Андре Моруа - Для фортепиано соло. Новеллы

Тереза Треливан вышла замуж по любви. Она была, как нам рассказали, дочерью одного заводчика, но это был заводчик-вольтерьянец и республиканец: он принадлежал к тому типу французских буржуа, которых очень редко можно встретить сегодня, но которые преобладали в эпоху конца империи. Треливан входе одной из своих предвыборных кампаний был приглашен к родителям Терезы и совершенно очаровал девушку. Именно она заявила, что хочет за него замуж. Ей пришлось победить сопротивление семьи, которая справедливо напоминала о скверной репутации Треливана, бабника и игрока. Отец сказал:

— Он бегает за юбками, будет тебя обманывать и приведет к разорению.

Она ответила:

— Я сумею его изменить.

Люди, знавшие ее в то время, говорят, что сочетание красоты, наивности и жажды преданности оставляли очень приятное впечатление. Выйдя замуж за еще молодого и уже знаменитого депутата, она вообразила прекрасную жизнь четы, посвятившей жизнь некоему апостольскому служению. Ей грезилось, что она станет вдохновлять красноречие своего мужа, переписывать его речи, рукоплескать им как верная спутница, поддерживающая в трудные моменты и оказывающая драгоценную, хоть и незаметную помощь в минуты успеха. В общем, она «сублимировала» девические порывы в самую настоящую политическую страсть.

Брак оказался таким, как и следовало ожидать. Треливан любил жену ровно столько, сколько желал ее, то есть примерно три месяца. Затем он внезапно перестал замечать ее существование. Будучи человеком саркастическим и реалистическим по складу, он не переносил энтузиастов и был не столько растроган, сколько раздражен ее, вероятно, обременительной горячностью.

Наивность, которая нравится созерцателям, выводит из себя людей действия. Он отказался, сначала нежно, затем вежливо и сухо, от этого семейного сотрудничества. Первые беременности и вызванные ими меры предосторожности послужили ему предлогом бежать из дома. Он вернулся к своим подружкам, чей темперамент подходил ему гораздо больше. Когда жена пожаловалась на его небрежение, он ответил, что она свободна.

Не решаясь на развод, сначала из-за детей, потом из-за того, что по-прежнему дорожила именем мадам Треливан, а главное, не желая признать свое поражение перед семьей, она вынуждена была смириться со своей тяжкой долей: ей пришлось путешествовать одной с маленькими детьми, выносить показную жалость друзей, улыбаться, когда ее спрашивали, дома ли муж. Наконец, после шести лет существования в роли заброшенной жены, устав от всего, истомившись от смутной потребности в нежности, страдая, несмотря на все разочарования, от жажды совершенной и чистой любви, она выбрала в любовники коллегу и политического соратника Треливана, человека тщеславного и неуклюжего, который также сбежал от нее через несколько месяцев.

Два этих неудачных опыта внушили ей глубокое недоверие ко всем мужчинам. Она вздыхала и грустно улыбалась, когда при ней заговаривали о браке. Девушкой она отличалась живостью и остроумием, а теперь стала молчаливой и вялой. Врачи обнаружили в ней послушную больную с неизлечимой неврастенией. Она жила в постоянном ожидании несчастья или смерти. Главное же, она утратила ту грациозную доверчивость, которая придавала ей столько обаяния в молодости. Она считала себя неспособной вызвать любовь.

Пасхальные каникулы прервали обучение детей, и Лекадье получил время на длительное размышление, исходом которого стала решимость. На следующий день после возобновления занятий он попросил у мадам Треливан личную аудиенцию. Она решила, что он хочет пожаловаться на кого-то из детей, и повела его в маленькую гостиную. Следуя за ней, он был совершенно спокоен, как это бывает перед дуэлью, когда человек полностью уверен в своей правоте. Когда она закрыла дверь, он объявил ей, что не может больше молчать, что живет лишь ради тех минут, которые проводит в ее обществе, что лицо ее постоянно стоит у него перед глазами — словом, это было самое искусственное и литературное признание в любви, после которого он подошел к ней и взял ее за руки.

Она смотрела на него с досадой и смущением, повторяя:

— Но это просто абсурд… Замолчите же, прошу вас… Это смешно. Довольно, уходите.

Последние слова были сказаны тоном умоляющим и одновременно столь решительным, что он счел себя побежденным и униженным. И вышел, пробормотав:

— Я попрошу месье Перро, чтобы он нашел мне замену для занятий с вашими сыновьями.

В вестибюле он на мгновение остановился, чувствуя себя несколько оглушенным и нашаривая свою шляпу, так что услышавший его слуга открыл дверь кабинета и сказал, что проводит его.

Тогда этот уход изгнанного возлюбленного, этот камердинер, выросший за спиной, внезапно напомнили моему другу только что прочитанный рассказ Бальзака — короткий и очень красивый рассказ, озаглавленный «Покинутая женщина».

Все ли вы помните «Покинутую женщину»? О, вы не поклонники Бальзака… Стало быть, придется мне напомнить вам сюжет, чтобы вы поняли продолжение: там некий молодой человек проникает под фальшивым предлогом в гостиную женщины и без всякой подготовки самым экстравагантным образом признается ей в любви. Она бросает на него высокомерный презрительный взгляд и, позвонив слуге, говорит: «Жак… или Жан… проводите моего гостя».

До этого пункта мы имеем историю Лекадье. Но у Бальзака молодой человек, следуя за камердинером в прихожую, размышляет: «Если я сейчас выйду из дома, то навсегда останусь глупцом в глазах этой женщины. Возможно, она сейчас сожалеет о том, что выгнала меня, — я должен это понять». И он, сказав слуге: «Я кое-что забыл», поднимается наверх, в гостиную мадам де Босеан, и становится ее любовником.

«Да, — подумал Лекадье, неловко надевая пальто, — да, это моя ситуация… Точно такая же… И я не только буду глупцом в ее глазах, но она еще все расскажет мужу. И какие у меня будут неприятности! А вот если я вновь увижусь с ней…» И он, сказав слуге: «Я забыл перчатки», почти бежит назад по вестибюлю и открывает вновь дверь будуара.

Мадам Треливан сидела с задумчивым видом на пуфике возле камина. Она взглянула на него с удивлением, но очень ласково.

— Как? — сказала она. — Это опять вы? А я думала…

— Я сказал вашему слуге, что забыл перчатки. Умоляю вас послушать меня пять минут.

Она не стала протестовать, и он уверился, что за те короткие минуты, которые последовали за его уходом, она пожалела о своем добродетельном порыве. Этот столь человеческий порыв презирать то, что предлагают, и сожалеть о том, что ускользает, привел к неизбежному следствию: прогнав моего друга по доброй воле, она, услышав, как он уходит, захотела увидеть его вновь.