Мигель де Унамуно - «Святой Мануэль Добрый, мученик» и еще три истории

– Ничего особенного. Речь идет о том, чтобы ты подготовил ей достойную оправу…

– Что за глупости приходят тебе на ум, Селедонио!

– Не мне – ей!

– Думаю, что ты не прав, подозревая ее в том, что…

– Да я не подозреваю ее ни в чем, кроме желания устроить судьбу своей дочери, и устроить ее за твой счет…

– Ну а если даже и так, что тут особенного?

– А то, что ты уже готов, Эметерио, ты уже пропал, тебя закапканили, подцепили на крючок.

– Ну и что?

– Да, собственно, ничего, с этого дня ты можешь идти на пенсию.

– А когда я собрался уходить, она мне сказала: «Теперь вы можете навещать нас когда вам вздумается, дон Эметерио, считайте, что этот дом – ваш дом».

– И он станет твоим.

– Зависит от Клотильды.

– Нет, от Роситы.

А тем временем между Роситой и Клотильдой завязалось что-то вроде поединка.

– Послушай, доченька, тебе придется обо всем хорошенько подумать и бросить свои детские шалости. Твой парень, этот Пакито, по-моему, для тебя не пара, а вот дон Эметерио, вот он-то как раз и будет для тебя подходящей партией…

– Партией для меня?

– Да, для тебя. Понятно, он намного тебя старше и по годам тебе в отцы годится, но с виду он еще совсем молодцом, и главное, у него солидный капитал имеется, я уже справлялась.

– Все ясно. Небось сама ты, когда была девицей вроде меня, не сумела его заарканить, а теперь хочешь всучить его мне. Да это курам на смех! Мне – такую развалину? И будь добра, скажи мне – как случилось, что ты его упустила?

– Видишь ли, он всегда был скуповат и очень заботился о своем здоровье. Я никогда не знала, что бы взбрело ему в голову, женись он на мне…

– Ну, а со мной, мама, все обстоит куда хуже. В его годы и учитывая мой возраст, вопрос о здоровье, как ты сама понимаешь, должен его еще больше волновать.

– По-моему, вовсе нет, нынче его будет волновать не здоровье, а совсем другое, и тебе в самый раз этим воспользоваться.

– Ну знаешь, мама, я молода, я чувствую себя молодой и не имею никакого желания приносить себя в жертву, превращаться в сиделку, чтобы потом остаться с деньгами. Нет, нет, я хочу наслаждаться жизнью.

– Какая ты глупенькая, доченька! Небось даже не слыхала про цепочку.

– А что это за штука?

– Вот послушай. Ты выходишь замуж за этого сеньора, он тебе приносит, ну, ладно, все, что принесет… ты заботишься о нем…

– Значит, о его здоровье забочусь? Выходит, так?

– Но не чересчур, совсем не обязательно губить себя. Главное – выполнять свой долг. Ты выполняешь…

– А он?

– И он выполняет, и ты остаешься вдовой, уважаемой сеньорой, и все еще в довольно молодых летах.

– Как ты сейчас? Правда?

– Да, как я. Только у меня ни кола ни двора – денег не хватит на то, чтобы после смерти купить место на кладбище, ну а ты, коли выйдешь за Эметерио, ты овдовеешь совсем в другом положении…

– Ну да, денег у меня будет достаточно, я смогу при жизни купить все, что нужно…

– В том-то и суть. Ты будешь богатой вдовой, да еще к тому же красивой вдовой, ведь ты в меня и с годами станешь хорошеть… Вдова, да с деньгами, ты сможешь купить своему Пакито все, что он захочет…

– А он, в свой черед, унаследует мои денежки и, когда летами сравняется с доном Эметерио, поищет себе какую-нибудь Клотильду…

– Так это и будет тянуться, доченька, это и есть цепочка.

– Нет, мама, такой цепочкой я себя не свяжу.

– Стало быть, ты держишься или, вернее сказать, цепляешься за своего щенка? С милым, дескать, рай и в шалаше? Подумай, дочка, хорошенько подумай.

– Да я уж думала-передумала. За дона Эметерио не пойду. Коли понадобится, сама сумею заработать себе на хлеб, проживу и без его капитала.

– Послушай, дочка, ведь он сейчас совсем голову потерял, бедняга, ходит дурак дураком, ради тебя готов на любую глупость… Смотри, он…

– Я уже сказала свое слово, мама, я все сказала.

– Ну ладно, коли так. Только вот что я ему скажу, когда он вернется? Что я с ним делать буду?

– Вскружите ему снова голову.

– Дочка!

– Вы меня хорошо поняли, матушка?

– Лучше некуда, дочка.

И Эметерио вернулся – разумеется, вернулся! – в дом Роситы.

– Знаете, дон Эметерио, моя дочь даже слышать о вас не хочет…

– Даже слышать?

– Ну да, она не хочет, чтобы ей морочили голову с замужеством…

– Нет-нет, только не принуждайте ее, Росита, никакого насилия! Но я… мне сдается, я помолодел… я кажусь себе другим… я способен…

– Дать ей приданое?

– Я способен… мне было бы так приятно… в мои годы я вечно один… завести семейный очаг… растить детей… Холостая жизнь мне опротивела… Меня неотвязно преследуют мысли о пенсии и вакансии…

– По правде говоря, Эметерио, – Росита впервые за время их знакомства опустила слово «дон» и при этом придвинулась поближе к Эметерио, – мне было удивительно, что вы все копите да копите деньги, хотя семьей не обзавелись… Я этого не могла понять…

– То же самое говорил мне и дон Иларион.

– Скажите, Эметерио, – и, продолжая выполнять свой хитрый тактический ход, Росита придвинулась еще ближе, – вы уже не боитесь так за свое здоровье, как прежде, в наши лучшие дни?

Эметерио не понимал, во сне он или наяву. Ему казалось, что он перенесся в былые годы, в те давние времена, о которых он мечтал более двадцати лет; вся последующая жизнь стерлась из его памяти, даже образ Клотильды рассеялся. Он почувствовал приступ головокружения.

– Излечились вы от былых страхов за свое здоровье, Эметерио?

– Теперь, Росита, теперь я способен на все. И я ничего не боюсь… даже оставить свое место вакантным! Почему, Господи Боже мой, почему я тебя упустил в то время?

– Но разве я не с тобой, Эметерио?

– Ты, ты, Росита? Ты?

– Да, я… я…

– Но…

– Ну давай, скажи, Эметерио, какой я тебе кажусь?

И тут она встала и взгромоздилась ему на колени.

И Эметерио задрожал – на этот раз от счастья, а не от страха перед увольнением. И обеими руками обхватил ее объемистую талию.

– Ой, какая ты тяжелая, девочка!

– Да, у меня еще есть за что взяться, Эметерио!

– Настоящая пышка.

– Ах, кабы в то время, когда мы с тобой познакомились, я бы знала то, что знаю сейчас…

– А если бы я знал, Росита, если бы я знал!..

– Ах, Эметерио, Эметерио, – и она ласково провела ладонью по его носу, – какими дурачками были мы в то время!..

– Ты – не очень, а я действительно был круглым дураком…

– Матушка меня все подстрекала, чтобы я тебя ослепила, а ты оказался такой…

– Такой лягушкой!

– Но теперь…

– Что теперь?

– Разве тебе не хотелось бы исправить нашу ошибку?

– Да ведь это объяснение в любви по всей форме!

– Сам видишь! Но только не так, как у Тенорио – помнишь того придурка? – не в стихах, и не на пустынном берегу реки, и не при лунном свете, и не…