Вальтер Скотт - Пуритане. Легенда о Монтрозе

Мортон понял, что присутствие на аудиенции этих двух генералов — одного из них он знал лично, другого понаслышке — предрешало судьбу его дела. Тем не менее, несмотря на свою молодость и неопытность и неблагосклонный прием, который, судя по всему, встретили его предложения, он смело по данному ему знаку приблизился к Монмуту, решив про себя, что интересы его страны и тех, кто взялся ради них за оружие, не должны страдать от того, что были доверены ему, а не кому-либо более сведущему в этих делах. Монмут принял его с изысканной любезностью, никогда и нигде не покидавшей его. Дэлзэл бросил на него нетерпеливый, суровый и мрачный взгляд; Клеверхауз саркастическою улыбкой и легким кивком головы, видимо, хотел подчеркнуть, что считает его старым знакомым.

— Вы прибыли, сударь, от лица этих несчастных людей, собравшихся ныне вооруженной толпой, — сказал герцог Монмут, — и вас зовут, насколько мне известно, Мортон. Не угодно ли вам сообщить, в чем состоит данное вам поручение.

— Об этом говорится в бумаге, милорд, — ответил Мортон, — именуемой памятною запискою и петицией, которую лорд Эвендел должен был вручить вашей светлости.

— Что он и сделал, — подтвердил герцог. — И, как я понял из слов лорда Эвендела, в этих достойных сожаления обстоятельствах мистер Мортон обнаружил много благоразумия и благородства, за что я приношу ему мою благодарность.

От Мортона не укрылось, что в этот момент Дэлзэл негодующе покачал головой и что-то шепнул на ухо Клеверхаузу, который в ответ усмехнулся и едва заметно повел бровями. Герцог вынул из кармана петицию. Он был мягок по природе и понимал, что ее авторы требовали только того, на что имеют бесспорное право. С другой стороны, он должен был содействовать упрочению власти короля и считаться с более непримиримыми взглядами лиц, приставленных к нему не только для помощи, но и для контроля над ним. Явно колеблясь между этими побуждениями, он произнес:

— В этой бумаге содержатся предложения, мистер Мортон, по существу которых я в настоящее время не имею возможности высказаться. Некоторые из них представляются мне разумными и справедливыми, и хотя на этот счет я не располагаю инструкциями его величества, все же заверяю вас, мистер Мортон, и моя честь в том порукой, что готов выступить перед ним вашим ходатаем и сделать все от меня зависящее, чтобы добиться удовлетворения ваших требований. Но вам нужно понять, что я могу вступить в переговоры только с просителями, а не с мятежниками. Итак, вы можете рассчитывать на мою благожелательность и на мою помощь лишь при условии, что ваши сотоварищи сложат оружие и отправятся по домам.

— Сделать это, милорд, — бесстрашно ответил Мортон, — значило бы признать, что мы и в самом деле мятежники, как нас именуют наши враги. А между тем мы обнажили меч, чтобы возвратить себе наши исконные, незаконно отнятые у нас права. Умеренность и здравомыслие вашей светлости позволили вам понять справедливость предъявленных нами требований, но если бы им не вторила боевая труба, к ним никто не стал бы прислушиваться. Вот почему мы не можем и не смеем сложить оружие, даже если бы ваша светлость обещали нам безнаказанность, пока к этому обещанию не будет добавлена положительная гарантия, что злоупотреблениям и насилиям, на которые мы указываем в нашей петиции, будет положен конец.

— Мистер Мортон, — заметил герцог, — вы молоды, но у вас достаточно опыта, чтобы знать, что порой даже разумные просьбы становятся опасными и неразумными из-за формы, в которой они изложены или предъявлены.

— Мы можем ответить, милорд, что прибегли к этой весьма неприятной форме лишь после того, как тщетно испробовали другие.

— Мистер Мортон, — сказал герцог, — я вынужден сократить нашу беседу. Мы готовы начать атаку, но я отложу ее ровно на час, пока вы не сообщите моего ответа мятежникам. Если им будет угодно разойтись, сложить оружие и прислать ко мне мирную делегацию, я сочту делом чести сделать все от меня зависящее, чтобы удовлетворить их претензии; если нет, пусть берегутся и ожидают последствий. Я полагаю, господа, — добавил он, оборачиваясь к своим помощникам, — что это самое большее, на что я могу пойти в интересах этих заблудших, руководствуясь полученными мною инструкциями.

— Клянусь честью, — неожиданно заявил Дэлзэл, — мое слабое разумение не позволило бы пойти и на это, учитывая мою ответственность пред королем и собственной совестью. Впрочем, вашей светлости, без сомнения, лучше известны намерения его величества короля, нежели нам, вынужденным руководствоваться лишь буквою наших инструкций.

Кровь прилила к лицу Монмута.

— Вы слышите, — сказал он, обращаясь к Мортону, — генерал Дэлзэл порицает меня за предоставление вам отсрочки.

— Отношение генерала Дэлзэла нас нисколько не удивляет, ведь ничего иного мы от него и не ждали; отношение вашей светлости также не обмануло наших надежд. Мне следует только добавить, что даже в случае беспрекословного подчинения, на котором настаивает ваша милость, остается чрезвычайно сомнительным, поможет ли нам ваше ходатайство, если короля окружают такие советники. Я передам нашим вождям ответ вашей светлости на нашу петицию, и, раз мы не можем добиться мира, нам придется вести войну.

— Прощайте, сударь, — сказал герцог. — Итак, я откладываю атаку на один час, только на час. Если вы пришлете ответ в течение этого срока, меня можно будет найти на этом же месте, и я буду искренне рад избегнуть напрасного кровопролития.

В этот момент Дэлзэл и Клеверхауз снова обменялись многозначительною улыбкой. Герцог ее заметил и повторил со спокойным достоинством:

— Да, господа, я сказал, что надеюсь на разумный ответ, который избавил бы нас от напрасного кровопролития. Полагаю, что в моем пожелании не заключается ничего, заслуживающего вашей насмешки или вашего порицания.

На это замечание герцога Дэлзэл ответил суровым взглядом, но промолчал. Клеверхауз, скривив губы в ироническую улыбку, учтиво сказал, что не ему судить, справедливы ли мнения его светлости.

Герцог движением руки отпустил Мортона. Сопровождаемый эскортом, он направился в лагерь нонконформистов, мимо готовой к наступлению армии. Поравнявшись с блестящими кавалеристами, в которых узнал лейб-гвардейцев, он увидел Клеверхауза, успевшего занять свое место перед полком. Заметив Мортона, он подъехал к нему и с подчеркнутой вежливостью сказал:

— Сколько мне помнится, я встречаю мистера Мортона из Милнвуда уже не впервые?

— Если мое присутствие здесь причиняет неудовольствие вам или еще кое-кому, — сказал, усмехнувшись, Мортон, — то уж, во всяком случае, не по вине полковника Грэма.

— Разрешите, по крайней мере, заметить, — проговорил Клеверхауз, — что нынешний образ действий мистера Мортона полностью подтверждает мнение, которое я составил о нем, и что мои действия в нашу прошлую встречу были не чем иным, как выполнением моего долга.