Александр Ванярх - Иван

В разговор вдруг включилась междугородная. «2-19-51? — закричала телефонистка. — Ответьте Караганде».

«Слушаю, — сказал дядя Коля, и внутри у него похолодело. — Алло, алло! Говорите же, я вас слушаю, Панков Николай Николаевич». В трубке что-то забулькало, потом засвистело и чей-то женский голос четко сказал: «Да говори же, что же ты, говори». — «Алло, — услышал дядя Коля женский голос. — Папа, папочка, — на другом конце кто-то плакал. — Это я, это я, — говорила женщина, — Зария, мне Зульфия звонила, папа мы вас всегда вспоминаем, как вы там? Господи, Господи, я почему-то не слышу!» — с отчаянием закричала женщина. «Я вас, тебя хорошо слышу, — Николай Николаевич старался изо вех сил, чтобы не заплакать, — приезжайте все, я вас очень жду». Опять что-то забулькало в трубке.

«Это он, это он, я даже голос узнала!» — опять услышал Николай Николаевич, и все пропало. Старик еще постоял некоторое время с трубкой возле уха, потом медленно положил.

— Не Иван звонил? — спросила Рита Ивановна.

— Нет, вначале Никита Игнатьевич, отец Оли, а потом одна из моих дочерей, — и Николай Николаевич устало опустился на диван.

— Оля — это невеста Ивана? — спросила с каким-то трепетом Оксана.

— Да, почти жена, я их обручил, — с усмешкой сказал дядя Коля, — даже свадебный подарок подарил.

— А почему ж не расписались? — спросила Рита.

— Молодая она еще, семнадцать только.

Оксана стала расставлять посуду.

— Мама, убери, пожалуйста, эту вазу и все остальное, давайте спокойно поужинаем, — серьезно сказала Оксана.

— А я что — против? Сегодня все равно уже не почитать, а завтра целый день меня не трогать: буду изучать бумаги.

— А мы с Никитой договорились в субботу съездить на рыбалку, и соответственно с шашлыком, — вы как?

— А сегодня какой день? — спросила Оксана.

— С утра четверг был, — отозвался Николай.

— Тогда успеем, надо же мясо приготовить и все остальное, — сказала Оксана.

— А если Иван приедет — не до шашлыков ему будет… Хоть мы Настю и в глаза не видели, а все же…

Наступило неловкое молчание.

— Да, это я от радости за своих детей чужое горе забыл, — сказал Николай Николаевич. — На рыбалку мы с Никитой Игнатьевичем все же поедем, а остальное отменяется.

Все расселись вокруг большого старого стола.

Легкий ветерок зашелестел листвою и снова, зашуршав в кроне, хлопнул о землю грецкий орех.

— Что-то рано стали падать, еще не все яблоки и груши собраны, — заметил дядя Коля.

— Природа не ошибается, у нее свои законы, свои плавные переходы из одного состояния в другое, — отозвалась Рита Ивановна.

И снова где-то в саду застонал сыч. Он так протяжно и громко ойкал, что первым не выдержал Николай.

— Да чтоб ты провалился! — сказал он и, выйдя из-за стола, спустился вниз во двор. По шороху было слышно, как он чем-то запустил в птицу. Крик прекратился.

— Это не к добру, — сказала Рита. — Плохая птица. Хоть бы Ваня скорей вернулся.

Глава тридцать четвертая

Виктор с Иваном одновременно вышли из машины и медленно пошли к березе. Береза действительно вблизи оказалась довольно высокой, только больше походила на приземистую акацию да цвет ствола, ветки, листья, поблескивающие в лучах заходящего солнца, указывали на то, что перед вами береза, но совсем изменившаяся под воздействием беспощадных ветров. Подошли к могиле.

— Ну, здравствуй, Егор! — сказал Виктор. — Вот мы к тебе и приехали. В Сибири к живому приезжали, а теперь — к мертвому. Посмотри, каков сын твой стал.

И Виктор замолчал; на глазах показались слезы, но он все же, изменившимся голосом, почти шепотом, продолжал: «И ты, Варвара, здравствуй, хоть и не пришлось нам с тобой в жизни свидеться, но мы о тебе помним всегда. Спите спокойно!» Он не смотрел на Ивана, но слышал, как тот засопел и зашмыгал носом.

— Настя-то, Настя, — к вам улетела, уж вы ее примите как родную.

И Виктор подошел к кресту, поцеловал в верхнюю его часть. Иван постоял немного и пошел к машине.

— Ты чего? — не понял Виктор.

— За лопатой: пока светло, надо убрать могилу.

Виктор вырвал бурьян, а Иван окопал и облагородил холмик.

— Оградку бы сюда да хотя бы плохонькую скамеечку, — сказал Виктор, — вот сейчас бы сесть, посидеть, вспомнить добрым словом, отдохнуть, глядишь, и другие люди заходили-бы.

— Дядя Витя, ты отстал. Где ты видел, чтобы сейчас пешком ходили — не то время, — сказал Иван, — а оградку сделаю и привезу сюда.

— Зачем же привозить, небось и тут можно найти, кто сделает: кругом шахты, значит, и мастерские есть.

— Можно и так, а вот смотри — береза-то растет себе.

— Расти-то растет, по-моему, тут вода в грунте недалеко, иначе бы не сдюжила.

— Когда приеду, посажу тут еще акации, пусть цветут весной, а если со мной что случится, то всем скажу, чтобы похоронили тут же, в одной с ними могиле, — как-то грустно и мечтательно отозвался Иван.

— Ну, тебе-то и впрямь рано об этом.

— Да кто ж его знает, все может статься.

— Ага, вот ты говорил, что никто пешком не ходит, а вон смотри — мужик на лошади.

По полю действительно ехал мужчина на темной лошади. Увидев машину и людей, повернул к ним.

— Здоровеньки булы, — сказал плотный черноволосый, с громадными усами человек, не слезая с лошади.

— Здравствуйте, — ответили Иван с Виктором.

— Вот сколько езжу и не знаю, кто же похоронен тут? — спросил усатый.

— Вот его отец с матерью, — ответил Виктор, указывая на Ивана.

— Я тут в округе почти всех знаю. Чьи же вы будете?

— Мы-то нездешние, а тут похоронены Исаевы Егор и Варвара, может, слыхали о таких?

— Не слыхал, — с сожалением сказал мужчина.

— А Караваевых, может, знали? Василия Лукича и Марию Ивановну? — вступил в разговор Иван.

— А как же, Василия Лукича знал — мы же с ним соседи были. Каралкины мы, — и мужчина слез с лошади. — Ну, здорово поближе!

— Если вы соседи, так как же Егора и Варвару не знали? — опять спросил Виктор.

— Дед наш на том хуторе жил, а мы — вон видишь террикон дымится? Недалеко оттуда и проживаем, а к деду каждое лето ездим, и Василия Лукича хорошо знали, жену его не видели — болела она, а потом и умерла вскорости.

— Это мои дед и бабушка, — снова сказал Иван.

— А вы знаете, как умер Лукич-то?

— Да слыхали, только без подробностей, — ответил Иван.

— Нашли его мы с братом — испугались страсть! Это же надо, чтобы дед Василий и повесился! Сначала никто не верил, а потом подумали: кому он был нужен? Да никому! Вот и порешил себя…

Вытащили походный столик, собрали простенький ужин, выпили, помянули.

— А зовут меня Володя, Каралкин, — сказал мужчина. — Ну, мне пора, уже темнеет. Может, к нам поедем? Тут километров пять всего, заночуете.