Шарлотта Бронте - Секрет (сборник)

— И вам, Зенобия, правда по душе эта слезливая чушь?

— О да!

— Воистину женщины — самые необъяснимые создания на земле; то вы вроде бы выказываете и рассудительность, и вкус, то совершаете поступки и произносите слова, говорящие о чрезвычайной скудости, если не о полном отсутствии ума.

— Пусть так, Александр, но разве я не могу сказать то же самое о вас? Сколько раз за год вы бываете благоразумны, как сегодня?

— Не будь я нынче в отличном расположении духа, Зенни, ваша последняя фраза встала бы мне поперек горла.

— Вот как? В таком случае, чтобы ее проглотить, вам потребовалось бы не меньше бутылки вина.

— Возможно. Однако объясните мне, что заставляет вас прятать все волосы под ту нелепую шапчонку, какую вы в последнее время носите?

— Прихоти моды и обычая, милорд.

— Неужто мода заставляет дам уродовать свою красоту?

— Бывает и так, но если она вам не нравится, то дело легко поправить.

С этими словами леди Зенобия выдернула из прически гребень, и густые смоляно-черные кудри облаком рассыпались по ее шее и плечам.

— Ну вот, — сказал его милость после недолгого молчания. — Теперь вы похожи на себя. Поразительно, как много меняет присутствие или отсутствие нескольких кудряшек.

От такой готовности угождать на лорда Элрингтона снизошло умиротворение, какого его мятущаяся душа не знала уже много лет, и тут, когда он совсем разнежился, в дверь неожиданно постучали.

— Войдите! — сказал лорд, и стоящий за дверью слуга вздрогнул от непривычно ласкового голоса; обычно потревоженный хозяин взрывался шквалом проклятий и богохульств. Робко отворив дверь, лакей объявил, что некая особа желает поговорить с лордом Элрингтоном.

— Особа? И кто это заявился сюда в такой час?

— Женщина, милорд, и вроде бы молодая, хотя она закрывает лицо платком, так что я не мог ее толком разглядеть.

— Хм! Занятно. Что ж, проводи ее в библиотеку и скажи, что я сейчас приду.

— Что этой бесстыднице от вас нужно? — спросила леди Зенобия. — Напрасно вы так, Элрингтон; лучше было бы ее прогнать.

— Чепуха, Зенни! Может быть, она хочет сообщить мне что-нибудь важное.

Войдя в библиотеку, лорд Элрингтон застал там хрупкую девушку в шелковой пелерине и большом соломенном капоре, который съехал назад, явив взорам пышные золотисто-каштановые кудри. Посетительница сидела, отвернувшись и до половины закрыв лицо маленькими белыми ладонями.

— Ну, душенька, — сказал Элрингтон, — какое у тебя ко мне дело?

Сперва она не ответила. Он повторил вопрос. Тогда девушка подняла голову; ее раскрасневшееся личико сияло такой безупречной красотой, что надменный аристократ невольно вскрикнул от изумления. Вглядевшись внимательнее, он сказал:

— Глаза меня обманывают или передо мной и впрямь несравненная маркиза Доуро?

— Милорд не ошибся, — ответила она и, отбросив сковывающую ее робость, бестрепетно встретила его пристальный взор, горящий почти безумным огнем. — Я эта несчастная.

— И чему же я обязан столь неожиданным, хоть и весьма приятным визитом?

— Отчаянию, милорд. Ничто иное не заставило бы меня так себя унизить.

— Жаль, прекрасная дама; я надеялся, что вы пришли по доброй воле. Однако чем я могу вам служить? Пусть никто не скажет, что самая красивая женщина Витрополя тщетно молила меня о помощи.

— Не говорите так, лорд Элрингтон! — воскликнула Марианна, содрогаясь всем телом. — Зная то, что я знаю, невыносимо слышать такие легкомысленные речи.

— А что же вы знаете, миледи?

— То, что не скажу вам словами и в чем пришла сюда убедиться, хотя, боюсь, новых доказательств не требуется.

— Вы говорите загадками. Я вас не понимаю.

— Скоро поймете. Скажите, милорд, есть ли у вас ларец покойной леди Перси [68] Вторая жена лорда Элрингтона, мать его сыновей Эдварда, Уильяма и Генри, а также дочери Марии Генриетты. , который вам до сих пор не удавалось открыть?

— Есть, но как, во имя небес, земли, моря и всего, что в них и на них, вы о нем узнали?

— Этого я вам сейчас объяснить не могу, милорд. Просто разрешите мне взглянуть на ларец, а я покажу, как его открыть.

— Я не могу отказать просьбе столь прелестных уст, так что позвольте, госпожа маркиза, проводить вас туда, где лежит означенный предмет.

И он предложил ей руку, но Марианна невольно отшатнулась, как от зачумленного.

— Вот как? — проговорил Элрингтон, гневно хмуря брови. — Я выказываю вам снисхождение, а вы смеете его отвергать?

— Я была не права, — ответила Марианна, заливаясь слезами. — Вы можете взять меня под руку, милорд Элрингтон, ибо, боюсь, у вас есть право повелевать мною во всем.

Последние слова были произнесены совсем тихо, чтобы его милость их не услышал. Впрочем, тот немного смягчился, полагая, будто напугал Марианну своим гневом. Поэтому он не оттолкнул ее руку, как мог бы сделать в иных обстоятельствах, а, взяв свечу, повел гостью из комнаты.

Они молча прошли через вестибюль, поднялись по главной лестнице и, бесшумно ступая по мягкому ковру, миновали длинную галерею. В конце ее располагалась дверь, которую лорд Элрингтон отпер ключом и впустил Марианну в обшитую черным дубом комнату. Посередине стоял стол, заваленный бумагами, в углу — изящный резной секретер, на котором лежали четыре шпаги — три в ножнах и одна обнаженная. Над ними висело знамя, кроваво-красное, с черным черепом и скрещенными костями посередине.

— Здесь, госпожа маркиза, — проговорил лорд, запирая дверь изнутри, — мое sanctum sanctorum [69] Святая святых ( лат .). .

Он помолчал, не сводя с Марианны глаз и словно проверяя, какое впечатление это на нее произвело.

Положение бедняжки было и впрямь пугающим. Вот она, средь ночи, стоит лицом к лицу с человеком, чьи невероятные таланты и еще более невероятные преступления заставят содрогнуться музу истории, когда ей придет время занести их в свои анналы. Вокруг царила зловещая тишина, нарушаемая лишь слабым хлопаньем дверей и торопливыми шагами в дальней части просторного особняка: эти звуки напоминали, что до помощи, если она потребуется, не докричишься. Сердце юной маркизы холодело от этих мыслей, ужас сковал язык и члены, так что несчастная стояла под испытующим орлиным взглядом Элрингтона, не в силах вымолвить слова или шелохнуться.

— Ну что, нравится? — продолжал он с ехидной усмешкой, поднимая свечу и выпрямляясь во весь свой огромный рост. — Видите четыре шпаги и флаг над ними?

Она кивнула.

— Я объясню, что они означают. Вот первый клинок — им я убивал негров, сражаясь под знаменами герцога Веллингтона. Второй служил мне в изгнании — на его счету жизнь многих морских и сухопутных торговцев. Третий не так давно заставил Александра I трепетать на троне средь гор Хитрундии. Эти три шпаги в ножнах; их труд завершен. Они сразили тысячи и десятки тысяч, так что теперь могут отдыхать. Однако есть четвертая! Вглядитесь в нее, сударыня, вглядитесь хорошенько. Ни капельки крови, ни пятнышка ржавчины. Это девственный клинок, он не пронзил ни одно сердце, ни одну душу не разлучил с телом. Он ждет своего часа, обнаженный и готовый к бою. В его стали заключены голос и мощь: голос, чтобы возвестить судьбу народов, мощь, чтобы исполнить сказанное. Чья рука свершит этот дерзкий подвиг? — продолжал Элрингтон, с такой силой опуская ладонь на плечо Марианны, что та вздрогнула. — И какой она жаждет награды? Моя то будет рука, а наградой станет корона!