Редьярд Киплинг - Собрание сочинений. Том 1. Ким: Роман. Три солдата: Рассказы

До сих пор Ким думал по-индусски, но его охватила дрожь, и с усилием, похожим на то, которое делает пловец, преследуемый акулами, чтобы выпрыгнуть из воды, его ум вынырнул из поглощавшей его тьмы и нашел приют в таблице умножения на английском языке!

— Взгляни! Он принимает прежний вид, — шепнул Лурган-сахиб.

Кувшин разбился на пятьдесят кусков, а дважды три — шесть, трижды три — девять, четырежды три — двенадцать. Он с отчаянием держался за повторение таблицы. Смутное очертание кувшина рассеялось, как туман, после того, как он протер глаза. Перед ним были разбитые черепки. Пролитая вода высыхала на солнце, а сквозь щели веранды виднелась внизу белая стена дома, а трижды двенадцать — тридцать шесть!

— Взгляни! Принимает он свой прежний вид? — спросил Лурган-сахиб.

— Но он разбит, разбит, — задыхаясь, проговорил Ким. Лурган-сахиб тихонько бормотал что-то про себя. Ким отдернул голову. — Взгляни! Он лежит такой же разбитый, как был.

— Такой же, как был, — сказал Лурган, пристально наблюдая за Кимом. Мальчик тер себе затылок. — Но ты первый из многих, кому я показывал, увидел это. — Он отер свой широкий лоб.

— Что, это также было волшебство? — подозрительно спросил Ким. Кровь не шумела больше у него в висках. Он чувствовал себя необыкновенно бдительным.

— Нет, это не было волшебство. Это было только желание увидеть, нет ли недостатков в драгоценном камне. Иногда прекрасные драгоценности разлетаются на куски, если человек держит их в руке и не знает, как нужно обращаться с ними. Поэтому надо быть осторожным, прежде чем начинать отделывать их. Скажи мне, ты видел снова целый кувшин?

— Некоторое время. Он вырастал из земли, словно цветок.

— А что ты тогда сделал? Я хочу сказать, что ты подумал?

— О-a! Я знал, что он разбит, и потому, вероятно, и думал про это… И ведь он был разбит на самом деле!..

— Гм! Кто-нибудь проделывал над тобой раньше такое волшебство?

— Если бы проделывал, — сказал Ким, — неужели ты думаешь, что я позволил бы сделать это теперь? Я убежал бы.

— А теперь ты не боишься?

— Теперь не боюсь.

Лурган-сахиб посмотрел на него пристальнее, чем когда-либо.

— Я спрошу Махбуба Али — не теперь, позже, — пробормотал он. — Я доволен тобой — да, и я недоволен тобой — нет. Ты первый, который спасся. Хотел бы я знать, что это значит… Но ты прав, ты не должен был говорить этого даже мне.

Он вернулся в мрачную темную лавку и сел у стола, тихонько потирая руки. Слабое, хриплое рыдание раздалось из-за груды ковров. То рыдал мальчик-индус, послушно стоявший лицом к стене, его худые плечи вздрагивали от рыданий.

— AI Он ревнив, так ревнив! Не знаю, не попробует ли он опять отравить мой завтрак и заставить меня приготовить другой.

— Никогда! Никогда, нет! — послышался прерываемый рыданиями ответ.

— И не убьет ли он того, другого мальчика?

— Никогда, никогда. Нет!

— А как ты думаешь, что он сделает? — внезапно спросил он Кима.

— О-о! Я не знаю. Может быть, прогонит меня? Почему он хотел отравить вас?

— Потому, что так любит меня. Представь себе, если бы ты любил кого-нибудь и увидел бы, что пришел кто-нибудь и понравился любимому тобой человеку больше тебя, что сделал бы ты?

Ким задумался. Лурган медленно повторил фразу на местном наречии.

— Я не отравил бы этого человека, — задумчиво проговорил Ким, — но отколотил бы этого мальчика, если бы этот мальчик полюбил любимого мною человека. Но прежде спросил бы мальчика, правда ли это.

— А! Он думает, что все должны любить меня.

— Ну, тогда он, по-моему, дурак.

— Слышишь? — сказал Лурган-сахиб, обращаясь к вздрагивавшим плечам. — Сын сахиба считает тебя дурачком. Выходи и в другой раз, когда у тебя будет тяжело на сердце, не употребляй белый мышьяк так открыто. Право, сегодня дьявол Дасим овладел нами. Я мог бы захворать, дитя, и тогда чужой стал бы хранителем этих драгоценностей. Иди.

Ребенок с опухшими от слез глазами вылез из-за груды ковров и бросился к ногам Лургана-сахиба с выражением такого страстного, безумного отчаяния, что произвел впечатление даже на Кима.

— Я буду смотреть в чернильные лужи, буду верно сторожить драгоценности! О мой отец, моя мать, отошли его! — Он указал на Кима движением голой пятки.

— Не теперь, не теперь. Он скоро уйдет. Но теперь он в школе — в новой мадрисса, — и ты будешь его учителем. Поиграй вместе с ним в драгоценные каменья, я буду отмечать за тебя. — Ребенок сразу вытер слезы, бросился в другой конец лавки и вернулся оттуда с медным подносом.

— Давай мне! — сказал он Лургану-сахибу. — Я буду получать их из твоих рук, иначе он может сказать, что я знал их раньше.

— Тише, тише, — сказал Лурган и выложил на поднос из тика стола полпригоршни мелких камней.

— Ну, — сказал мальчик, размахивая старой газетой, — смотри на них, сколько хочешь, чужестранец. Пересчитай и, если нужно, потрогай. Для меня достаточно одного взгляда. — Он гордо отвернулся.

— Но в чем заключается игра?

— Когда ты пересчитаешь их, потрогаешь и убедишься, что помнишь все, я покрою их этой бумагой, и ты должен будешь сказать, сколько камней ты заметил, и описать их Лургану-сахибу. Я буду вести счет.

— Ага! — Инстинкт соревнования пробудился в душе Кима. Он наклонился над подносом. Там лежало только пятнадцать камней. — Это легко, — через минуту сказал он. Мальчик накинул бумагу на сверкавшие камни и написал что-то в записной книжке.

— Под этой бумагой пять синих камней — один большой, один поменьше и три маленьких, — поспешно проговорил Ким. — Четыре зеленых и один из них с дырой; один желтый, сквозь который можно все видеть, и один похожий на чубук трубки. Четыре красных камня и-и — я сказал пятнадцать, но забыл два… Нет! Дайте мне время. Один был из слоновой кости, маленький, коричневатый; и-и — дайте мне время..

— Один, два, — Лурган-сахиб сосчитал до десяти. Ким покачал головой.

— Слушай мой счет! — вмешался мальчик, заливаясь смехом. — Прежде всего два попорченных сапфира — один в две рутти, другой — в четыре, насколько я могу судить. Сапфир в четыре рутти зазубрен на конце. Есть тепкестанская бирюза, простая, с черными прожилками, и две с надписями; на одной имя Бога, сделанное позолотой; другая с трещиной поперек, потому что она из старого кольца, так что я не мог прочесть надписи. Вот все пять синих камней. Тут есть четыре изумруда с изъяном, один просверлен в двух местах, в другом выгравировано что-то.

— Их вес? — невозмутимо спросил Лурган-сахиб.

— Насколько могу судить, три, пять, пять и четыре рутти. Есть еще кусок зеленоватого янтаря, употребляемого на мундштуки, граненый топаз из Европы. Есть рубин из Бурмы в две рутти без изъяна и попорченный рубин в две рутти. Есть резная китайская безделушка из слоновой кости, изображающая крысу, которая катит яйцо, и, наконец, хрустальный шарик, величиной с боб, оправленный в золото. — Окончив, он захлопал в ладоши.