимир развел руками, говоря этим — «я пас», и согласился.

Софья Ивановна все обещала рассказать Ивану, как и при каких обстоятельствах, исчезли ее родители — граф и графиня Чубаровы: «Вот выберем тихий спокойный вечер, когда нам никто не помешает, когда не будет бубнить этот черный ящик (так называла она телевизор), и я поведаю тебе обо всем. Но это мои предположения, так как я толком ничего и сама не знаю». И вот… поведала. Если бы не Николай Николаевич да Никита Игнатьевич (что очень удивило Ивана), он бы не знал, что делать. Отец Оли оказался человеком твердым, практичным и сердечным. «Ты, Ваня, пойми меня правильно, — сказал он в тот злополучный вечер, когда они с Олей приехали в Старый Крым, — я не знаю, чем кончатся ваши отношения с Олей, но, отбрасывая все, я хочу тебе просто помочь. У меня сейчас десять дней отпуска, рассчитывай на меня». И он не ждал команды или просьб. Поговорив с Николаем Николаевичем несколько минут, они начали действовать.

Сейчас Иван это вспоминает, как плохой сон, который уже заканчивался. Прилетал и Владимир, единственный оставшийся от Чубаровых, и, пробыв неделю, улетел, сказав Ивану: «Если что, звони, я всегда откликнусь».

А вот сегодня Иван ходил и ходил по саду, размышляя о последних событиях. «Все-таки правильно я сделал, что не написал об этом ни Рите Ивановне, ни Сердюченко, зачем им это? Пусть живут спокойно». Обошел сад — много тут он успел сделать: вырвал бурьян, окопал деревья, хотел перенести на другое место туалет, да не успел. Летом он уезжал на работу в пять утра и приезжал в десять вечера, и так почти каждый день, кроме выходных, а за выходные много не сделаешь. И, глядя на его дела, Софья Ивановна все говорила: «Ты, Ваня, не больно-то налегай, а то надорвешься, тут, почитай, уже тридцать лет ничего не делалось, я-то что могла?» Но Ваня потихоньку-полегоньку, а деревья от сухостоя очистил, вырубил ненужную поросль, весной насадил всякой всячины, в чем ему очень помогали Софья Ивановна и Николай Николаевич. И вот теперь ровными рядами красовались лук, чеснок, высокие метелки дирона, даже кукуруза, высаженная вдоль забора, хвасталась большими темно-зелеными початками. Иван уже не раз варил молодую кукурузу, ел сам и угощал Николая Николаевича, который после смерти Софьи Ивановны как-то осунулся и поник.

Иван подошел к колодезному срубу, сел на него, на что тот ответил жалобным скрипом. «Надо бы и его поправить, — подумал он и увидел подходившего к калитке молодого человека с рюкзаком за спиной. Парень остановился, посмотрел на дом, ища номер, и решительно открыл калитку.

— А ну отзовись, кто есть! — почти прокричал он, входя во двор. Увидев поднявшегося Ивана, быстро пошел навстречу. В метре друг от друга остановились.

— Ну что, Иван, не узнаешь?

— Товарищ сержант!

Обнялись, как родные братья.

— Ну что ж, пойдем, пойдем. Какими судьбами? — уводя Николая на веранду, радостно спрашивал Иван.

— Ты в планерской школе работаешь?

— Ну да.

— О соревнованиях слышал?

— Слышал, но меня это почти не касается, я завхоз, понимаешь?

— Ты и завхоз? Во задача, никогда бы не подумал!

— Я бы тоже не подумал, а вот пришлось. А ты откуда обо мне узнал?

— Я узнал от такого человека, что если я о нем расскажу — ты упадешь.

— Ну, тогда давай сядем на диван.

— Ты Оксану знаешь?

— Оксану? — и какой-то холодок пробежал в груди Ивана.

— Ну, Исаеву Оксану, что в Ростове.

— Еще бы, это сестра моя! Ну, почти сестра.

— Так вот, я, Овсиенко Николай, ее муж! — и Николай встал.

— Вот это да! — с непонятным ему чувством сказал Иван и тоже поднялся. — Поздравляю, поздравляю, вот тебе и Оксана! Девочка с косичками — и вдруг жена! Ты раздевайся, сейчас обедать будем, я тоже что-то проголодался. Только все будем делать сами, некому тут больше кашеварить.

— А был кто-то?

— Была бабуля, родненькая, да вот и она меня покинула, — и Иван показал на портрет Софьи Ивановны, обрамленный черной рамкой.

— Извини, не знал. Мне-то адрес твой в ДОСААФе дал дежурный, сегодня же воскресенье, выходной, только ты не переживай, у меня есть место в гостинице, я просто хотел тебя увидеть, привет передать.

— И ты думаешь, что я тебя в гостиницу отпущу? — с обидой в голосе сказал Иван. — Тут будем. Правда, завтра у нас прыжки, я рано уеду.

— Ты что, прыгаешь?

— Так благодаря тебе и прыгаю. Помнишь твои рассказы?

— Спасибо, спасибо, и много напрыгал?

Иван, разогревая обед, разговора не прерывал.

— Уже к сорока подбираюсь!

— А ты знаешь, Оксана тоже прыгала, но вовремя остановилась — мешает учебе.

— У нас тут есть одна, только планеристка, так говорит, что, наоборот, ей это в учебе помогает!

После обеда решили прогуляться по окрестностям, зашли в домик Грина и, поднимаясь вверх и вверх по переулку, вышли к подножию горы Агармыш.

— Вот это глыба! — сказал Николай. — Отсюда можно на дельтаплане летать.

— Тут кругом простора навалом! — ответил Иван, повернувшись правой стороной к Николаю.

— Слушай, мне кажется, у тебя этой белой полосы у виска не было?

— Стареем, брат, — уклонился Иван.

— Нет, на старость не похоже — уж больно четко линия обозначена.

— Помнишь Филиппова, курсант был?

— Нет, не помню.

— Он действительно ничем не выделялся, так он на Чукотке, еще с одним таким же придурком, тринадцать гробов сделал, вот и меня зацепил.

— А что же потом?

Иван вкратце рассказал.

— Ну а на любовном фронте как?

— Почти никак.

— Правда сейчас что-то намечается, но пока в тумане, мне в этом плане не везет…

И они поднимались все выше и выше в гору.

Глава девятая

Виктор, повозившись у тайника добрых два часа и не найдя больше ничего ценного, решил вернуться сюда снова с лопатой и раскопать лучше. Разыскал все же «Золотой ключ», благо, журчал он совсем рядом, в каких-то ста метрах. Все вокруг него глухо заросло, — сюда уже давно не ходили не только люди, но и звери. Напившись холодной как лед ключевой воды, Виктор съел бутерброд и, привязав саблю к ружью, чтобы было удобнее нести, медленно побрел обратно.

«Опять Чубаров, — думал он, шагая вниз по еле заметной тропинке, — и почему его так странно захоронили? Эти монеты, сабля… Обычно беляки хоть и соблюдали ранговые почести, но ценности никогда бы не зарыли. Ну, сабля еще, куда ни шло, а вот червонцев бы не упустили! Тут что-то не то. А может, и не беляки его хоронили, но кто? И какой это Чубаров, может, их было несколько, а может, это и не Чубаров похоронен, а только сабля его? Надо Ивану написать, пусть у старушки расспросит».