Павел Вяземский - Письма и записки Оммер де Гелль

Нам отвели один из вновь построенных домов, снабженный всевозможным комфортом. Это действительно царское гостеприимство. Этот дом, хотя за № 359, не уступал домам самых приближенных царя. Дома, приготовленные для князя Паскевича и для графа Орлова, ничем не отличались от нашего по внешности и убранству внутренних покоев. Я было хотела переехать к генеральше О., но, получив приглашение ко двору, была так обласкана императором и императрицею, что переменила намерение. Все, как нарочно, удивлялись моему сходству с Анатолем. Прием, мне сделанный, успокоил меня совершенно. Анатоль вел себя все время нашего пребывания весьма сдержанно. Меня все совесть мучила, несмотря на уверения Анатоля. У меня с Анатолем много общего, родственного. Зачем нас было сближать?

Оттуда я вместе с Анатолем поехала на Линц, Нюренберг, Франкфурт, в Бельгию и, отдохнув от трудов, собираюсь в Константинополь. После свадьбы Деложа с девицей Мюель минуты были считаны. Мне очень жаль, что я вас не видела. Я хранила в тайне мой приезд и боялась огласки. Мой паспорт дан был до Вены. Анатоль только в Эпинале мне передал мой капитал. Тебе известно, что я ни во что не считаю деньги. Мой отпуск оканчивался, и я должна была снова спешить в Вену, где меня ожидали шестеро молодых балерин. Взяв с собою моих питомиц, я, в сопровождении тех же друзей, вступила на пароход «Франц I» и вернулась к 1 ноября, как гласил мой отпуск. На пароходе (я дважды меняла его) мы переехали железные ворота на большом катере и перешли на другой пароход, с которым мы проследовали безостановочно до Галаца, а в Галаце пересели на султанскую яхту. Она чудо как отделана и ходит с неимоверной быстротой.

Как я счастлива, что вам поверила! Поезжайте скорее к Тюфякину. Он вас с нетерпением ожидает. Нежно и страстно я вам шлю привет. Передайте его Анатолю. Вы видите, как я к нему привязана с тех пор, как убедилась, что между нами нет никакого родства. Султан влюблен в меня, и я с ним вижусь два раза и даже три в день.

Булгурлу. Воскресенье, 12 ноября 1837 года

Я познакомилась с Решидом-Эффенди в Париже. Он снабдил меня письмом к Пертеф-паше. Он раньше уже послал мой акварельный портрет, написанный Морэн и напечатанный тогда в «Дамском журнале» в феврале 1836 года; он мне дал также письма к лорду и леди Понсонби, принявшими меня очень радушно. Он нашел, что я несравненно лучше моего портрета. Я почти не выходила из его Яли в Арнаут-Кей. Недозволительная нескромность потревожила наше относительное счастие. Я вела переписку с Евгением Гино и думала ему сообщить известия, годные для водевилей; я в то же время переписывалась с Делессером. Ежемесячная моя корреспонденция была чисто политического и весьма конфиденциального характера. К несчастию, непростительная оплошность в самой префектуре дала средство Гранье де Кассаньяку воспользоваться моими сообщениями, чтоб состряпать статью, которая так поразила самого султана, что он лишил Пертеф-пашу своего места. Статья в «Ревю де Пари» собрала все мои сообщения в букет, который разразился в Константинополе, как гром. Удаленного Пертефа скоро лишили жизни. Адрианопольский Емин-паша пригласил к обеду Пертефа, дал ему прочесть султанский фирман. Пертеф выпил яд совершенно спокойно; но яд действовал медленно, четыре служителя Порты ему затянули шнур.

Я встречала каждую пятницу султана, когда в тридцатидвухвессльном каике, когда верхом. Он на меня смотрел очень пристально: таков султанский поклон. Я, представленная ему в Яли на горе Булгурлу, не удостоивалась другого привета. Я жила в одной из атенанс султанского дворца близ Скутари. Его посещения моей школы становились все чаще и чаще. Он нас пригласил во дворец. Рассказывать ли вам неистовства, коих мне, г-же Франкини и г-же Грациани часто приходилось поневоле быть свидетелями? Нет, я лучше умолчу. Время было ужасное. Напуганная историей с Пертеф-пашой, я почти не удалялась из моей школы. Султан на нас смотрит как на принадлежащих ему мабеинджи. Маркиз д'Ейрак советовал мне потерпеть немного и ожидать конца моего контракта. Я очень любила Пертеф-пашу. Он вас в самом деле очень напоминал. Та же восторженная любовь к изящной словесности, та же наклонность ухаживать за хорошенькими женщинами. Он себе этим много повредил. Я его предупреждала, что мы в Турции.

Пятница, 17 ноября 1837 года

Я очень сблизилась с мужем и написала ему исповедь мою.

Булгурлу. Среда, 18 октября 1837 года

«Я вышла замуж за вас в 1833 году; мне не было еще четырнадцати лет. Г. Керминьян, мой опекун, состоял главным инспектором путей сообщения в Лионе. Он меня выдал замуж за человека, еще не кончившего курса в Горном училище. Я едва видела его в течение трех лет и состояла в ведении моего опекуна и под его управлением. А в это время вы рыскали по горам и долам между Лионом и Марселем. Я эти три года провела одинокой в Париже и Компьене, состоя на службе у княза Тюфякина в качестве главной управительницы его школы пения. А с половины 1835 года я состою главной надзирательницей школы его величества. В ноябре 1835 года я поспешила приехать в Константинополь, узнав о претерпенном вами несчастии. Сознаюсь, что я была преступной перед вами по неопытности, но я никогда не переставала быть добродетельной и нежно вас любящей супругой. Я всегда отмечала те счастливые минуты, которые я проводила с вами на чужой квартире. Мы всегда видались в Пере, чтобы избежать сплетен. Вы сами признали это необходимым».

Суббота, 18 ноября 1837 года

Понедельник, 27 ноября 1837

Я устроила свидание с мужем, желая избежать огласки.

Четверг, 14 декабря 1837 года

Все не верится, что можно быть так счастливой с своим законным мужем. За мной смотрят, правда, ревнивые евнухи.

Понедельник, 25 декабря 1837 года

С 24 декабря по 3 января я вкушала долгое блаженство.

Среда, 3 января 1838 года

Мой муж с 3 января стал жаловаться на жестокую брюшную боль и харкал кровью.

Среда, 21 марта 1838 года

Болезнь мужа продолжалась до 18 марта. Он дня три как поправился и снова начал страдать своею брюшною болезнью и много харкает кровью. Он жалуется на нестерпимые сквозные ветры и чувствует, как под ним вышивают работницы, так его тело сделалось чувствительным. Он слышит каждый взмах рукой, производимый женщинами, живущими в нижнем этаже, и иголки их так и вонзаются в его измученное тело. Что сказала бы мать моя! Адмирал Руссен очень меня уговаривает возобновить мой контракт: расположение султана может вернуться. Я очень хорошо знала, что нет. Дела моего мужа шли вяло, с подшибленным крылом. Султан лишил меня своей милости. Нам только и оставалось, что укладывать свои чемоданы. Я согласна была возобновить свой контракт на три года. Мне предлагали на один год и при весьма невыгодных условиях. Я решилась ехать весною в Одессу. Граф Воронцов нас приглашал и обещал нам золотые горы. Я остаюсь на службе его величества с сохранением содержания и еду в Одессу для комплектования моей труппы.