Кнут Гамсун - Редактор Линге

Въ общемъ Линге продолжалъ попрежнему выводить на свѣтъ интересныя и новыя вещи. «Утренняя почта» не могла съ нимъ тягаться, — во всей странѣ не было ни одного пожара, ни одного убійства, ни одного кораблекрушенія, о которомъ «Новости» не приводили бы длинной телеграммы.

У Линге явилась счастливая мысль обратиться за статьями къ своимъ знакомымъ среди художниковъ и къ лицамъ другихъ профессій. Эти люди, совсѣмъ почти неумѣвшіе писать, съ трудомъ, чутъ ли не по слогамъ читающіе, исполнили свое дѣло прекрасно и заполняли столбецъ за столбцомъ своимъ свѣжимъ, геніальнымъ жаргономъ художниковъ, и этотъ сюрпризъ доставилъ читаталямъ удовольствіе. Къ Рождеству, когда спортъ кончался, и становилось все меньше матеріала, счастливая судьба поправила дѣло. Линге отыскалъ духовное лицо, извѣстнаго консерватора, принявшагося за изученіе соціальныхъ вопросовъ; у него хватило мужества и смѣлости обсуждать этотъ серьезный вопросъ со своими ближними. Это было очень кстати для Линге; этотъ человѣкъ, консерваторъ и священникъ, начавшій заниматься рабочимъ вопросомъ, и далъ ему цѣлый рядъ статей. Счастье просто преслѣдовало Линге. Какую бы цѣну ни имѣли статьи пастора, какъ ни мало было мысли въ этихъ работахъ, это не имѣло змаченія. Самое главное то, что онъ опять предоставилъ столбцы своей газеты одному изъ извѣстныхъ консерваторовъ; онъ хотѣлъ показать всему міру, какъ мало значенія для него имѣетъ личность. «Новостямъ» пришлось немного расшириться: разнообразный матеріалъ и выписки изъ американскихъ газетъ совсѣмъ заполонили ихъ. Наконецъ, всякій находилъ въ газетѣ убѣжище со своими частными маленькими дѣлами; дѣловые люди тихо и скромно рекламировали себя, и ихъ имена печатались по различнымъ поводамъ. Одинъ бѣдный часовщикъ, прокармливавшій до тридцати бѣдныхъ дѣтей въ своей паровой кухнѣ, самъ же принесъ статью объ этомъ въ «Новости», и ей было отведено очень видное мѣсто. Одинъ профессоръ получилъ сочувственную замѣтку отъ редакціи по поводу смерти его шестилѣтняго сына. Линге былъ вездѣсущъ, и разсыльные его бѣгали съ утра до вечера.

Редакторъ Линге не хотѣлъ сознаться самъ передъ собою, что дѣлалъ всѣ эти фокусы съ газетой, чтобы скрыть ея слабости. Нельзя было не видѣть, что ему все больше и больше не хватало прежняго подъема. Его талантъ былъ ограниченъ. Это былъ ловкій парень съ крѣпкой головой, — онъ могъ быстро и сильно возмущаться и, благодаря этому, могъ всегда легко составить эпиграмму, — но дальше онъ не пошелъ; что переходило за одинъ столбецъ, то должны были дѣлать за него другіе. Въ продолженіе многихъ лѣтъ онъ какъ-то умѣлъ обходиться своими семью строчками, фономъ для которыхъ служила иронія и желчность. Но теперь его силы начинали измѣнять ему, и его работа все больше и больше перемѣщалась во внѣшнее бюро. Ему не могло ггритти въ голову признать себя побѣжденнымъ; уваженіе къ нему глубоко коренилось въ общественномъ мнѣніи, онъ все еще довольно ловко игралъ своими номерами. Но нужны были постоянно новыя открытія, постоянно новые сюрпризы; разоблаченія о проповѣдникахъ въ Вестландѣ и выгнанныхъ агентахъ изъ Осло никогда не бывали лишними. Когда онъ почувствовалъ, что выдыхаются его политическія способности, доставившія ему не одну блестящую побѣду, онъ вдругъ перемѣнилъ свою политику, сдѣлался очень дѣловымъ, началъ обсуждать тонъ прессы, жаловаться на него. Какъ это грубо и недостойно — спорить такимъ образомъ! «Новости» не будутъ пускаться въ такія разсужденія, онѣ черезчуръ высоко цѣнятъ себя, у нихъ есть другія задачи, на которыя имъ нужно тратить силы. Въ прессѣ нельзя переходить тѣхъ границъ, которыя образованные люди ставятъ себѣ въ частныхъ бесѣдахъ. «Новости» не будутъ больше отвѣчать на нападки, а тогда всѣ образованные люди увидятъ… Но люди, давно знавшіе Александра Линге, не могли никакъ понять, откуда у него вдругъ явились такія мысли о порядочности.

Теперь, прежде всего, надо было воспользоваться именемъ Илэна; ни одна газета не могла указать болѣе звучнаго имени, — генералы, епископы и государственные люди выходили изъ этого рода. Молодой человѣкъ хорошо и удачно справлялся съ отвлеченными темами о ягодахъ и обработкѣ дрожжей, что мѣшало Линге указать ему на занятія болѣе современными вопросами. Вѣдь есть много вещей, которыя должны входить въ составъ знаній Candidatus realium. И вотъ, какъ-то разъ, когда Илэнъ принесъ ему нѣсколько столбцовъ о норвежскомъ винѣ, онъ задержалъ его и предложилъ ему постоянное мѣсто въ газетѣ, содержаніе такое-то и такое-то.

Илэнъ запнулся и смотритъ очень удивленно.

Предложеніе повторено.

Илэнъ задумывается.

Линге замѣчаетъ, что на это нужно смотрѣть, какъ на временное занятіе; нѣтъ сомнѣнія, что Илэна очень скоро ждетъ стипендія, такъ что не можетъ быть и рѣчи о постоянномъ писательствѣ,- это только временная дѣятельность.

Илэнъ находитъ предложеніе это очень хорошимъ, а окладъ превосходнымъ; онъ соглашается, и съ условіями покончено.

Илэну пришлось выдержать борьбу съ Лео Хойбро, который вмѣшивался въ дѣла другихъ и отговаривалъ его отъ этого поступка. — Развѣ было на свѣтѣ что-нибудь такое, въ чемъ Хойбро не видѣлъ бы несчастья?

— Вы будете раскаиваться въ этомъ, — сказалъ Хойбро, — вѣдь это не что иное, какъ спекуляція.

И со слезами на глазахъ онъ пожалъ руку Илэна и просилъ его обдумать это дѣло. Илэнъ на это возразилъ:

— Благодарю васъ за ваше вниманіе ко мнѣ. Но согласитесь, что это очень хорошее предложеніе и очень высокій окладъ.

Теперь не бѣда, если Хойбро разобидится и даже откажется отъ комнаты, теперь Илены не зависѣли такъ отъ другихъ. Въ концѣ концовъ, Андрей Бондезенъ могъ снять угловую комнату, когда она освободится.

Но оказалось, что Хойбро совсѣмъ и не думалъ о переѣздѣ съ квартиры; онъ не напоминалъ ни однимъ словомъ о поступленіи Илэна въ «Новости». Очевидно, онъ на этотъ счетъ перемѣнилъ свое мнѣніе. Онъ сталъ еще болѣе замкнутымъ, и все рѣже и рѣже сталъ заходить къ нимъ на квартиру; сестры были почти весь день однѣ. Хойбро послѣднее время сдѣлался менѣе внимательнымъ; онъ шутилъ надъ расположеніемъ, которое къ нему вначалѣ всѣ питали. Какъ-то разъ вечеромъ онъ самымъ серьезнымъ образомъ разсердилъ Софи. И это случилось изъ-за самаго ничтожнаго пустяка. Какъ-то, совсѣмъ незамѣтно, они перешли на разговоръ о бракѣ. Хойбро не могъ понять, какъ эта сухая передовая женщина со стрижеными волосами могла пускаться въ такіе разговоры, какъ бракъ; ему она казалась существомъ мужескаго пола въ женскомъ платьѣ, чѣмъ-то среднимъ: если проколоть ее, то, вѣроятно, вмѣсто крови посыплются камешки. Онъ былъ въ очень плохомъ настроеніи и отвѣчалъ очень рѣзко. Шарлотта сидѣла на своемъ мѣстѣ, слушала ихъ, но ничего не говорила. Иногда она отворачивалась, какъ будто ей непріятенъ былъ этотъ разговоръ. А Хойбро думалъ, что именно она должна была принимать участіе въ этомъ разговорѣ, и все, что онъ говорилъ, онъ говорилъ именно для нея, хотя очень былъ недоволенъ своими мыслями.