Жорис-Карл Гюисманс - На пути

…она же и государственный человек — Кольбер женских монастырей. — Жан-Батист Кольбер (фр. Jean-Baptiste Colbert ; 29 августа 1619–6 сентября 1683) — знаменитый французский государственный деятель, сын зажиточного купца из Реймса. Поступив на государственную службу, вскоре обратил на себя внимание Мазарини, назначившего его своим управляющим. На этом посту Кольбер с такой ревностью и изобретательностью отстаивал интересы своего патрона, что тот усердно рекомендовал его Людовику XIV. Не зная увлечений, он, однако, обладал широким кругозором, привык ставить себе высокие цели, но в то же время был упрям, суров до жестокости, что позволило ему успешно осуществить ряд реформ в финансах, промышленности и торговле. При Кольбере были значительно расширены французские колонии, усилен торговый и военно-морской флот.

Педантическая регламентация, тирания правительства во всех мелочах жизни сильно ожесточили население против Кольбера. С клиром Кольбер вел постоянную борьбу за права государства: пытался уменьшить численность духовенства, но тщетно, и тогда из 44 менее важных церковных праздников настоял на отмене 17. Разорительные войны уничтожили плоды его долголетних трудов, и ему под конец жизни пришлось убедиться в несовместимости экономической системы с внешней политикой Людовика.

Когда он, сломленный этой неудачей, в немилости у короля, умер 6 сентября 1683 г., народ, ожесточенный тяжкими налогами, напал на похоронное шествие и лишь с помощью военной силы удалось оградить гроб от народного гнева.

«Tantum ergo». — В Римско-католической Церкви песнопение, исполняемое перед Святыми Дарами во время адорации. Текст песнопения представляет собой две последние строфы гимна «Pange lingua», написанного известным католическим богословом Фомой Аквинским (1225–1274) (см. коммент. 25).

В Ла-Салетт, в Лурде были видения. — В 1846 г. Пречистая Дева явилась двум молодым пастухам — Мелани Кальва и Максамену Жиро в Ла-Салетт (Франция). 11 февраля 1858 г. — пастушке Бернадетте Субиру в Лурде (Франция). По свидетельству Бернадетты, 25 марта «прекрасной Дамой» были произнесены слова: « Я есмь Непорочное зачатие».

Согласно предписанию святого Франциска… — Франциск Ассизский (1182–1226) — святой, учредитель названного его именем нищенствующего ордена. Он знаменует собой перелом в истории аскетического идеала, а потому и новую эпоху в истории западного монашества и римской курии. Франциск углубил идею бедности: из отрицательного признака отречения от мира он возвел ее в положительный, жизненный идеал, который вытекал из идеи следования примеру бедного Христа. Вместе с этим Франциск преобразил и самое назначение монашества, заменив монаха-отшельника апостолом-миссионером, который, отрекшись внутренне от мира, остается в мире, чтобы среди него призывать людей к миру и покаянию.

В 1209 г. Франциск в своей часовне услышал за обедней слова (Мф. 10: 7–11), с которыми Христос послал своих учеников проповедовать о наступлении царства небесного: «Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в пояса свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха». Франциск просил священника повторить и разъяснить ему латинский текст и, вникнув в смысл его, с восторгом воскликнул: «Вот чего я хочу», — снял с ног обувь, бросил посох и препоясался веревкой…

В 1212 г. к Франциску явилась 18-летняя Клара Шиффи, дочь соседнего помещика, и тайком от отца приняла от Франциска пострижение — так начиналась духовная стезя св. Клары Ассизской. Несмотря на угрозы и побои родни, к ней вскоре присоединилась ее 14-летняя сестра Агнесс. Франциск поместил их у бенедиктинок, а потом отдал в их распоряжение церковь Св. Дамиана, где и возникла женская община бедных сестер, из которой развился женский орден клариссин (см. коммент. 23).

Франциск примыкал к аскетическому, средневековому идеалу; но в преемство Христа, как его понимал Франциск, включалась любовь к человеку. Благодаря этому аскетический идеал получил иное, новое назначение. «Господь призвал нас не столько для нашего спасения, сколько для спасения многих», — было девизом Франциска. Если в его идеал, как и в прежний монашеский, и входит отречение от мира, от земных благ и личного счастья, то это отречение сопровождается не презрением к миру, не брезгливым отчуждением от греховного и падшего человека, а жалостью к миру и состраданием к нищете и нуждам человека. Не бегство из мира становится задачей аскета, а возвращение в мир для служения человеку. Не созерцание идеального божеского царства в небесной выси составляет призвание монаха, а проповедь мира и любви, для установления и осуществления царства Божия на земле.

Хотя не существует свидетельств о том, что св. Франциск Ассизский знал о пророчествах «Вечного Евангелия», до него не могли не дойти какие-то сведения о них, а также о катарах и прочих ересях, приходивших в Италию с севера. Многие ереси делали особое ударение на евангельском представлении о нищете, но мистический гений Франциска, который вполне мог получить духовную пищу из этих источников, был сам по себе поразительно оригинален. Св. Франциск был редчайшей самовыражающейся личностью, великим духовным реалистом, не допускавшим никаких альтернатив духовной нищете и радостной мистической жизни. Св. Франциска не коснулось воздействие монашеской дисциплины и сочинений Дионисия и Бернарда. Единственным литературным произведением, безусловно оказавшим на него влияние, был Новый Завет.

Проповедь такого идеала могла привести Франциска к столкновению с духовенством и курией; но глубокое смирение, проявлявшееся в наивно-трогательных формах и, однако, бывшее плодом усиленной работы над собой, удерживало Франциска в среде Церкви. Неспособный кого-либо осуждать, Франциск не мог сделаться реформатором.

Его братская любовь ко всякой твари составляет основание его поэзии. Он кормит зимой пчел медом и вином, поднимает с дороги червяков, чтобы их не раздавили, выкупает ягненка, которого ведут на бойню, освобождает зайчонка, попавшегося в капкан, обращается с наставлениями к птицам в поле, просит «брата огонь», когда ему делают прижигание, не причинять ему слишком много боли. Весь мир, со всеми в нем живыми существами и стихиями, превращался для Франциска в любящую семью, происходившую от одного Отца и соединенную в любви к Нему.

Вместе с Франциском мистицизм вышел в «открытое пространство», попытался трансформировать повседневную жизнь, заговорил на народном языке и стал воспевать Божественную Любовь в песнях трубадуров, оставаясь при этом вполне лояльным к католической Церкви. Никому после него не удалось уловить его секрет — секрет духовного гения редчайшего типа. Он оставил свой след в истории, искусстве и литературе Западной Европы.