Габриэль Витткоп - Белые раджи

Сидя на веранде, Мавар крупными стежками штопала его одежду, перекусывая нитку зубами.. Чарльз смотрел на девушку, а она с улыбкой поднимала глаза на него. Мавар знакомила его с лесом и дикими зверьми. В древесных дуплах жила дурнопахнущая белоснежная лунная крыса; ветви мангровых деревьев обвивала своими кольцами змея-кошка; там водились радужная и пурпурная змеи, ну и, конечно, смертельный крайт с толстыми черными полосками. Птицы: смеющаяся на верхушках драцен хохлатая сойка; висящий вниз головой зеленый лорикет; дронго с металлическим оперением и умеющий становиться невидимым глазчатый аргус. Чарльз слушал истории о заколдованных деревьях; о передвигавшемся без чужой помощи оружии, которое убивает жертв, пронзая их тени; о неожиданно превращавшихся в волосатых призраков людях, которые, побыв пару месяцев орангутангами, вновь возвращались в племя к обыденной жизни. Мавар учила его песням и объясняла цикличный рост дикого риса, рассказывала, как его срезают кетапом с округлым лезвием, сушат и хранят в бочках из коры. Вопросы Чарльза, как и вопросы Мавар, никогда не оставались без ответа.

Шрам на правой лодыжке? Это случилось, когда она была маленькой: паук отложил под кожу яйца. Пауки так часто делают, и это очень, очень больно - приходится вскрывать и чистить. Книги? Да, она уже видела одну, черную-пречерную, когда приходил миссионер.

— Голландец?.. Англичанин?..

Она в недоумении развела руками, а затем, утерев выступившие от смеха слезы и обнажив все великолепие своих крепких зубов и розовой глотки, с обилием мельчайших подробностей рассказала о миссионере. Волосы у Чарльза на затылке встали дыбом. «Настоящая дикарка, - подумал он, - но такая милая».

— Поделом ему, - с умудренным видом заключила она. - Чтоб не повадно было духов оскорблять ...

В дни, когда должна была прийти Мавар, Чарльз нередко ловил себя на том, что поглядывает на большую позолоченную «луковицу»: девушка любила слушать ее секундную стрелку. Однажды вечером он попросил ее остаться на ночь. Она с улыбкой притянула его к груди. Из-за глинистой речной воды, в которой девушки трижды в день омывали тела сандалом и ванилью, кожа ее была бархатистой. Она была непритязательным диким цветком с изысканным ароматом.

Однажды она пришла, сияя от гордости. Через Луанг проходил китайский коробейник, и она купила себе саронг с необычным рисунком, какого не было ни у одной другой девушки. То была ткань для мучного мешка - довольно тонкое бязевое полотно с отпечатком цвета индиго: THE SUN. Rice Flour Ist Choice. Wong & Tang Mills. Singapore . Проступавшее на нем изображение солнца случайно оказалось как раз на уровне маленькой задницы. Мавар несколько раз повторила, что саронг - необыкновенный, вскользь намекнув на высокую цену и добавив, что ткань не линяет даже при стирке. Поэтому она очень дорожила платьем.

Чарльза до глубины души тронуло простодушие Мавар.

Следственная комиссия должна была заседать с 11 сентября по 20 ноября 1854 года, спустя больше года после того, как ее решил учредить возглавляемый лордом Кларендоном Форин Оффис. Джеймс заявил протест министру, ссылаясь на то, что автономию Саравака не ставил под сомнение ни один его предшественник. Он заблуждался: это сомнение было, наоборот, столь очевидно, что Форин Оффис даже не счел необходимым на нем останавливаться. Признай министерство независимость Саравака, британское правительство не имело бы права проводить расследование.

Судебное разбирательство поручили генеральному прокурору Британской Индии Чарльзу Генри Принсепу и представителю правительства Хамфри Деверё. Принсеп был бездарью и вдобавок психопатом, но пытавшийся обуздать коллегу Девере растрачивал все свое мастерство и весь сарказм впустую. Первое заседание началось еще до прибытия материалов следствия в Сингапур. «Компания Восточного архипелага» не смогла предъявить никаких способных заинтересовать комиссию улик, а сбивчивые объяснения нового губернатора Лабуана выходили за рамки расследования. Наблюдая эту неистовую пляску Льва и Единорога, Джеймс, обезображенный оспой и обрамленный зловещим красным деревом на стенах, неумело пытался доказать непорядочность «Компании Восточного архипелага». Напрасно Сент-Джон и Грант советовали радже сосредоточить свою аргументацию на пиратах и законности стычек с ними: перед комиссией он вел себя надменно и высокомерно. Его раздражало малейшее несогласие, и он даже не потрудился пригласить свидетелей своей деятельности на Борнео. В Сингапуре Джеймс уединился и заперся, приказав своим спутникам не принимать ничьих приглашений. «Из деликатности», - говорил Сент-Джон, но на самом деле Джеймс уже перестал быть сердцеедом, дипломатом и притчей во языцех. Следствие обернулось фарсом. Из-за болезни гипофиза Принсеп страдал нервным тиком и выносил противоположные суждения по одним и тем же вопросам. В конце концов, не осталось ни истцов, ни действительных пунктов обвинения, и Девере сам почувствовал, что разбирательство стало беспредметным. Это напоминало пословицу о горе, родившей мышь. Только гора родила отсутствие состава преступления, и это было оскорбительно.

— Как видите, миссис Макдугалл, я вернулся. Но не следует из этого заключать, что я по-прежнему жив.

Разложив в саду миссии складной стол, Гарриетт Макдугалл в тени плюмерии объясняла двум молодым малайцам, зачем нужно рассылать медикаменты, когда перед ней возник Джеймс.

— О, раджа, я не позволяю себе делать никаких выводов и лишь радуюсь тому, что ваше высочество снова в Кучинге, - скрестив лапки на восьмимесячном животе, сказала Гарриетт.

— Согласно решению комиссии, я умер для всего мира и для Парламента... Нет-нет, не перечьте мне... Я стопроцентный покойник. Два года меня выставляли в гробу на всеобщее обозрение, и вот, наконец, Форин Оффис похоронил меня в своем священном склепе. Зачем ворошить мой прах?.. Вы молчите, мадам?..

Она посмотрела с теплотой, чуть склонив по-мышиному голову:

— Муж в библиотеке, - только и сказала она, сдержанно указав на дом священника.

Джеймс, похоже, опомнился, поклонился и направился к чумно-желтому фасадику.

— Раджа!..

Преподобный отец Макдугалл схватил его за обе руки и затряс их, будто рычаги насоса, затем расчистил кресло и стол, усадил Джеймса и велел принести чай.

— Вы видите перед собой конченного человека, мистер Макдугалл.

Преподобный отец рассвирепел и взъерошил бороду, но, вопреки ожиданиям Джеймса, сдержал себя и не выругался: нет, это всего лишь тяжелый удар, одно из тех испытаний, на смену которым приходит успех. Главное - не вешать нос!

— Комиссия обходится раджу недешево, поэтому я попрошу Темплера сделать в Лондоне все возможное, чтобы канцелярские, путевые, бумажные и почтовые расходы легли на правительство.