Чарльз Диккенс - Скряга Скрудж

— Всю мою жизнь буду я любить тебя! — сказал Скрудж, погладив молоток. — И до сих пор я не замечал его!… А какое честное выражение во всей его физиономии… Ох ты мой добрый, мой изящный молоток! А вот и индейка!… Эдакая-то вы! Эге-ге-ге-ге! «С праздником имеем честь поздравить»!..

И точно — была себе индейка!…

Не верю я, чтобы это пернатое держалось когда-либо на ногах, они подломились бы под ним, как сургучные палочки.

— Да ведь вот что: вам не снести ее в Кэмден-Тоун, — сказал Скрудж, — надо взять кэб [7] Кэб — нечто вроде кабриолета, т. е. двухколесной таратайки, или тележки. .

Всё это было проговорено со смехом; со смехом же, с веселым смехом, расплатился Скрудж и за индейку и за кэб, со смехом дал деньги мальчику и, задыхаясь и смеючись до слез, упал в свое кресло.

Потом он выбрился, оделся в лучшее свое платье и вышел прогуляться по улицам. На улицах была густая толпа; Скрудж глядел на всех самодовольно, заложил руки за спину, так самодовольно, что трое-четверо прохожих зевак не удержались и приветствовали его словами: «Здравствуйте, господин! С праздником имеем честь поздравить»!

Не успел он пройти несколько шагов, как навстречу ему попался тот изящный джентльмен, что накануне приходил к нему в контору с вопросом: «Скрудж и Мэрлей, кажется»? Скрудж смутился было; но тотчас же оправился и сказал, взяв почтенного джентльмена за обе руки:

— Как вы поживаете, сэр? Надеюсь, что вчера, к чести вашей, выдался денек? С праздником позвольте вас поздравить, сэр!

— Мистер Скрудж?

— Да. Боюсь, что это прозвище не совсем для вас приятно? Позвольте мне извиниться: не будете ли вы так добры, что… — (Скрудж сказал почтенному джентльмену несколько слов на ухо.)

— Господи! неужели? — спросил, задыхаясь джентльмен. — Любезный мой мистер Скрудж, вы говорите не шутя?

— Безо всяких шуток! — отвечал Скрудж. — Я уплачиваю старый долг, если милость ваша будет — принять?…

— Милостивый государь! — перебил Скруджа собеседник, дружески тряся его за руку, — я не знаю, как и хвалить такое великое…

— Ради Бога, ни слова более! — остановил его Скрудж. — Заходите ко мне… ведь вы зайдете, не правда ли?

— О! безо всякого сомнения! — вскрикнул убедительно старый господин.

— Благодарю, — сказал Скрудж. — Я вам бесконечно обязан, и тысячу раз приношу мою благодарность. Прощайте.

Зашел он в церковь; пробежал по улицам; раздал мальчикам несколько легких щелчков по головам; изумился приятности своей прогулки, а пополудни направил стопы к дому племянника.

Раз двенадцать прошел он мимо знакомой двери и не решался войти. Наконец осмелился и постучался.

— Дома хозяин, голубушка? — спросил Скрудж у служанки. — Какая же ты хорошенькая, ей Богу!…

— Дома, сэр!

— Где же, милашка?

— В столовой, сэр, с мистрисс… Если позволите, я вас провожу.

— Спасибо: он меня знает, — ответил Скрудж, налегая на ручку замка. — Я и сам войду.

Приотворил дверь и просунул в нее голову.

Юная чета осматривала накрытый по-праздничному стол…

— Фред! — произнес Скрудж.

— Господи мой боже! — как вздрогнула нареченная его племянница! Скрудж и позабыл, как она сидела в кресле, положив ноги на табурет: иначе он не осмелился бы войти так нечаянно.

— Господи! — вскрикнул Фред, — да кто же это там?

— Я, я, твой дядя Скрудж… Обедать пришел… можно войти?

Вот был вопрос! Фред чуть-чуть ему руки не вывихнул, втаскивая его в столовую. Через пять минут Скрудж был как дома. Ничего не могло быть радушнее приема его племянника и племянницы. Точно также поступили, когда прибыли и Топпер, и полненькая сестрица, и все прочие гости. Какое, удивительное общество, какая удивительная игра в фанты, какое у-ди-ви-тель-ное веселие.

На другой день Скрудж рано пришел в свою контору, — о! раным-рано… Ему только и хотелось — прийти раньше Боба Крэтчита и уличить его на месте преступления.

Так ему и удалось! Часы прозвонили девять — Боба нет; девять с четвертью — всё нет Боба. Боб опоздал восемнадцать минут с половиною. Скрудж сидел в растворенной двери, чтобы лучше видеть, как Боб опустится в свой колодезь.

Еще не растворяя двери, Боб снял шляпу и носопрят; а потом, во мгновение ока, очутился на своем табурете и так пустил перо по бумаге, как будто хотел догнать улетевшие девять часов.

— Эй, господин! — крикнул Скрудж, попадая по-возможности верно в свой прежний тон. — Что так поздно?

— Мне очень неприятно, сэр! — сказал Боб. — Я немножко опоздал.

— Опоздали! — продолжал Скрудж. — Мне действительно кажется, что вы опоздали. Пожалуйте-ка сюда…

— Раз в году, сэр! — заметил робко Боб, вылезая из своего колодезя. — Больше не случится… Загулял я вчера немножко, сэр!…

— Это всё хорошо, — сказал Скрудж, — но я должен вам, любезный друг, заметить, что не могу терпеть таких беспорядков. А следовательно, — прибавил он, вскочив с табурета и толкнув под бок Боба так, что он отлетел к своему колодезю, — следовательно — я желаю прибавить вам жалованья.

Боб задрожал и протянул руку к линейке. Было мгновение, когда он хотел ударить линейкой Скруджа, схватить его за шиворот и позвать людей, чтобы на Скруджа надели горячечную рубашку.

— С веселым праздником, Боб! — проговорил важно Скрудж и дружески потрепал своего приказчика по плечу. — С более веселым, чем когда-либо. Я прибавлю вам жалованья и постараюсь помочь вашей трудолюбивой семье. Сегодня мы поговорим о наших делах за рождественским стаканом бишофа, Боб!

Скрудж не только сдержал слово, но сделал гораздо — гораздо более, чем обещал.

Для Тини-Тима (он разумеется, и не думал умирать), Скрудж сделался истинно вторым отцом.

И стал Скрудж таким хорошим другом, таким хорошим хозяином и таким хорошим человеком, как всякий гражданин всякого доброго, старого города в добром, старом свете. Нашлись господа, что подсмеивались над подобною переменою, да Скрудж им позволял подсмеиваться и даже ухом не вел.

В отместку этим господам, он и сам смеялся — от полноты души.

С духами прекратил он всякие сношения; но зато завел с людьми и дружески готовился каждый год встретить с ними святки, и все отдавали ему полную справедливость, что никто так весело не встречал праздников.

Если бы то же говорили о вас, обо мне, о всех нас… А затем, как выражался Тини-Тим: «Да спасет всех нас Господь, — всех, сколько нас ни на есть!»

1843

Игра в жмурки составляет к Англии необходимую принадлежность сочельника и вообще всех святок.

Т. е. представителей всевозможных цехов и гильдий.

Пуризм — стремление к чистоте нравов.

Балка (бревно), располагающаяся посередине дома и являющаяся основой крепления крыши и всего дома ( примечание редактора ).