Андре Моруа - Для фортепиано соло. Новеллы

— Чтобы хранить их в себе живыми.

Она посмотрела на него удивленно и благодарно.

— Вы чувствуете точно так же, как я… Впрочем, я уже давно заметила с какой… нежностью бывают выбраны ваши цветы… Вы очень любили свою жену, мсье Карлю?

— Вы даже знаете мое имя…

— Как-то, когда вас не было там, я подошла взглянуть… И увидела, что она умерла в двадцать семь лет… Это ужасно…

— Ужасно! Она была просто несравненная… Красивая, нежная, умная…

— Все как у меня… Я потеряла лучшего на свете мужа… Право, я не знала ни одной женщины, которую любили с такой деликатностью и опекали с такой добротой… Пожалуй, чрезмерной… Антуан делал для меня все, и его смерть оставила меня в полной растерянности.

— Каким молодым он умер! Да, тоже признаюсь вам, что, побуждаемый любопытством… симпатией, я как-то прочел надпись на плите… Там я увидел даты: тысяча восемьсот девяносто первый — тысяча девятьсот двадцать восьмой… Что с ним случилось?

— Автомобильная авария… Его привезли домой вечером, без сознания… А он уехал утром такой счастливый… его только что повысили по службе.

— Он был чиновник?

— Нет… Большая химическая фабрика. В тридцать семь лет он стал третьим лицом в деле. Может, очень скоро стал бы большим руководителем.

— У вас есть дети?

— У меня нет даже этого утешения.

Они подошли к главному входу. Старший сторож поздоровался с ними немного игриво.

— Вот, — сказал он своему помощнику, когда они отошли подальше, — эта парочка… О, так-то оно и лучше… А?

В следующий четверг, словно отныне это уже было договорено, они, после того как посетили могилы своих близких, вместе пошли к выходу. Этьенн рассказал о своей жизни. Он учитель старших классов в большом лицее в Париже; еще он пишет. Один журнал даже предложил ему стать их литературным обозревателем.

— Когда моя жена умерла, я начал писать пьесу. А сейчас не могу заставить себя вновь приняться за нее.

— Нужно, — сказала она. — Ваша жена не одобрила бы этого.

Он оживился:

— О, это уж точно! Она подталкивала меня на этот путь.

Мадам Констан сказала, что тоже любит театр. У нее даже есть кое-какие работы по словесности, неожиданно успешные: две — для экзамена на степень бакалавра, одна — на право преподавать английский.

— Так это прекрасно! А деловая среда мужа не утомляла вас?

— Нет, пока Антуан был жив. Чтобы доставить ему удовольствие, я принимала всех подряд… Конечно, я предпочла бы встречаться с писателями, художниками, но с ним…

Он спросил, видела ли она на этом кладбище памятники Сен-Бёву, Бодлеру. Она не знала их, и он предложил проводить ее к ним. Она сочла их безобразными.

— Нет, — сказал он. — Просто это другая эпоха.

Потом они еще долго гуляли, беседуя так увлеченно, что не заметили, как небо затянулось, и даже не услышали отдаленных раскатов грома. Когда они подошли к воротам, с неба уже падали крупные капли дождя.

— Я возьму такси, — сказала она. — Здесь неподалеку есть стоянка.

— Я последую вашему примеру. Это уже больше, чем просто ливень, это потоп.

Они пошли быстро, потом, насквозь промокнув, побежали. На стоянке оказалась единственная машина.

— Садитесь скорее, — сказал он.

— А вы?

— Я подожду. Скоро приедет другая.

— В такую-то погоду? Я не уверена. Могу я подвезти вас по пути?

— А куда вы едете?

— Домой, — сказала она. — Авеню Мозар.

— Как удачно! Я живу рядом, на улице Помп. Это я вас подвезу по пути.

Они посостязались в великодушии, потом она уступила и сказала свой адрес. Когда они оказались вместе в такси, их охватила робость. Они забились в противоположные углы салона и молчали. Он вспоминал один вечер, когда провожал свою коллегу пешком из лицея, и они встретили Люсиль. Она рассердилась на него: «Если б я не увидела вас, ты сказал бы мне об этом?»

Он тогда ответил: «Конечно… Она плохо себя чувствовала и цеплялась за меня; не мог же я ее оставить… Впрочем, она на двадцать лет старше тебя». — «Ну и что? Она еще очень красива».

«Что бы ты сказала? — мысленно спросил он Люсиль, когда такси уже проезжало мимо вокзала Монпарнас. — Что бы ты сказала, увидев меня здесь, в салоне машины, с женщиной, молодой и красивой?.. И живой…» — добавил он еще. «Мне кажется, что это ты сейчас здесь рядом со мной, что это твоя грудь поднимается под черным свитером… Ах, как мне стыдно, что я чувствую себя почти ожившим!.. Мне так не хватает тебя…» Он вздохнул. Дама в черном посмотрела на него понимающе и меланхолично.

— Вы несчастны, — сказала она. — Мы несчастны.

— Вы живете одна?

— Да… Со старой служанкой, с Амели… О, она замечательная… Она вырастила моего мужа. Она все делает по дому… А вы?

— Я тоже один. По утрам приходит прислуга. В пять часов уходит, оставив мне холодный ужин.

Он едва говорил, не в силах признаться ни в своих истинных мыслях, ни в охватывающем его волнении от близости женского тела. Снова выглянуло солнце, и в его лучах засверкала позолота Собора Инвалидов.

— Как красиво! — сказал он. — Вы тоже, как и я, испытываете тайное чувство обиды, оттого что мир остается красивым, в то время как…

Она ответила прямодушно:

— Я никогда бы не смогла это произнести, но я это чувствую.

Он спросил, всегда ли она приезжает по четвергам на такси.

— Да, из-за цветов. Когда муж был жив, у нас была машина, но водил ее только он.

— Я тоже беру такси, по той же причине… Цветы…

Он долго колебался, потом сказал тем же тихим, робким голосом:

— Вот что… наконец… это может показаться вам странным, но поскольку мы едем практически одним и тем же путем и в одни и те же дни, мы могли бы брать такси вместе? Я заезжал бы за вами…

— Вы очень любезны… Но я не хотела бы, чтоб Амели… Бог знает, что она подумает, увидев меня уезжающей с вами…

— Сделаем наоборот… Такси берете вы у своего дома и заезжаете за мной. Я буду ждать вас у подъезда.

— Так, пожалуй, будет уже лучше… но… вы подумали, одобрят ли это они?

— А почему нет? Мы едем исполнять один и тот же долг почитания, любви…

— Позвольте мне подумать… Но, во всяком случае, я не позволю вам оплачивать такси…

— Это не проблема: если вы так хотите, будем делить расходы.

— Посмотрим, — сказала она. — Вот я и приехала.

Она сняла перчатку, протянула ему свою руку, очень белую, с длинными пальцами, с кольцом.

В следующий четверг они приехали на кладбище каждый самостоятельно, но на выходе, не сговариваясь, вместе направились к стоянке такси и взяли одну машину. Во время езды она сказала:

— Я обдумала ваше любезное предложение. Пожалуй, я могу согласиться. И правда, глупо платить каждую неделю за два такси. И мне приятно ехать с вами. В следующий четверг я за вами заеду.