Герман Казак - Город за рекой

— А моя задача? — спросил Роберт.

— Вы как заведующий Архивом должны полагаться на то, — мягко разъяснял служащий, — что каждый из нас осознает обязанность соответствовать духу Архива. Должен, пожалуй, сказать, что мы верные и испытанные служители. Вы сможете на основе выборочной проверки убедиться, что за текущей деятельностью мы не упускаем нашей собственной работы.

— Господин Перкинг, — сказал Роберт, — я был бы вам благодарен, если бы вы помогли мне войти в курс дела.

Служащий чуть заметно улыбнулся и показал Роберту на обширную картотеку, которая в строгом порядке располагалась в ящичках на письменном столе.

— Здесь находится ключевая настольная картотека по использованию архивных материалов, — пояснил он, — которую составил наш Мастер Готфрид, ваш предшественник, за долгие годы работы. Архивариусы по истечении определенного срока испытания получают обычно такое звание — и вам, господин доктор, тоже будет пожаловано со временем звание Мастер Роберт. По каждой предметной Рубрике в этой картотеке вы найдете описание означенного предмета, а также подробные разъяснения по использованию списка дополнительных досье и местоположение обработанной или еще только подлежащей оценке литературы, в том числе и фотоматериалов. Мы, ассистенты, можно сказать, не нуждаемся в помощи картотеки, потому что благодаря долгой практической работе знакомы со структурой и фондами Архива во всех его подразделениях, новичку же она поможет освоиться здесь, у нас, без посторонней помощи.

Роберт молча принял эти слова, расценив их как намек в свой адрес, и дал возможность Перкингу, не отвлекаясь, продолжать разъяснения.

— Если представить себе, что здесь содержится духовное наследие пусть не всего мира, а хотя бы только евразийской его части, как оно собиралось на протяжении столетий и даже тысячелетий — по сути, со времени установления письменной традиции смертных — и неизменно расширялось, то можно считать, что для этого не хватило бы ни помещений Старых Ворот с его, разумеется, обширными подземными этажами-хранилищами, ни вообще какого-либо архива мира. Да, это можно было бы счесть, как я вижу по вашему изумленному взгляду, за утверждение сумасшедшего или безумца, тем более если я прибавлю, что подавляющая часть наших рукописей принадлежит к менее известной и считающейся исчезнувшей литературе. Однако мы не мечтатели, если даже нам приходится заниматься благоглупостью, равно как и всей той мудростью, что присуща людям. В противоположность библиотекам и научным институтам всех ведущих стран, в которых хранится все случайно собранное, независимо от качества и от степени использования, в нашем Архиве с каждым новым поступлением автоматически подвергается сортировке и отбору все наличное духовное наследие. Творческих мыслей, — продолжал сотрудник, — не так много, чтобы их нельзя было зафиксировать, подобно созвездиям на небе. Масштабы и объем духовной субстанции исчисляются природой с такой же точностью, как песчинки земли. Подобно им, запас идей нельзя умножить или уменьшить. Различны только формы, в которых они выступают, неодинакова лишь интенсивность, с какой протекает обновление мыслей.

— Если я правильно понимаю, — сказал Роберт, — здесь собрано все значительное, что когда-либо возникало в умах людей и записывалось на их языках, то есть сумма подлинного наследия — сокровищница и бездна духа!

Перкинг слегка поднял вверх левую руку, так что обнажился край красной шелковой подкладки просторного рукава. Вытянув указательный палец, как будто он хотел! нарисовать в воздухе какой-то знак, ассистент сказал назидательно:

— Сокровищница и бездна духа — как точно подмечено! Так, пожалуй, мог бы выразиться Курцико.

Он медленно опустил руку.

— Поведение человека, — продолжал старый Перкинг, — которое он занимает по отношению к повседневности, любви, смерти, по отношению к власти, истине и божественному закону, подчиняется, как вы знаете, твердым ритуалам, в том числе определенным ритуалам выражения. Они, как волны, ритмически движутся, бьются внутри временного целого. Они всегда присутствуют. Кто однажды приобрел кругозор, тот различает соответствия отдельных периодов и вкладов народов. Далее обнаруживается, что каждая запись, будь то песня, мысль, изображение или описание, имеет в духовном пространстве свой образ и прототип. Не всегда это такое новое, которое превосходит старое по силе и глубине. Это облегчает нашу работу. Но я утомляю ваше внимание сведениями, которые вам как ученому, само собой, известны.

— Где бы я здесь ни оказывался, — возразил Роберт, — среди людей или вещей, я попадаю в положение человека, который учится. Со мной уже было такое в Префектуре, когда я слушал Высокого Комиссара.

— Высокий Комиссар, — сказал ассистент Перкинг, почтительно склонив голову, — один из великих Земли. Что мы, помощники, в сравнении с ним!

— Я попросил бы вас, — сказал Роберт, — рассказать мне поподробнее об Архиве.

— Смысл его может лишь угадываться, — объяснял Перкинг. — Разумеется, в сочинениях философов, поэтов, ученых исследователей содержится сумма знаний прошлого, но к этим основным достижениям творческой деятельности на Земле присоединяется немалая доля вообще всякого рода письменных свидетельств в форме писем, дневников, рукописного наследия и записок, насколько в них, — тут старый ассистент замедлил речь и конец фразы произнес с особенным смыслом, подчеркивая каждое слово, — насколько в них человеческая судьба показательна для судьбы космоса.

Роберт долго не отвечал на слова ассистента, продолжая смотреть прямо ему в глаза. Наконец он сказал:

— Я только задаюсь вопросом, когда думаю обо всем этом, какая же инстанция обладает правом и способностью судить о ценности или неценности того или иного продукта духовной деятельности. Если я не ошибаюсь, то речь здесь идет о бессмертии. — Не давая помощнику перебить себя признательным кивком головы, Роберт живо продолжал: — Каждый, кому важен был его труд, не щадил для него своих усилий. Многое, что способно, быть может, оказывать воздействие в момент появления, со временем теряет силу, другое же, что в глазах современников, случается, выглядит малозначительным или сомнительным, потомки, напротив, с гордостью превозносят.

— Все написанное, — возразил Перкинг, — претендует на длительную жизнь. Ибо оно запечатлевает мгновение. Известно, однако, что часто воля, тщеславие, желание показать себя движут пишущим, нередко это — неосознанное чувство опьянения жизнью, потребность высказаться, эмоциональный порыв или накопление знания. Частное, субъективное никогда не достигает бессмертия, оно задерживается лишь на короткий срок. Лишь когда голоса свыше руководят человеком, слова его приобретают творческую силу. Лишь анонимное имеет своего рода бессмертие. Что при этом сам человек — инструмент добрых или злых сил, сосуд божественного или демонического — это для смертных остается неизвестным. Поэтому современники, мой господин доктор, охотно пребывают в заблуждении, хотя и потомки тоже судят не всегда верно. Но, как бы там ни было, для установления, что обладает действительной силой и на какой период времени ее сохраняет, имеется одна инстанция. Единственная авторитетная инстанция, в пределы которой вы как раз вступили, — Архив.