Эдгар По - Бойся Кошек

— А вы, — трепетно прошептал он, — вы, дитя видений и колдовского воображения, как получилось, что вы очаровали меня, заставили полюбить вас еще до того как увидел?

С оттенком редкостного достоинства в каждом движении она чуть приблизилась к нему.

— Зов Прошлого, — сказала девушка и с гордостью добавила, — и потом, в реальной жизни я ведь принцесса…

— Принцесса?! — воскликнул он.

— …а моя мать — королева!

При этих словах Везин окончательно потерял голову. Восторг разрывал его сердце, повергая в неведомый доселе экстаз. Слышать этот сладостный, поющий голос, видеть эти пленительные маленькие губы, говорящие подобные вещи — все это полностью лишило его способности контролировать себя. Он заключил ее в объятия и принялся покрывать несопротивляющиеся губы бесчисленными поцелуями.

И все же, пока он делал это, объятый жарким пламенем страсти, он не мог отделаться от осознания омерзительной мягкости, порочной податливости ее тела, ощущал, что ее ответные поцелуи грязнят его душу… Когда же она наконец высвободилась и скрылась в темноте, он продолжал все также стоять, ошеломленный, прислонясь к каменной стене, содрогаясь от ужаса, пронзившего его при прикосновении ее уступчивого тела и внутренне проклиная ту слабость, которая, как он уже смутно осознавал, сулит ему неминуемую погибель.

А из тени старинных зданий, в которой она скрылась, в неподвижное молчание ночи прорвался жуткий, протяжный крик, который он поначалу принял за смех, но в котором затем с уверенностью распознал почти человеческий кошачий вопль.

Везин еще долго стоял, прислонившись спиной к стене, наедине со своими взволнованными эмоциями и лихорадочно скачущими мыслями. Наконец до него дошло, что он совершил одну вещь, которая требовалась для возврата давно минувшего прошлого. Этими поцелуями он признал существование векового прошлого и оживил его. К нему вновь вернулось воспоминание о мягком, едва осязаемом, ласковом прикосновении в темном коридоре и он невольно вздрогнул. Девушка сначала подчинила его себе, а затем подвела к совершению одного-единственного шага, который был ей необходим. Его подстерегли — по истечении веков, — схватили и покорили.

Он и раньше смутно подозревал это и потому искал пути к бегству, а значит и спасению. Но в любом случае, сейчас он был бессилен управлять своими мыслями или волей, ибо сладостное, фантастическое безумие происшедшего взметнулось в его сознании подобно древнему заклинанию и он упивался своим очарованием, поскольку неуклонно приближался к миру, который был гораздо больше и намного неистовее того, к которому он был приучен до сих пор.

Луна, бледная и громадная, как раз всходила над походившей на море долиной, когда он наконец поднялся, чтобы вернуться в гостиницу. Косые лучи луны придавали окружающим домам совершенно иной вид, отчего их крыши, уже начинавшие поблескивать от росы, будто еще выше взметнулись в небо, а фронтоны и причудливые старые башни маячили вдали, словно укрытые пурпурным покрывалом.

В серебристой дымке собор смотрелся совершенно нереально. Везин шел медленно, стараясь держаться в тени. Улицы были абсолютно пустынны и безмолвны; все двери захлопнуты, ставни окон затворены. Кругом не было видно ни души. Все заполняло молчание ночи. Ему казалось, что он бредет по городу мертвых, кладбищу с гигантскими, гротескными надгробиями.

Не переставая удивляться тому, куда же столь бесследно исчезла шумная дневная жизнь города, он прошел к задней двери гостиницы, намереваясь никем не замеченным пройти к себе в комнату. Он благополучно достиг внутреннего дворика и пересек его, также стараясь прижаться поближе к безопасной тени у стены. Везин скользил вдоль нее, мелко семеня на цыпочках — точно так же, как вели себя престарелые постояльцы гостиницы, передвигаясь по столовой, но затем ужаснулся, поймав себя на мысли, что делает это совершенно машинально. И в тот же миг его поразил странный импульс, ударивший в самый центр сознания: ему страстно захотелось опуститься на четвереньки и так бежать дальше — бесшумно и быстро.

Он посмотрел наверх и в голову ему пришла идея заскочить на подоконник своей комнаты, вместо того, чтобы подниматься по лестнице. Это казалось ему наиболее простым и естественным путем. Везин подозревал приближение начала некоей ужасной трансформации, превращения его в нечто совершенно другое, и потому чувствовал страшное напряжение.

Луна взобралась еще выше и тени на той стороне улицы, по которой он двигался, стали заметно гуще. Он старался придерживаться самых темных мест и наконец добрался до крыльца со стеклянными дверями.

В отличие от обыкновения сейчас там горел свет — другие постояльцы, похоже, еще не легли спать. В надежде проскользнуть через холл незамеченным, он осторожно открыл дверь и прокрался внутрь, но в то же мгновение заметил, что в холле кроме него есть кто-то еще.

Слева от него у стены лежал какой-то крупный темный предмет — поначалу ему показалось, что это забытая кем-то домашняя утварь. Неожиданно предмет шевельнулся и он подумал, что это просто громадная кошка, очертания которой были отчасти искажены игрой света и тени. Затем предмет неожиданно распрямился прямо у него перед глазами и Везин понял, что видит перед собой хозяйку гостиницы.

Чем она могла заниматься в подобной позе, оставалось уделом его чудовищных догадок, но в тот самый момент, когда она встала и посмотрела на него, он сразу же ощутил во всем ее облике грозное достоинство. На память тут же пришли слова девушки о том, что ее мать была королевой. Грузная и зловещая, она стояла под маленькой масляной лампой лицом к лицу с ним в пустынном холле.

В сердце Везина шевельнулся страх, скорее даже некое подобие какого-то древнего благоговейного ужаса. Он чувствовал, что должен сейчас поклониться и каким-то образом высказать ей свое почтение, причем импульс этот был поистине непреодолимым, даже яростным, словно превратившимся в устойчивую привычку. Он быстро огляделся — кроме них в холле так никто и не появился, — после чего размеренно и почтительно склонил голову.

— Enfin! M'sieur s'est donc decide. C'est bien alors. I’en suis contente. [2] — Наконец-то! месье принял свое решение. Хорошо. Я довольна.

Слова эти прозвучали звонко, словно донеслись до него через чистое открытое пространство.

Затем массивная фигура неожиданно двинулась по выложенному каменной плиткой гостиничному полу и ухватила его трепещущие руки. Вместе с нею на него словно надвинулась непреодолимая сила, охватившая его целиком.