Эмиль Золя - Истина

— Ты хочешь со мною поговорить, мой другъ? — спросилъ его Маркъ.

— Да, сударь.

Тѣмъ не менѣе мальчикъ молчалъ; губы его вздрагивали, и все лицо покраснѣло отъ смущенія.

— Тебѣ трудно высказать то, что у тебя на душѣ?

— Да, сударь; я тогда солгалъ вамъ, и это меня очень мучитъ.

Маркъ улыбался, воображая, что дѣло идетъ о какомъ-нибудь пустякѣ, о дѣтской шалости.

— Скажи же мнѣ правду, и тебѣ сразу станетъ легко.

Себастіанъ, однако, молчалъ, точно переживалъ внутреннюю борьбу; объ этомъ говорило тревожное выраженіе его ясныхъ глазъ. Наконецъ онъ рѣшился.

— Я солгалъ вамъ, сударь, давно, когда я еще былъ совсѣмъ маленькимъ мальчикомъ; я сказалъ вамъ, что не видѣлъ у своего кузена Виктора прописи, — помните, той прописи, о которой такъ много говорили. Онъ мнѣ подарилъ ее, боясь, чтобы его не наказали за то, что онъ принесъ пропись отъ братьевъ, и не желая держать ее у себя. Въ тотъ день, когда я сказалъ вамъ, что даже не знаю, о чемъ меня спрашиваютъ, я только что спряталъ пропись въ свою тетрадь.

Маркъ слушалъ его, ошеломленный неожиданнымъ сообщеніемъ. Онъ вспомнилъ все дѣло Симона, и оно предстало передъ нимъ, какъ живой укоръ. Всѣми силами стараясь скрыть овладѣвшее имъ волненіе, онъ сказалъ:

— Ты, вѣроятно, и на этотъ разъ ошибаешься. На прописи стояло: «любите своихъ ближнихъ», — ты помнишь это?

— Да, сударь.

— И внизу, на уголкѣ, былъ штемпель школы. Я тебѣ объяснялъ, что такое штемпель, — ты помнишь?

— Да, сударь.

Маркъ не въ силахъ былъ произнести ни слова; сердце его билось такъ сильно, что онъ боялся, какъ бы у него не вырвался крикъ радости. Минуту спустя онъ спросилъ, желая еще разъ убѣдиться, что все, что говорилъ мальчикъ, правда:

— Но почему же ты, мой другъ, молчалъ все это время? И почему ты именно сегодня рѣшился сказать мнѣ всю правду?

Себастіанъ, успокоенный тѣмъ, что облегчилъ свою душу, смотрѣлъ прямо въ глаза Марка своимъ яснымъ взоромъ. Съ обычною привѣтливою улыбкою онъ объяснилъ ему, какъ это случилось:

— Если я не говорилъ вамъ правды, то потому, что не чувствовалъ въ этомъ необходимости. Я даже забылъ совершенно, что когда-то солгалъ вамъ, — такъ это было давно. И вотъ, однажды, вы объясняли въ классѣ, что лгать ужасно скверно и позорно; и тогда я началъ раскаиваться, и мнѣ было очень тяжело. Затѣмъ, всякій разъ, когда вы говорили о томъ, какое это счастье для человѣка всегда говорить правду, я все больше и больше страдалъ, вспоминая свою ложь… Наконецъ сегодня я не могъ дольше выносить эту муку и во всемъ признался.

У Марка слезы показались на глазахъ, — такъ онъ былъ тронутъ словами ребенка. Усилія его не пропали даромъ: брошенныя имъ сѣмена попали въ чуткую душу, и онъ пожиналъ сегодня первую жатву; сколько чудной благодати въ истинѣ! Никогда не смѣлъ онъ надѣяться такъ скоро получить награду за свой трудъ. Маркъ невольно обнялъ ребенка и поцѣловалъ въ порывѣ трогательной признательности.

— Благодарю тебя, мой милый Себастіанъ: ты доставилъ мнѣ великую радость; я люблю тебя всею душою.

Мальчикъ тоже былъ очень растроганъ.

— О, и я васъ также люблю отъ всей души, сударь. Иначе я не посмѣлъ бы признаться вамъ.

Маркъ воздержался отъ дальнѣйшихъ разспросовъ мальчика, рѣшивъ переговорить съ его матерью. Онъ опасался, чтобы его не обвинили въ томъ, что онъ злоупотребилъ своимъ авторитетомъ учителя надъ ученикомъ и принудилъ мальчика къ излишней откровенности. Маркъ узналъ отъ него лишь одно, что онъ отдалъ пропись своей матери и не знаетъ, что она съ нею сдѣлала, такъ какъ съ тѣхъ поръ никогда не говорила объ этомъ съ сыномъ. Значитъ, она одна могла отдать пропись, если у нея сохранился этотъ драгоцѣнный документъ, который далъ бы возможность семьѣ Симона потребовать пересмотра процесса. Оставшись одинъ, Маркъ почувствовалъ наплывъ великой радости. Ему захотѣлось сразу же поспѣшить къ Леманамъ, чтобы обрадовать несчастную семью, погруженную въ печаль, презираемую всѣми. Это сообщеніе могло быть солнечнымъ лучомъ въ ужасномъ мракѣ общественной несправедливости. Вернувшись въ свою квартиру, онъ еще съ порога двери крикнулъ женѣ въ избыткѣ радости:

— Слушай, Женевьева, у меня скоро будетъ въ рукахъ доказательство невинности Симона!.. Наконецъ-то восторжествуетъ справедливость, наконецъ-то мы выйдемъ изъ мрака къ свѣту!

Но онъ не замѣтилъ, что въ глубинѣ комнаты сидѣла госпожа Дюпаркъ, которая послѣ примиренія иногда навѣщала Женевьеву. Старуха вскочила со своего мѣста и сказала рѣзкимъ голосомъ:

— Какъ! Вы все еще не разстались со своею безумною мыслью о невинности Симона?.. Доказательство? Какое доказательство?

Когда онъ разсказалъ свою бесѣду съ сыномъ вдовы Миломъ, госпожа Дюпаркъ возразила съ нескрываемымъ гнѣвомъ:

— Придавать значеніе болтовнѣ ребенка! Какая глупость! Онъ увѣряетъ, что солгалъ тогда; но чѣмъ вы докажете, что онъ не лжетъ сегодня?.. И что же? Преступникъ, по-вашему, одинъ изъ братьевъ? Скажите откровенно свою мысль! Вѣдь вы желаете одного — осудить котораго-нибудь изъ братьевъ! Вѣчно въ васъ кипитъ неистовая ненависть съ служителямъ церкви!

Маркъ почувствовалъ себя очень неловко въ присутствіи старухи, и, не желая подвергнуть свою жену непріятности новой ссоры, онъ сказалъ веселымъ голосомъ:

— Бабушка, не будемъ спорить… Я хотѣлъ только сообщить женѣ пріятную новость.

— Пріятную новость! Но взгляните на свою жену, — ваша новость не доставила ей никакого удовольствія.

Маркъ съ удивленіемъ взглянулъ на Женевьеву, которая стояла у окна; онъ дѣйствительно замѣтилъ, что лицо ея было необыкновенно грустно; на него точно легли тѣни наступающихъ сумерекъ.

— Неужели тебя не радуетъ, Женевьева, что правда наконецъ восторжествуетъ?

Она отвѣтила не сразу и еще болѣе поблѣднѣла; казалось, что въ ней происходила очень мучительная борьба. Когда онъ, смущенный ея видомъ, повторилъ свой вопросъ, она была избавлена отъ непріятнаго признанія внезапнымъ появленіемъ госпожи Александръ Миломъ. Себастіанъ мужественно признался матери въ томъ, что покаялся учителю, сказавъ, что пропись дѣйствительно была въ его рукахъ. Она не смогла упрекнутъ его за такой благородный поступокъ, но, испугавшись одной мысли о томъ, что Маркъ явится къ ней за разъясненіемъ и потребуетъ документъ въ присутствіи невѣстки, которой она ужасно боялась, бѣдная женщина, обезпокоенная еще и тѣмъ, что ихъ торговля можетъ пострадать отъ такого разоблаченія, поспѣшила сама въ школу, чтобы предупредить опасность.

Увидѣвъ передъ собою обѣихъ женщинъ и Марка, она очень смутилась; убѣгая изъ дому, она ясно представляла себѣ, что должна сказать, и потому стояла въ нерѣшительности, тѣмъ болѣе, что надѣялась говорить съ Маркомъ съ глазу на глазъ.