Жорис-Карл Гюисманс - На пути

Так мы можем друг за другом перечислять все органы и все чувства и убедимся в существовании ошеломительных явлений. Не буду говорить о молитвенных стигматах, которые открываются и закрываются, следуя ходу служб литургического года. А что может быть удивительней, чем дар билокации, раздвоения — способность оказываться одновременно, в один и тот же миг, в двух местах? Между тем, есть много примеров такого невероятного факта; многие из них даже знамениты: между прочим, случаи со святым Антонием Падуанским, святым Франциском Ксаверием, {69} святой Марией Агредской, которая была разом в своем монастыре и в Мексике, где проповедовала неверным, матерью Агнессой, которая не выходила из обители в Ланжаке и при том посетила в Париже господина Олье. И особенно мощным представляется действие Всевышнего, когда оно овладевает главным органом кровообращения — двигателем, перегоняющим кровь по всем частям тела.

У многих избранных сердце было так горячо, что белье на них опалялось; огонь, охвативший Урсулу Бенинказу, основательницу ордена театинок, {70} пылал до того сильно, что, когда она отворяла уста, оттуда валил столбом дым; святая Екатерина Генуэзская погружала руки и ноги в холодную воду, и вода закипала; вокруг святого Петра из Алькантары сам собой таял снег, а когда блаженный Герлах {71} однажды, идя зимой через лес, посоветовал своему спутнику, который не мог идти дальше, потому что замерзли ноги, ступать за ним след в след — тот сразу же перестал ощущать холод.

Добавлю, что иные из этих явлений, над которым посмеиваются вольнодумцы, случаются вновь и были подтверждены совсем недавно.

Белье, опаленное пламенем сердца, доктор Энбер-Гурбейр наблюдал на стигматизированной Пальме д’Ориа, а у Луизы Лато профессор Ролинг, доктор Лефевр, все тот же Энбер-Гурбейр, доктор Ною и международные делегации медиков минута за минутой отмечали самые поразительные явления высшей мистики, которые не может объяснить никакая наука…

Но вот мы и пришли, — закончил г-н Брюно. — Простите, я пойду вперед и проведу вас.

За разговором они давно вышли из монастырской ограды и напрямик через поля дошли до огромной фермы; когда они вошли во двор, иноки почтительно поклонились им. Живущий обратился к одному из них и попросил оказать любезность позволить им посетить владение.

Рясофор провел их в хлев, в конюшню, в курятник; Дюрталя все это не интересовало, он только любовался добродушием этих славных людей. Никто из них не говорил ни слова, но они отвечали на вопросы мимикой и глазами.

— А как же они общаются между собой? — спросил Дюрталь, когда они вышли с фермы.

— Да вы же сейчас видели: знаками; у них есть азбука, проще, чем у глухонемых, потому что любая мысль, которую они могут передать в ходе общих работ, предусмотрена заранее.

Например, слово «стирка» они выражают, постукивая рукой об руку, «овощи» — почесывая указательный палец, сон изображают, подперев склоненную голову кулаком, питье — поднося полусжатую руку ко рту. Так же они поступают и с понятиями более абстрактного содержания. Если поцеловать палец и положить на сердце, это исповедь; святая вода — над соединенным пальцами левой руки чертят крест большим пальцем правой; пост — рот, защипнутый рукой; слово «вчера» заменяется указанием назад через плечо, «стыд» — прикрывают рукой глаза.

— Хорошо, а если, скажем, они желают как-то обозначить меня, чужого человека, что они сделают?

— Тогда они водят кулаком взад-вперед от груди: это значит «гость».

— Ну да, конечно, ведь я пришел издалека: в общем, нехитро и даже вполне понятно.

Они молча шли по просеке, выводившей к монастырским полям. Вдруг Дюрталь воскликнул:

— Но я не приметил там среди монахов ни брата Анаклета, ни старца Симеона?

— Они на ферме не работают: у брата Анаклета послушание на шоколадной фабрике, а брат Симеон ходит за свиньями; оба трудятся в монастырской ограде.

Если угодно, можем зайти пожелать доброго дня брату Симеону. В Париже, — продолжал г-н Брюно, — вы сможете рассказать, что видели настоящего святого, точно такого, какие были в XI веке; он переносит нас во времена Франциска Ассизского; можно сказать, в нем заново воплотился тот поразительный брат Юнипер, о скромных подвигах которого нам повествуют «Цветочки». Вы знаете эту книгу?

— Конечно; не считая «Золотой легенды», в ней ясней всего явился дух Средних веков.

— Так вот о Симеоне; можно сказать, что это святой редкостной простоты. Вот одно тому свидетельство из тысячи. Несколько месяцев тому назад сижу я у приора, и тут в келью входит брат Симеон. Он говорит, как положено: «Благослови» — так просят благословения говорить; отец Максимин отвечает: «Господи» — это значит, что он говорить разрешил. Брат Симеон подает ему свои очки и говорит, что ничего не видит.

«И ничего удивительного, — отвечает ему отец приор, — вы одни и те же очки носите уже лет десять; за это время ваши глаза могли ослабнуть. Не беспокойтесь, мы вам подберем нужный номер». Между тем отец Максимин машинально вертел очки в руках, да вдруг как засмеется и показывает мне пальцы: они все черные. Встал, взял тряпочку, протер очки, надел их опять на нос старику и говорит: «Что, брат Симеон, теперь хорошо видите?» Тот так и ахнул: вижу, говорит, хорошо!

Но это лишь одна сторона натуры нашего славного брата Симеона, а другая — любовь к животным. Когда свинье придет пора пороситься, он просит дозволения провести ночь в хлеву, принимает роды, ухаживает за ней, как за дитятей, плачет, когда продают поросят или посылают свиней на бойню. А уж как свинки его обожают!

— Поистине, — продолжал живущий, немного помолчав, — Богу всего милее простые души; брата Симеона Он так и осыпает милостями. Только он здесь имеет власть повелевать духами, может устранять и даже предупреждать вред от вражеских обстояний, бывающих в монастыре. Случаются, например, такие странные дела: в одно прекрасное утро все свиньи больные валятся с ног и чуть не подыхают. Тогда брат Симеон — уж он-то знает, откуда такие напасти, — кричит дьяволу: эй, ты, постой-ка, сейчас посчитаемся! Бежит за святой водой, с молитвой окропляет ею стадо, и вся скотина, только что отдававшая концы, вскакивает, и бегает хвостик колечком.

Что же до сатанинских вторжений в монастырь, они бывают на самом деле, да еще какие, и часто их удается отразить лишь упорными молитвами и крепчайшим постом; временами сатана почти по всем аббатствам рассеивает бесовские семена, которые неизвестно, как выполоть. Тут ни отец аббат, ни приор, ни все священномонахи не смогли ничего сделать; чтобы изгнать дьявола, понадобилось призвать простого рясофора, а во избежание новых нападений он получил право омывать монастырь святой водой и читать заклинательные молитвы, когда сочтет нужным. Брату Симеону дана власть чувствовать лукавого везде, где он скрывается; он бросается за бесом в погоню, травит его и в конце концов изгоняет. А вот и свинарник, — промолвил г-н Брюно, указав на маленькое здание с палисадником против левого крыла аббатства, — и прибавил: — Только имейте в виду: старый брат хрюкает, как поросенок, но отвечать на ваши вопросы, как и все другие, будет лишь знаками.