Грация Деледда - Элиас Портолу

— Где вы были? — промолвил Элиас, — я вас столько искал.

— Зачем ты искал меня, Элиас Портолу?

— Я вас так давно не видел.

— А сейчас куда ты собрался в такое время?

— Я пришел к вам, дядюшка Мартину.

— Ты был в городе?

— Нет, после последнего дня карнавала не был.

— Ты искал меня после карнавала?

— Да, — сказал Элиас, затем почувствовал, что дядюшка Мартину обо всем догадывается, и покраснел.

— Ты жалко выглядишь, — произнес дядюшка Мартину, неотрывно глядя Элиасу в глаза, — у тебя на лице печать смертного греха. Зачем тебе искать меня, если мои советы тебе не нужны?

Как раньше, Элиас поднял широко раскрытые и затуманившиеся глаза навстречу кабаньим глазкам старика, диким, но в то же время добрым; и дядюшка Мартину почувствовал, что его каменное сердце сжалось. Ему показалось, что Элиас Портолу, этот красивый и слабый, как женщина, юноша, ищет у него убежища в ненастье, как ягненок под кроной дуба.

«Зачем упрекать его? — подумал дядюшка Мартину, — он страдает, это видно, он краснеет от стыда; накидываться на него все равно что обрушивать топор на тростник». И все же он спросил суровым голосом:

— Почему ты пришел сейчас, Элиас Портолу? Чего ты ждешь от меня, что я тебе скажу? Если бы ты послушался моих прежних советов!

— Слова! Слова! — дал Элиас волю своим чувствам, и в его голосе сквозило неподдельное отчаяние. — Как знать, послушайся я вас раньше, мой брат, может, и убил бы меня? И все же тогда я не так его оскорбил, как сейчас, а теперь он и волоса на моей голове не тронет. Так-то живут в миру, дядюшка Мартину! Вот это-то и есть судьба, это и есть дьявол, который преследует нас.

— Так все-таки зачем ты пришел?

— Так вот, — продолжил Элиас, все более отчаиваясь и раздражаясь, — да, я пришел просить у вас еще одного совета и уверен, что ваш совет будет стоящим; я пришел просить у вас помощи, и я уверен, что вы, чтобы помешать мне вернуться в Нуоро, если искушение не отпустит меня, сможете связать и спрятать меня, но я не знаю, последую ли я вашему совету и не попытаюсь ли я покусать ваши руки и удрать и сделать то, что хочет дьявол.

— Дьявол! Дьявол! — произнес старик, с презрением пожимая плечами. — Дался тебе дьявол! Мне надоело слышать это от тебя. Кто такой дьявол? Дьявол — это мы.

— Вы не верите в дьявола? А в Бога?

— Я не верю ни во что, Элиас Портолу! Но когда я просил совета, то следовал ему, и когда просил помощи, то цел овал руку, помогавшую мне, а не кусал ее; пусть гадюка тебя укусит, Элиас!

Элиас грустно улыбнулся.

— Я просто так выразился, дядюшка Мартину.

— Ладно, так вот, я тоже выражусь и скажу тебе, что если ты приходишь за советом, чтобы не следовать ему, и просишь связать тебя, чтобы затем покусать мне руки, то тогда лучше бы ты вообще не приходил, Элиас. Ты веришь в дьявола — хорошо, поймай его за рога и свяжи, только смотри, чтобы он тебя не покусал.

Старик был насмешником, и скорее в его тоне, чем в его словах, сквозила колкая ирония, которую могут вложить в свою речь только те, кто родился в городке Оруне, славящемся своими острословами. Какое-то ребяческое беспокойство отразилось на лице Элиаса.

— Дядюшка Мартину, — сказал он умоляюще, — и это вся ваша мудрость? Расправиться с отчаявшимся?

— А, Элиас, я не мудрец, но я знаю, что каждому причитается свое. Ты веришь в Бога и в дьявола и пришел ко мне за советом, а я верю только в силу человека; ты ошибался, и я ошибался, давая тебе советы, которые не годились для твоей натуры: вот какой я мудрый, Элиас! Да что там говорить, осел и то разумнее меня! Кто знает, не навредил ли я тебе вместо того, чтобы помочь? Ты должен пойти к Божьему человеку и просить совета у него. Но это ты всегда успеешь. Вот что я могу тебе сказать.

Элиас почувствовал, что старик прав, и сразу же вспомнил о священнике Поркедду и о разговоре, который состоялся такой же лунной ночью у церкви Святого Франциска.

— Я и вправду знаю одного Божьего человека, — промолвил Элиас, — когда-то он дал мне хорошие советы и укрепил меня против искушения: он живет весело и развлекается, но в глубине души он совестливый человек. И умен! Он, как вы, дядюшка Мартину, сразу же разгадал мою тайну, а ведь этого не смог сделать никто из тех, с кем я живу все время. Я пойду к священнику Поркедду.

— Он родом из Нуоро?

— Нет, но он живет там.

— Хорошо, ступай, ступай сейчас же.

— Я боюсь, дядюшка Мартину.

— Чего ты боишься, зайчишка? — прокричал старик.

— Я боюсь оставаться наедине с Магдалиной, — ответил Элиас с затуманившимися глазами.

— А, Элиас Портолу, ты меня смешишь! Что ты за тварь? Заяц? Кот? Курица? Ящерица?

— Я смертный человек!

— Ладно, — согласился дядюшка Мартину, — я пойду с гобой и не оставлю тебя одного: ты мне уже надоел, и, если желаешь, я хоть в ад тебя провожу, только чтобы тебя больше не видеть.

Это обещание заставило Элиаса улыбнуться и успокоило его: наконец-то для него забрезжил лучик света впереди. Элиас думал: «Да, я исповедуюсь, причащусь и спасу свою душу».

Страдание и страсть не оставляли его ни на мгновение, и мысль о том, что он должен навсегда отказаться от Магдалины, теперь, когда та принадлежала только ему, невыразимо печалила Элиаса; но первый шаг от греха уже был сделан, и другие шаги уже не казались такими трудными.

На следующее утро дядюшка Мартину зашел за ним, и они вместе отправились пешком в Нуоро. На всем длинном пути они не обменялись и парой слов: ночью Элиас расспросил свою совесть и теперь, по дороге, повторял сам себе свои грехи и благие намерения; но, по мере того как он с дядюшкой Мартину подходил к Нуоро, им овладевала смертельная тоска.

— Послушайте, — вдруг сказал Элиас, — если вы согласитесь, дядюшка Мартину, мы не пойдем домой.

— Ох, ну что это за человек! — воскликнул старик как бы про себя, — он идет исповедоваться из-за страха перед собой, а не перед Господом, и он себя никогда не победит.

— Или, нет, пойдем лучше домой! — произнес Элиас, почти рассердившись.

К счастью, Магдалины не было дома; но он почувствовал, насколько он слаб, потому что, не увидев ее, погрустнел, но не осмелился спросить, где она. Затем он и дядюшка Мартину отправились к священнику Поркедду и подождали, пока тот вернулся с хоровых пений. Священник Поркедду был назначен певчим и, скорее всего, не надеялся стать каноником; однако это не мешало ему жить припеваючи: о нем с любовью заботилась его старенькая сестра Анна. Они с сестрой жили в маленьком домике, обставленном так, как это было принято в их родной деревне, с деревянными кроватями под балдахином, арками из черного дерева и стульями с соломенными сиденьями.

Из деревни, где родился священник Поркедду, ему присылали много вина, орехов, лука, фасоли и сухих фруктов; старушка Анна была мастерица готовить всякие варенья, соленья, сладости на меду и на сусле и самый ароматный кофе в Нуоро.