Валерия Перуанская - Бабушка

– Мы еще посмотрим! – кричал Сережа. – Как это он – тебя сюда, меня туда! Распорядился! Квартира не его, квартира общая!

– Конечно, общая, – поспешила успокоить его бабушка, хотя сама так не считала: квартиру давали зятю, за заслуги, а они с Сережей тут при чем?

– И никуда я отсюда не поеду! – Сережа вскочил. И опять бабушка не стала возражать: что он, молодой, неопытный, против отца? На его стороне – и сила и право, они с Сережей сейчас для него лишние, он и сделает, как ему, а не им надо.

Сережа, наверно, оттого и кричал, что понимал это.

Он выскочил в прихожую, схватил пальто.

Вот, и яичницу не доел.

Конечно, молодой, оттого такой храбрый. Тоже распоряжается. Повезло ему в хорошее время родиться. Да не справится он с отцом, чего уж там.

«И как же он тут без меня будет?..» Этого вообразить себе бабушка никак не сумела.

«Нельзя мне в Ленинград ехать, ни за что нельзя».

Нельзя-то нельзя, а куда денешься?..

– Вот ведь какой замкнутый круг получается, – сказала она вслух. – Хоть бы и правда женился Сережа. Тогда и мне помирать можно.

Мысль о смерти, которая от всего бы ее освободила, немного облегчила ощущение безнадежности, безысходности. Даже показалось, что как она задумала, все и получилось.

Но в душе понимала: и женится Сережа неизвестно когда, и смерть придет не тогда, когда ее просят. И что надо ей отсюда уезжать и нельзя уезжать.

Вся жизнь вкривь и вкось шла, подумала бабушка, и на старости лет передышки не дает...

Она пошла в Сережину комнату, достала лист бумаги и села писать: «Дорогие Коля, Ларочка и Игорек!.. У нас развиваются всякие события. Шура задумал жениться...» Тут бабушка отложила ручку. Только растревожит их, а чем они помогут?.. Напишут – приезжай, а она не может. Напишут – не уступайте с Сережей Шуре, а как не уступишь?

Она порвала листок, взяла другой. После обращения написала: «У нас все хорошо, мы здоровы. У Сережи в институте начались зачеты...» И опять не знала, что дальше писать. Не шло у нее нынче писание. Рука задрожала, и слезы полились из глаз. Два дня слезинки не уронила, а тут опять – подступило, подступило, никак не остановишь. Второй листок она тоже порвала.

За стеной, у соседей, заиграло радио. Шура небось водку пьет у Тоськи. С новой женой. Та рада, что ухватила такого жениха на старости лет. Тоже, пожалуй, не тридцать ей и не сорок, зачем молодой женщине старик?.. По лестнице, грохоча каблуками, что-то крича, пробежали ребятишки. Словно камни с горы посыпались. Женский голос позвал: «Володя!.. Володя! Домой пора!» Нюркин голос. Через форточку кличет. – Зажилась на этом свете, – сердясь на себя, сказала бабушка, – теперь вот живи.

«И зачем жила, и зачем живу?» Но это были уже пустые, никчемные мысли, бабушка никогда не давала им в себе ходу и, чтоб они не лезли помимо воли, заставила себя встать с табуретки и пойти в ванную. Там две рубашки нестираные, Шурийа и Сережина, завтра суббота, помоются, а сменить будет нечего.

Она налила в таз горячей воды и опустила в нее руки. Распухшие в суставах, с истончившейся от стирок кожей, они привычно заныли. Но эту боль бабушка за боль не считала. «Жила честно, никому зла не сделала. За что же мне такое? – горюя, рассуждала бабушка. – Или не угадала в жизни чего? Сама перепутала понятия и Наденьку запутала? – Она отмахнулась от этой догадки. – Потеряла подпорку – сразу и рухнуло все, вот и ответ».

Так она подумала и иначе подумать не могла, потому что, родись она еще раз, опять жила бы по велению своей доброй и простой души.

Она выполоскала в ледяной воде рубашку, отжала ее и полезла на табуретку повесить.

У входной двери послышались громкие голоса. Никак Шура с Сережей на пороге столкнулись? Кричат чего-то. Бабушка не сразу разобрала, кто что выкрикивает.

– ...Судом вас отсюда выброшу! Тебя и старуху твою!.. Господи Боже мой, как бы Сереженьку не побил!..

– Сосунок, молокосос! Кто ты такой против меня?! «Озверел, безобразничает, перед людьми стыд потерял!.. До чего дожили».

Она слезла с табуретки, вышла в прихожую.

Увидела багровое лицо зятя, наседающего на Сережу. Словила мимолетно брошенный на нее ненавидящий взгляд налитых кровью глаз. Загородила собой внука.

– Меня бей, если совсем стыд потерял, – сказала она, готовая ко всему – пусть даже убьет, ребенка бы не трогал.

Но он отступил. Ссутулившись, тяжело протопал в комнату. Сережа стоял, прижавшись спиной к входной двери. Слезы, не вытекая, застыли в глазах, немигающе и невидяще направленных куда-то вдаль. У бабушки снова, как давеча, защемило и задрожало в груди, она с трудом дошаркала до табуретки на кухне и обессиленно опустилась на нее.

В комнате что-то зло выкрикивал зять.

«Дурак, как есть дурак», – обругала его про себя бабушка самым своим ругательным словом, в которое вмещалось все плохое, что она могла только о человеке подумать и сказать. Как же так, бок о бок с ним сколько лет прожила – не увидела, кто таков?

Теперь, если назад взглянуть, кое-что можно понять, так ведь легко задним умом жить.

«Всегда был бесхребетный человек. После войны его еще вроде как по накатанному несло – Наденьку искать, семью строить, а споткнулся разок-другой, не получилось все, как хотел, он и скис. При Наденьке против Тоськи устоял, против ее настырности, а теперь как с цепи сорвался! – в сердцах заключила бабушка. – Захотелось свое взять. Некого ему, значит, теперь стыдиться, а если внутри все же точит, так он вином заливает, криком заглушает. Своя рубашка ближе к телу, вот и весь сказ. Что ему старый да малый?..

...Нет сил дальше жить, – думала бабушка, – это что ж такое он с нами делает?.. А без меня Сережу одного он тут совсем затюкает. Ишь, с кулаками лезет. Чужая женщина ему сразу дороже; чем своя кровинка, сын... Я-то что? С ребенком что будет?..» Мысли опять затолкались, но, как в четырех стенах без окон, без дверей, не находили себе выхода.

Она не слышала, как в кухню вошел и сел рядом с ней Сережа. Не сразу поняла, что это он ей говорит:

– Не надо, ба.

– Как жить-то будем, Сереженька? – Она открыла глаза, Сережа виделся сквозь мглу. – Вот не стало мамы, и все кувырком. И кто ж знал, что он так повернет?..

– И на него можно управу найти, – сказал Сережа не очень уверенно.

– То-то и оно. Можно-то можно, а где?

Что они могут против него? Хоть и взрослый по годам Сережа, а что умеет? Не сталкивался еще с жизнью.

– Мне Мишина бабушка знаешь что сказала?.. Не имеет он права нас гнать, он площадь на всех получал.

– Больно умная у Миши бабушка.

– Не нам с тобой чета. Она юрист, в юридической консультации раньше работала. Говорит, пусть разменивает квартиру, а нам обязан площадь предоставить.

Слово-то какое – обязан. Бабушке даже странно его слышать. Кто ей что обязан был?.. Вон – второй день на хлеб денег не дает, так ведь не скажешь ему, что, мол, обязан...