Эдгар По - Бойся Кошек

Элджернон Блэквуд (1869–1951) является автором внушительного числа книг, включая «Пустой дом», «Человек, который умел слушать», «Рассказы для чтения днем и ночью», «Десятиминутные рассказы», «Танец смерти», «Кентавр» и многих других, причем этот перечень покажется еще более впечатляющим, если учесть, что впервые он взялся за перо лишь в тридцатишестилетнем возрасте.

Уже в ранней молодости Блэквуд оставил пропитанную религиозным пылом атмосферу собственного дома в Кенте и отправился на поиски счастья в Канаду. Испытав себя на новом месте в нескольких видах деятельности и потерпев во всех них неудачу, он пережил немало трудных лет, колеся по Северной Америке, пока, наконец, не устроился репортером в одну из нью-йоркских газет.

Однако его серьезное увлечение литературой началось еще позже — когда он вернулся в родную Англию. Именно там он поразил читательскую публику серией глубоко проработанных произведений из серии сверхъестественного и ужасов. Возможно, его наиболее удачным творением в данном жанре является исследователь оккультизма доктор Джон Силянс, который фигурирует в ряде его рассказов, в том числе и в приводимом ниже, «Тенях далекого прошлого».

Позднее Блэквуд завоевал заслуженную славу, читая по радио «Би-Би-Си» всевозможные «страшные рассказы», и даже снискал себе шутливое прозвище «Человек-привидение».

С юных лет Э. Блэквуд проявлял живой интерес к проблемам сверхъестественного и искренне верил в то, что «человек с улицы обладает странной силой, которая в обычных условиях почти никогда не проявляется вовне».

Выбранный нами один из его прекрасных рассказов красноречиво подтверждает данную авторскую позицию. Возможно, он даже является лучшим произведением подобного жанра о кошках, поскольку буквально каждая его страница пронизана специфической кошачьей хитростью и той угрозой, которая неизменно исходит от этих животных.

Задумывая сюжет своего рассказа, Э. Блэквуд, возможно, имел в виду местность во Франции, населенную преимущественно басками, которая в XVI–XVII веках была печально известна неслыханным доселе размахом активности колдунов и ведьм, якобы умевших, помимо всего прочего, превращаться в кошек. По сохранившимся с 1612 года записям известного охотника за ведьмами Пьера де Ланкра, который прославился тем, что лично отправил многих предполагаемых ведьм на костер, в этой местности регулярно собирались на свои шабаши около ста тысяч ведьм. Даже сегодня в этой части Франции, где местные жители говорят на своем языке, имеют собственную культуру, а расовое происхождение многих из них остается не до конца выясненным, продолжают сохраняться устойчивые верования в колдовство и ликантропию.

В жизни нам нередко кажется, что на свете существуют настолько неприметные личности, сами по себе особенности которых вроде бы начисто исключают любую возможность того, что с ними может приключиться нечто необычное или странное. И все же даже такие люди на своем жизненном пути могут оказаться участниками настолько загадочных и даже мистических событий, что, услышав о них, весь мир буквально замирает на месте — и сразу же переводит свой взор в другую сторону, отыскивая более подходящего для такого случая человека. Подобного рода дела и, естественно, задействованные в них люди — наиболее часто попадают в широко расставленные сети психиатра Джона Силянса, который, будучи преисполненным чувством глубокого гуманизма, долготерпения и подлинного сострадания, нередко приходил к обнаружению самых что ни на есть таинственных вещей, заслуживающих глубочайшего общественного интереса.

Этому доктору всегда доставляло особое удовольствие докопаться до скрытых причин самых неправдоподобных и фантастических событий, в которые, на первый взгляд, совершенно невозможно поверить. Разобраться в хитросплетениях сущности предметов и явлений — а заодно принести облегчение страждущей человеческой душе — всегда было его истинной страстью. А те узлы, которые ему удавалось подчас распутать, и в самом деле были невероятными и донельзя странными.

В своей повседневной жизни мы, естественно, нуждаемся в каком-то надежном, или, по крайней мере, достаточно проверенном базисе, на котором можно было бы построить здание собственной веры, в некоем ориентире, посредством которого можно хотя бы попытаться объяснить суть происходящего. Людям авантюрного плана подобные вещи давно ясны и понятны: они всегда имеют при себе адекватное объяснение их волнительного существования, а характеры таких личностей неизменно толкают их в пучину обстоятельств, из которых всегда произрастают всяческие приключения. Ничего иного они и не ожидают и, к вящему своему удовольствию, в конце концов, с радостью получают.

Что же до заурядных, бесцветных личностей, то они попросту не имеют права на то, чтобы стать участниками выдающихся событий, и, коль скоро именно на это они и настраивают себя, любое отступление от данного правила неизменно разочаровывает, если не сказать, шокирует их. Причем, не только их самих, но и окружающих, по самодовольным суждениям и оценкам которых словно бы наносится ощутимый удар.

— Надо же, и все это приключилось с таким типом?! — невольно восклицают они. — С этим-то серым, невзрачным человеком? Да это просто абсурд! Нет, что-то здесь не так.

И все же не оставалось никаких сомнений в том, что с маленьким Артуром Везином действительно произошло нечто странное, о чем он доверительно поделился именно с доктором Силянсом. Так или иначе, но события эти действительно имели место, несмотря на насмешки друзей и знакомых, до которых дошли слухи об этой истории и которые, впрочем, весьма разумно заметили, что «подобное еще могло бы приключиться с этим сумасбродом Изаррдом или старым чертякой Менски, но уж никак не с заурядным Везином, которому на роду написано жить и умереть по строгой схеме».

Однако по какой бы схеме ни суждено было умереть Везину, жизнь его протекала отнюдь не по ней, ибо данный инцидент приключился именно в его, во всем остальном абсолютно беспросветной, жизни, и услышать его рассказ, наблюдать за тем, как меняются черты его бледного лица, и слышать его голос, который по мере развития повествования все более смягчался и затихал, означало бы прийти к выводу о том, что за этими обрывающимися на полуслове фразами скрывается нечто большее, нежели он говорил на самом деле. Всякий раз, когда Везин рассказывал свою историю, он словно заново переживал ее; вся его личность будто окутывалась этим пересказом. С каждым монологом она подчиняла его себе все больше и больше, отчего рассказ нередко превращался в пространное извинение за те переживания, которые ему довелось вынести. Он будто просил у вас прощения за то, что принял участие в столь фантастических событиях.