Томас Бернхард - Старые мастера

интеллигентность. По словам Иррзиглера, он многому научился у Регера. Кое-кто считает Регера сумасшедшим — дескать, только сумасшедший может больше тридцати лет ходить через день кроме понедельника в Художественно-исторический музей, однако сам Иррзиглер не разделяет этого мнения и очень уважает господина Регера за ум и высокую образованность. Да, поддержал я Иррзиглера, господин Регер не только умен и образован, он еще и знаменит, в свое время он изучал в Лейпциге и Вене историю музыки, а позднее стал писать музыкально-критические заметки для Таймс, пишет их и теперь. Только он не обычный музыкальный критик, сказал я, не какой-нибудь щелкопер, а настоящий музыковед в подлинном смысле этого слова, личность совершенно незаурядная. У Регера нет ничего общего с болтунами от музыкальной критики, которые разглагольствуют в ежедневных газетах. Регер — истинный философ, сказал я Иррзиглеру, философ во всей полнозначности этого понятия. Вот уже тридцать лет Регер пишет свои заметки для Таймс, небольшие музыковедческо-философские эссе, которые когда-нибудь непременно будут собраны и изданы книгой. Его походы в Художественно-исторический музей служат предпосылкой его работы, благодаря им он пишет для Таймс именно так, как пишет, сказал я Иррзиглеру; не важно, понял ли он, что я имею в виду, скорее всего, не понял, подумал я тогда, да и сейчас думаю точно так же. В Австрии никто или почти никто не знает, что Регер пишет статьи для Таймс , сказал я Иррзиглеру. Регер как бы философствует для себя, его можно было бы назвать приват-философом, сказал я Иррзиглеру, хотя, пожалуй, глупо говорить ему подобные вещи. В Художественно-историческом музее Регер находит для себя то, чего больше нет нигде, самое важное и нужное для своих размышлений, для своей работы. Пускай кое-кто считает его безумцем, но это вовсе не так, сказал я Иррзиглеру; здесь, в Вене и в Австрии, Регера игнорируют, зато Лондон, Англия и даже Соединенные Штаты знают ему подлинную цену. А кроме того, не забудьте про «идеальную температуру» которая поддерживается в музее на протяжении круглого года, — восемнадцать градусов, напомнил я Иррзиглеру. Тот кивнул. Регер пользуется высочайшим авторитетом среди музыковедческого мира, сказал я вчера Иррзиглеру, лишь на родине у него нет признания, хуже того, здесь, у себя дома, где Регер оставил своих коллег по музыкальной критике далеко позади, его, естественно, недолюбливают все эти провинциальные дилетанты, сказал я Иррзиглеру. Гения, подобного Регеру, здесь попросту ненавидят, сказал я, хотя Иррзиглер вряд ли понял смысл моих слов о том, что гения, подобного Регеру, здесь ненавидят, причем неважно, справедливо ли считать Регера таковым — как музыковед, тем более как человек он несомненно гениален, подумал я. Гений и Австрия, сказал я, несовместимы. В Австрии нужно быть посредственностью, чтобы тебя услышали и восприняли всерьез, нужно быть дилетантом, хитрым провинциалом, надо иметь голову, устроенную так, как это любят в малых странах. Гения или хотя бы выдающегося человека здесь непременно унизят, чем рано или поздно убьют, сказал я Иррзиглеру. Лишь единицы, вроде Регера, которых легко перечесть по пальцам одной руки, способны вынести в нашей ужасной стране все унижения, ненависть, косность и мракобесие, всеобщую австрийскую антидуховность; подобное способен вынести лишь человек вроде Регера — с несгибаемым характером, действительно острым и неподкупным умом. У господина Регера сложились недурные отношения с директрисой Художественно-исторического музея, сказал я Иррзиглеру, они довольно хорошо знакомы, однако Регеру никогда не пришло бы в голову просить ее о чем-либо касающемся музея. Однажды он собрался было посетовать дирекции музея, то есть самой директрисе, на то, что обивка скамей поизносилась, надеясь на скорую переобтяжку скамей, но вдруг обивку сменили без его вмешательства, причем сделано это было с достаточным вкусом. Не думаю, заметил я Иррзиглеру, что дирекция Художественно-исторического музея знает о долголетнем обыкновении господина Регера приходить сюда через день и садиться на одну и ту же скамью в зале Бордоне, нет, не думаю. Иначе это обстоятельство всплыло бы при какой-либо из встреч Регера с директрисой музея, но, насколько мне известно, директриса ничего об этом не знает, сам Регер никогда ей о своем обыкновении не сообщал, да и вы, господин Иррзиглер, выполняя пожелания господина Регера, деликатно помалкивали о том, что более тридцати лет он наведывается в музей через день кроме понедельников. Деликатность вообще ваша отличительная черта, сказал я Иррзиглеру, точнее — подумал, глядя при этом на Регера, который рассматривал Седобородого старика и в свою очередь оставался под наблюдением Иррзиглера. Регер — человек особенный, сказал я вчера Иррзиглеру, а таким людям как раз и требуется деликатное обхождение. Не могу себе представить, чтобы Регер или я ходили в музей два дня подряд, сказал я вчера Иррзиглеру, тем не менее я оказался здесь по настоянию Регера именно сегодня, то есть в неурочный для нас обоих день; непонятно, какая причина побудила его прийти сюда и позвать меня, подумал я, но скоро, видимо, все станет ясно. Иррзиглер также был крайне удивлен, увидев меня сегодня; ведь я лишь вчера сам сказал ему, что не могу себе представить каждодневных визитов сюда, как не могу себе представить, что и Регер придет сюда два дня подряд. А вот теперь мы оба снова оказались в музее, где были всего лишь вчера. Помнится, мне подумалось, что это должно было сильно удивить Иррзиглера. Конечно, можно по ошибке прийти в музей на следующий день, однако, тут же рассудил я, такую оплошность может допустить либо только Регер , либо только я, но не оба же вместе. Регер ясно сказал мне вчера: приходите сюда завтра; я до сих пор отчетливо слышу его слова. Однако Иррзиглер их не слышал и, естественно, не знал, что мы оба, Регер и я, сегодня вновь появимся в музее, а потому весьма удивился. Если бы вчера Регер не попросил меня прийти сюда сегодня, я бы ни за что не пошел и, скорее всего, наведался бы сюда лишь на следующей неделе; в отличие от Регера, который действительно ходит в музей через день, я бываю здесь не так часто, собственно, лишь тогда, когда мне хочется. Если же мне надо увидеть Регера, то для этого вовсе не обязательно идти в музей, достаточно заглянуть в ресторан отеля Амбассадор , куда он всегда отправляется из Художественно-исторического музея. При желании Регера можно встретить в Амбассадоре ежедневно. Там у него есть свое место в углу у окна, рядом с так называемым еврейским столом,Читать дальше