Эмиль Золя - Истина

Симонъ, увидѣвъ Марка, пошелъ ему навстрѣчу и пожалъ обѣ его руки съ видимымъ волненіемъ; онъ угадалъ, сколько дружескаго сочувствія выражалъ ему Маркъ своимъ посѣщеніемъ. Разговоръ сразу же коснулся обыска, который былъ произведенъ поутру.

— Полиція была здѣсь? — спросилъ Маркъ.

— Да, конечно; я былъ готовъ къ этому. Но она ничего не нашла и удалилась съ пустыми руками.

Маркъ невольно выразилъ удивленіе, хотя и старался сдержать себя. Что же это ему говорили? Откуда появились такіе ужасные слухи, будто въ комнатѣ Симона оказалось большое количество прописей, подобныхъ тому листку, который нашли скомканнымъ на полу, возлѣ убитаго? Значитъ, все это была одна ложь.

Судебное вскрытіе Зефирена должно было произойти въ то же утро; ожидали только врача, откомандированнаго полиціею. Похороны его не могли состояться ранѣе завтрашняго дня.

— Ты понимаешь, — говорилъ Симонъ Марку, — я брожу точно въ какомъ-то ужасномъ снѣ; я спрашиваю себя: неужели все это страшное несчастье дѣйствительно случилось? Со вчерашняго утра я не могу думать ни о чемъ, какъ только объ этомъ преступленіи; я снова начинаю переживать все, какъ оно было: возвращеніе ночью домой пѣшкомъ, мой поздній приходъ среди полной тишины и ужасное пробужденіе на другое утро!

Пользуясь случаемъ, Маркъ рѣшился предложить ему нѣсколько вопросовъ.

— Ты никого не встрѣтилъ по дорогѣ? Никто не видѣлъ, какъ ты возвращался въ указанный тобою часъ?

— Нѣтъ, я никого не встрѣтилъ, ни души, и никто, вѣроятно, не видѣлъ, какъ я вернулся. Въ этотъ ночной часъ всѣ улицы Мальбуа совершенно пустынны.

Наступило молчаніе.

— Если ты не поѣхалъ по желѣзной дорогѣ, то, значитъ, сохранилъ свой обратный билетъ? Онъ у тебя?

— Мой билетъ! Я его бросилъ. Я былъ такъ взбѣшенъ, не захвативъ поѣзда въ десять тридцать, что швырнулъ билетъ на дворѣ станціи, рѣшивъ идти пѣшкомъ.

Снова наступило молчаніе, между тѣмъ какъ Симонъ пристально взглянулъ на своего друга.

— Зачѣмъ ты все это спрашиваешь?

Маркъ съ участіемъ взялъ его за обѣ руки и, удерживая ихъ въ своихъ рукахъ, рѣшился предупредить Симона о тѣхъ опасностяхъ, которыя ему угрожаля.

— Да, я сожалѣю о томъ, что никто тебя не видѣлъ, и я еще болѣе сожалѣю о томъ, что ты не сохранилъ своего обратнаго билета. На свѣтѣ столько дураковъ и злонамѣренныхъ людей. Ходятъ слухи, что полиція нашла у тебя цѣлую кипу прописей, подобныхъ тому листку, которымъ заткнули глотку ребенка, съ тою же подписью; Миньо высказывалъ удивленіе, что ты такъ долго спалъ въ это утро; мадемуазель Рузеръ припомнила, что около одиннадцати часовъ слышала шумъ шаговъ и голоса, точно кто-то входилъ въ домъ.

Учитель, блѣдный, но спокойный, улыбнулся въ отвѣтъ на слова Марка и, пожавъ плечами, произнесъ:

— А! Такъ вотъ что! Меня начинаютъ подозрѣвать! Понимаю теперь, отчего это люди стоятъ и глазѣютъ на мои окна! Миньо — добрый малый, но онъ повторяетъ то, что говорятъ всѣ, боясь защищать еврея. Что касается мадемуазель Рузеръ, то она меня десять разъ принесетъ въ жертву по одному слову своего духовника, особенно, если ей предстоитъ ради этого повышеніе или какая-нибудь выгода! А! Меня подозрѣваютъ, и вся клерикальная свора теперь бросится по моему слѣду!

Онъ готовъ былъ смѣяться. Но Рахиль, до сихъ поръ спокойно переносившая свое горе, внезапно вскочила со своего мѣста, и лицо ея вспыхнуло негодованіемъ.

— Какъ! Тебя, тебя обвиняютъ въ подобной гнусности, тебя, такого добраго и кроткаго! Вчера ночью ты обнималъ меня съ такою нѣжною ласкою! Но вѣдь это — сумасшествіе! Неужели недостаточно того, что я сказала всю правду, указала часъ, въ которомъ ты вернулся, и объяснила, какъ мы провели съ тобою ночь?

Она бросилась на шею мужа съ горькимъ плачемъ и прижалась къ нему съ довѣрчивою ласкою нѣжно-любимой жены. Онъ обнялъ ее и старался успокоить.

— Не тревожься, моя дорогая: всѣ эти сплетни просто низки и не имѣютъ никакой почвы. Ты видишь, — я спокоенъ; пусть они перероютъ все вверхъ дномъ, имъ не найти здѣсь ни малѣйшей улики. Я скажу правду; она одна побѣдитъ всю злобу и разсѣетъ мракъ.

Обернувшись къ пріятелю, онъ прибавилъ:

— Не такъ ли, мой добрый Маркъ: на чьей сторонѣ правда, тотъ непобѣдимъ?

Еслибы у Марка уже раньше не сложилось прочное убѣжденіе въ невиновности Симона, то эта сцена сама по себѣ уничтожила бы всякое подозрѣніе. Маркъ поддался чувству искренней симпатіи и перецѣловалъ всѣхъ членовъ семьи; онъ обѣщалъ имъ всѣми силами содѣйствовать устраненію могущихъ возникнуть недоразумѣній. Желая приступить немедленно къ дѣлу, онъ свелъ разговоръ на прописи, сознавая, что это самый важный пунктъ обвиненія, на которомъ должно было обосноваться все слѣдствіе. Что за таинственный листокъ! Какое онъ имѣлъ рѣшающее значеніе! Скомканный, прокусанный, смоченный слюной, съ оторваннымъ уголкомъ и чернильнымъ пятномъ, которое могло быть и штемпелемъ, этотъ листокъ со словами: «Любите своихъ ближнихъ» представлялъ жалкую иронію! Откуда онъ? Кто принесъ его: ребенокъ или убійца? Кто могъ это объяснить, разъ такихъ прописей продавали сколько угодно въ лавкѣ сестеръ Миломъ. Симонъ могъ только еще разъ подтвердить, что никогда не пользовался такою прописью въ своемъ классѣ.

— Всѣ мои ученики знаютъ, что такой прописи у насъ не было, и я никогда не давалъ подобнаго листка на урокахъ чистописанія.

Для Марка это являлось весьма цѣннымъ фактомъ.

— Они должны всѣ подтвердить это! — воскликнулъ онъ. — Такъ какъ здѣсь распустили слухъ, что полиція нашла у тебя такія прописи, то надо возможно скорѣе возстановить истину; надо спросить самихъ учениковъ, въ присутствіи ихъ родителей, прежде чѣмъ смутитъ ихъ память разспросами… Укажи мнѣ наудачу какія-нибудь семьи, и я сейчасъ же отправлюсь къ нимъ.

Симонъ отказывался, увѣренный въ своей невинности. Наконецъ, онъ согласился указать ему на фермера Бонгара, жившаго на дорогѣ въ Дезираду, на рабочаго Массона Долуара, на улицѣ Плезиръ, и на чиновника Савена, жившаго на улицѣ Фошъ. Этихъ трехъ было вполнѣ достаточно; онъ могъ еще зайти къ госпожамъ Миломъ, въ ихъ писчебумажный магазинъ. Такъ они и условились. Маркъ пошелъ домой позавтракать, обѣщая зайти подъ вечеръ, чтобы передать, чѣмъ кончатся его разслѣдованія.

Выйдя на площадь, Маркъ опять увидѣлъ предъ собою красавца Морезена. На этотъ разъ инспекторъ совѣщался съ мадемуазель Рузеръ. Онъ былъ очень остороженъ и сдержанъ по отношенію къ учительницамъ съ тѣхъ поръ, какъ одна изъ его помощницъ доставила ему серьезныя непріятности по самому пустому поводу: онъ просто хотѣлъ ее поцѣловать. Хотя мадемуазель Рузеръ и была некрасива собою, но она не поднимала шума изъ-за такихъ пустяковъ, что и способствовало ея повышенію и расположенію къ ней начальства. Стоя у калитки своего сада, она что-то горячо объясняла, указывая рукою на сосѣднее зданіе школы для мальчиковъ; Морезенъ слушалъ ее внимательно, изрѣдка сочувственно покачивая головой. Затѣмъ они оба прошли въ садъ, и калитка закрылась за ними, скрывая ихъ отъ любопытныхъ взоровъ. Очевидно, мадемуазель Рузеръ передавала инспектору подробности убійства, сообщала о тѣхъ шагахъ и голосахъ, которые будто бы слышала ночью. Маркъ почувствовалъ, какъ имъ снова овладѣваетъ то смущеніе, которое онъ испытывалъ сегодня утромъ, и онъ ужаснулся передъ тѣмъ таинственнымъ заговоромъ, который, подобно грозѣ, надвигался все ближе и ближе и готовился обрушиться на невинныхъ. Этотъ инспекторъ народныхъ школъ не торопился, повидимому, придти на помощь своему товарищу, а собиралъ предварительно всевозможныя злостныя сплетни и впитывалъ въ себя всеобщую ненависть противъ Симона.