Эмиль Золя - Истина

— Это напоминаетъ мнѣ о томъ случаѣ, когда нашли мертваго ребенка подъ воротами С.-Максанской церкви; тогда чуть не осудили женщину, которая прислуживала евреямъ, настоящимъ виновникамъ преступленія. Кто же, кромѣ нихъ, и способенъ на такую гадость? Всякій, кто связывается съ ними, навлекаетъ на себя гнѣвъ Божій.

Маркъ предпочелъ не возражать ей и тотчасъ же вышелъ изъ комнаты. Онъ ощущалъ большое душевное смятеніе, и въ немъ невольно проснулось подозрѣніе: неужели Симонъ совершилъ преступленіе? Это подозрѣніе овладѣвало имъ, какъ заразительная лихорадка, схваченная въ болотной низинѣ; ему необходимо было успокоиться, прежде чѣмъ идти въ школу; поэтому онъ направился по дорогѣ въ Вальмари, совершенно безлюдную, и снова провѣрялъ всѣ факты и впечатлѣнія вчерашняго дня. Нѣтъ, нѣтъ! Симонъ былъ внѣ всякаго подозрѣнія. Все говорило въ его пользу. Сомнѣній не могло быть. Прежде всего, такое преступленіе было съ его стороны совсѣмъ безсмысленнымъ, невозможнымъ. Симонъ былъ человѣкъ трезваго ума и здоровый физически, безъ всякаго физіологическаго порока, спокойный духомъ и нормальный. У него была жена удивительной красоты, которую онъ обожалъ, наслаждаясь супружескимъ счастьемъ, и благодарный ей за тѣхъ чудныхъ ребятъ, которые родились отъ ихъ любви; онъ обожалъ семью и посвятилъ ей свою жизнь. Можно ли было подозрѣвать такого человѣка даже въ минутной вспышкѣ безумія, въ то время, когда его ждали дома объятія любимой подруги у самой колыбели его дѣтей? Сколько искренности и теплоты было у этого мужественнаго борца, окруженнаго со всѣхъ сторонъ врагами; какъ терпѣливо выносилъ онъ постоянную бѣдность и какъ любилъ свое дѣло, никогда не жалуясь на судьбу! Онъ съ такою точностью передавалъ подробности проведеннаго вечера, и показанія жены вполнѣ совпадали съ тѣмъ, что онъ говорилъ насчетъ часа возвращенія домой; не было ни малѣйшаго повода придраться къ его словамъ. Еслибы даже и оставались сомнѣнія, то листокъ прописей, скомканный вмѣстѣ съ номеромъ «Маленькаго Бомонца», являлся неразрѣшимой загадкой и указывалъ на то, что виновникомъ было другое лицо; Симонъ не могъ быти заподозрѣнъ по самому своему существу, на основаніи всей прожитой жизни, тѣхъ условій, въ которыхъ находился. У Марка начинало слагаться твердое убѣжденіе, построенное на незыблемыхъ данныхъ; это была сама истина, проистекавшая изъ установленныхъ фактовъ. Съ этой минуты онъ не сомнѣвался, у него были свои основанія, отъ которыхъ онъ не могъ отречься; что бы ему ни говорили, какія бы обвиненія ни возводили, онъ все опровергнетъ, что не будетъ соотвѣтствовать тѣмъ частицамъ истины, которыя прочно установлены и доказаны.

Отдѣлавшись отъ тѣхъ сомнѣній, которыя тяготили его душу, Маркъ, успокоенный, вернулся въ Мальбуа, проходя мимо станціи желѣзной дороги въ ту минуту, когда подошелъ поѣздъ и путешественники спѣшили къ выходу. Онъ замѣтилъ среди прибывшихъ инспектора народныхъ школъ, красавца Морезена, небольшого человѣка лѣтъ тридцати восьми, наряднаго, хорошо сохранившагося брюнета, тщательно расчесанная борода котораго скрывала хитрый изгибъ рта; на носу у него постоянно красовалось пенснэ, отчего мѣнялось выраженіе бѣгающихъ глазъ. Морезенъ былъ когда-то преподавателемъ нормальной школы и принадлежалъ къ новѣйшей породѣ карьеристовъ, вѣчно высматривающихъ возможность повышенія и стремящихся встать на сторону сильнѣйшаго. Говорили, что его мечтой было стать директоромъ нормальной школы, и онъ всѣми силами добивался этого мѣста, которое занималъ Сальванъ; въ то же время онъ заискивалъ передъ Сальваномъ, такъ какъ тотъ былъ въ дружбѣ съ Де-Баразеромъ, начальникомъ самого Морезена. Въ виду того, что до сихъ поръ ни одна изъ враждующихъ партій еще не получила серьезнаго перевѣса надъ другой, Морезенъ съ тонкимъ лукавствомъ уклонялся отъ высказыванія опредѣленныхъ взглядовъ, хотя въ душѣ былъ на сторонѣ клерикаловъ, преклонялся передъ аббатами и монахами, считая ихъ за очень вліятельныхъ людей. Когда Маркъ увидѣлъ Морезена, то имѣлъ основаніе предполагать, что Баразеръ, который былъ ему извѣстенъ, какъ безпристрастный мыслитель, послалъ его для поддержки Симона, которому грозила, вмѣстѣ со школою, серьезная опасность, благодаря случившемуся таинственному преступленію.

Онъ ускорилъ шаги, желая привѣтствовать товарища, но былъ задержанъ новою встрѣчею. Изъ-за угла показался человѣкъ въ рясѣ, и Маркъ узналъ въ немъ ректора Вальмарійской коллегіи, самого отца Крабо. Это былъ высокій брюнетъ, безъ единаго сѣдого волоса, несмотря на свои сорокъ пять лѣтъ; широкое лицо съ правильными чертами, большимъ носомъ, ласковыми глазами и мясистымъ чувственнымъ ртомъ производило въ общемъ пріятное впечатлѣніе. Его обвиняли лишь въ томъ, что онъ велъ черезчуръ разсѣянную жизнь, вращался въ большомъ свѣтѣ и старался усвоить аристократическія манеры. Но, благодаря этому, его вліяніе только возрастало; про него недаромъ говорили, что духовная власть надъ цѣлымъ департаментомъ находилась въ его рукахъ, и что побѣда церковной партіи будетъ достигнута исключительно благодаря его умѣнью и ловкости.

Маркъ удивился и опечалился, встрѣтивъ эту личность въ Мальбуа именно въ это утро. Онъ, очевидно, выѣхалъ изъ Вальмари очень рано. Что же собетвенно побудило его пріѣхать въ Мальбуа? Какія неотложныя дѣла заставили его такъ спѣшно явиться въ этотъ маленькій городокъ? Откуда и куда направлялся онъ по улицамъ мѣстечка, гдѣ только и говорилось, что о вчерашнемъ событіи? Онъ шелъ, раскланиваясь и расточая пріятныя улыбки. Вдругъ Маркъ увидѣлъ, что отецъ Крабо остановился, замѣтивъ Морезена, и протянулъ ему дружески руку. Разговоръ ихъ былъ непродолжителенъ: вѣроятно, они обмѣнялись лишь обычными привѣтствіями; однако, не подлежало сомнѣнію, что эти люди находились между собою въ наилучшихъ отношеніяхъ и понимали другъ друга; когда инспекторъ народныхъ школъ разстался съ іезуитомъ, онъ еще болѣе выпрямился и съ гордымъ видомъ двинулся дальше, точно хвастаясь тѣмъ вниманіемъ, которое оказалъ ему отецъ Крабо; было ясно, что онъ теперь еще болѣе укрѣпился во мнѣніи, которое передъ этимъ не вполнѣ еще овладѣло его сознаніемъ. Отецъ Крабо, продолжая свой путь, узналъ въ свою очередь и Марка; онъ видѣлъ его у госпожи Дюпаркъ, которую изрѣдка удостаивалъ своими посѣщеніями; іезуитъ предупредительно раскланялся съ нимъ, и молодой человѣкъ, стоя на краю тротуара, но могъ не отвѣтить на его вѣжливый поклонъ; онъ слѣдилъ за тѣмъ, какъ эта духовная особа двигалась по улицѣ, привѣтствуемая населеніемъ; его сутана развѣвалась по вѣтру и точно окутывала городокъ своимъ мрачнымъ покровомъ.

Маркъ медленно направился по дорогѣ въ школу. Его мысли приняли другой оборотъ; имъ снова овладѣли мрачныя сомнѣнія, точно онъ вступалъ въ какой-то враждебный лагерь, гдѣ дремали зловѣщія силы, готовыя отравить чужое существованіе. Даже дома казались ему иными, чѣмъ наканунѣ, а люди и вовсе приняли другой видъ. Войдя въ квартиру Симона, Маркъ былъ удивленъ, заставъ его спокойнымъ и довольнымъ въ кругу семьи, занятымъ приведеніемъ въ порядокъ своихъ бумагъ. Рахиль сидѣла у окна; дѣти играли здѣсь же, въ углу комнаты. Еслибы не глубокая грусть, которая печалила ихъ лица, можно было бы подумать, что въ домѣ не случилось ничего необыкновеннаго.