Тадеуш Голуй - Дерево даёт плоды
- Название:Дерево даёт плоды
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Художественная литература
- Год:1975
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Тадеуш Голуй - Дерево даёт плоды краткое содержание
Дерево даёт плоды - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Успокойтесь, — сказал редактор. — Репортер пошел в Красный Крест, так как получил задание написать что‑нибудь о донорах, просмотрел картотеку, случайно обнаружил вашу фамилию и написал, как умел, — говорил редактор. — Я понимаю ваше смущение, желание скрыть прекрасный поступок, но не понимаю возмущения. Я просто думаю, как бы написать об этом без пафоса, по — человечески.
— Тогда пишите, что Роман Лютак пошел сдавать кровь ради пайка. Это и будет правда.
Лобзовский улыбнулся почти нежно и продекламировал что‑то по — французски, словно впадая в транс. Сидел, смотрел, слушал, но я знал, что думает он сейчас о чем‑то другом и смотрит на кого‑то другого.
— Хорошо, что вы пришли к нам, — начал редактор. — Оставим пока дело с этой кровью, однако мы заинтересованы в материале об отце. Немногие из его товарищей остались в живых: кто лучше вас может написать о нем?
— Он бы еще лучше написал о себе, — прошептал как бы про себя Лобзовский. — Его держали в одной камере с женой…
— Перестаньте! — крикнул я, но увидел как бы физиономию спящего, по которой пробегала улыбка восхищения, и умолк.
— Это было связано с «Юзефом», — продолжал Лобзовский. — Да, с «Юзефом». История наделала шуму в городе, но вы ее не знаете, редактор, вам повезло, получили мундир, оружие вдали от родины.
Я помертвел. Мне казалось, что, кроме нас двоих — Катажины и меня, — тайна тюремной камеры известна лишь нескольким друзьям Оттуда, которым я рассказал эту историю, чтобы от нее отделаться, и не предполагал, что она просочится сквозь красные стены тюрьмы. Если ее знал Лобзовский, то наверняка знали и многие в городе.
Редактор достал из письменного стола термос и три стопки и разлил самогон.
— Пейте, мать вашу, ради всего святого! Лобзовский, не сочиняйте трагедий! Лютак, наплевать на прошлое! Пейте! Я тоже натерпелся, прежде чем напялил мундир.
•— Сказки! — фыркнул Лобзовский, отпивая несколько капель.
Редактор грустно улыбнулся, пил он молча, подливая до тех пор, пока в термосе не показалось дно.
— Не хотите, не напечатаю, и баста, — сказал он. — Но об отце расскажите, напишите обязательно.
— Сам не знаю, как это получилось, — признался я. — Ведь до войны отец не был в партии. Сам не знаю. Не впутывайте меня в это.
— Жаль. А что вы делаете?
— Ничего. Я должен отдохнуть.
— Дружище! Без работы после Того не отдохнете, будете топтаться по самому себе, как по трясине. Люди нужны, люди, люди. С «Юзефом» уже говорили?
— С «Юзефом»?
Это было уже слишком даже для меня. Неожиданность за неожиданностью. Я попросил сигарету и глубоко затянулся.
— «Юзеф» сейчас за границей, — вставил Лобзовский. — Неизвестно, когда он вернется.
— Тот «Юзеф»? — спросил я.
— Тот «Юзеф». Видно, недавно вернулись, если не знаете, кто такой «Юзеф». А он вас искал.
— Вы знаете обо мне больше, чем я сам, — сказал я. — Мне безразлично, кем был и кем стал «Юзеф», я желаю только покоя. Покоя, — повторил я, видя, что Лобзовский собирается что‑то объяснить. Встал, чтобы попрощаться, редактор протянул мне обе руки, и тут я заметил на них следы обморожения. Сапоги его стояли под письменным столом, и когда я еще раз оглянулся от дверей, то увидел забавную картину: фигура редактора была неестественно изогнута, казалось, что ноги стояли возле стула, а туловище находилось на метр правее.
В секретариате меня встретил испуганный взгляд машинистки. Дрожащей рукой она подписала мой пропуск. В коридоре меня поймал репортер, автор заметки о «пожертвовании крови для Красной Армии».
— Не сердитесь, — произнес он умоляюще. — Это журналистская рутина, не более. До войны правил такие финтифлюшки, рутина, рутина.
— Вы сами рылись в картотеке или кто‑нибудь из Красного Креста сказал вам, что я был там? Может, какая‑нибудь сестра?
— Сестра? Нет, сам. Должен признаться, меня самого увлекло. И я лично сдал кровь, Еедь одно дело убежденья, и другое — эти несчастные солдатики.
Я послал его ко всем чертям, ибо меня разбирал смех, и я понимал, что спустя мгновение оглашу истерическим хохотом все громаднейшее, многоэтажное здание типографии, что кончится сумасшедшим домом либо тюрьмой. Вдобавок я забыл в кабинете редактора письма и альбомы и вынужден был вернуться за ними. Барышня из секретариата долго раздумывала, войти ли в кабинет, откуда доносился криклизый голос редактора, наконец она пересилила себя и вошла.
— А, это вы! — воскликнул редактор, — Почему сами не вламываетесь, а посылаете эту дамочку? Сейчас, погодите, погодите. Приглашаю вас на буржуйский обед. Это приказ — и ни гугу! Пусть Лобзовский кривится: он лопает только в столовке, чтобы не опорочить революции, а я хочу сегодня основательно пожрать, и вы мне в этом поможете.
Прежде чем я успел возразить, он взял меня под руку и ввел в лифт. Сапоги нес под мышкой и обулся только внизу.
— Костюшко, отвези нас в «Гранд»! — приказал он усатому шоферу.
— Товарищ майор, в «Гранд» сегодня нельзя. Час назад там была стрельба, и теперь ведется расследование.
— Не беда, не беда, Костюшко, гонн в «Гранд». У нас гость из лагеря.
— Ну, если из лагеря, то еду, товарищ майор.
Узкую улочку перекрывал кордон милиции, но нашу машину пропустили. Редактор выскочил первым, стал у дверки в позе, исполненной почтения, отдал честь, когда я вылезал, и предупредительным жестом указал дорогу. Шофер, крепыш с пшеничными усами, последовал за нами. Кое‑как нас пропустили в опустевший зал, где обосновалось несколько военных. Редактор проглядел меню и выругался:. день был вегетарианский. Официант беспомощно разводил руками.
— Ничего не удастся сделать, пан майор, — говорил он, не внемля мольбам и заклятьям, — во — первых, вы видите, пан майор, какие у нас там гости, во — вторых, мяса действительно нет.
Оказывается, час назад какой‑то прохожий произвел три выстрела в сидящего у окна человека и скрылся. Никто не знал ни стрелявшего, ни жертву нападения, которую немедленно отвезли в больницу. Милиционеры топтались по хрупкому стеклу на мостовой, официанты курили сигареты у стойки, сотрудники общественной безопасности записывали показания, ежеминутно вызывая по одному задержанных и запертых в гардеробе гостей. Редактор помрачнел, заказал овощной суп, ленивые вареники, затем селедочку и по «сто граммов» — и снова ленивые вареники, бесстрастно посматривая, как официант вырезает талоны из продовольственной карточки, которая и без того уже напоминала фантастический узор.
— Не будем говорить о серьезных вещах, не хочу, — сказал он. — Мы встретились, ничего не стряслось, ничего не произошло, и если эти проклятые вареники не залепят нам рот, поболтаем о чем‑нибудь приятном. С меня хватит двухдневного совещания и проповеди Лобзовского, баста.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: